Дни шли. Физическая подготовка давалась младшему лейтенанту все же достаточно легко, гораздо больше времени уходило на подготовку психологическую. А без нее работать на чужой территории просто невозможно. Это Согрина беспокоило…
* * *
Звонок в дверь прервал воспоминания Игоря.
Он взглянул на часы – половина двенадцатого. Поздновато кто-то в гости пожаловал. Посмотрел в дверной «глазок» и открыл.
Сухощавый, старенький, бедновато и небрежно одетый, не слишком тщательно выбритый человек. Ничего не говорящие глаза. Так, пенсионер с какого-то завода, скучающий по своему станку… Никто и никогда не подумает, что он является в регионе куратором многих отставных офицеров разведки. То есть следит за их жизнью, иногда помогает материально, а чаще морально, иногда предостерегает, как пальцем грозят шаловливому мальчугану, от болтовни, порой, как поговаривают, может решить судьбу того, кто начал и вправду слишком много болтать, пользуясь переменами в обществе. Договор здесь существует строгий и достаточно жесткий: начнешь говорить ты, начнем говорить и мы. Был слух – несколько человек были выданы правительством по запросу международного суда в Гааге. Кто-то организовывал утечку информации по событиям сколько-то летней давности в отдаленных странах. Поэтому кураторов хоть и вынужденно, но уважают.
– Удивил ты меня звонком, удивил… – не поздоровавшись, сказал куратор.
– Добрый вечер, Михаил Петрович.
– Здравствуй, Игорь. Рассказывай.
Он разулся, чуть не кряхтя, по-утиному переваливаясь, прошел в комнату, поставил рядом с креслом старый, потрескавшийся во многих местах портфель, не спрашивая разрешения, налил себе полрюмки коньяка и смачно проглотил его, как водку. Зачмокал старческими губами. Игорю показалось, что он сейчас еще и соленый огурец потребует – закусить.
– Ну, так?…
Игорь сел на диван, предоставив более удобное место в кресле Михаилу Петровичу.
– А что тут рассказывать. В девятнадцать тридцать пять мне позвонила Татьяна Павловна, мать Кордебалета. Сообщила, что Шурик умер. Два месяца лежал в психбольнице. Там и умер. Хоронят послезавтра. Просила приехать на похороны, помочь с хлопотами.
– Это точно она звонила?
Согрин пожал плечами, но на своем продолжал стоять.
– Я голос узнал. Она. В этом сомнений нет. Я же год назад у них почти месяц жил. У меня в их городе еще и сестра двоюродная, так та даже обиделась, что не у нее…
Куратор в раздумье постучал пальцами по деревянному подлокотнику кресла.
– А что было с Шуриком? Почему в больнице лежал?
– Я не спросил. Так неожиданно это, что растерялся. И оставил вопросы на очный разговор. Да она и… Короче, понять можно, расплакалась и трубку положила…
Теперь куратор долго, чуть не испытующе посмотрел на отставного подполковника.
– Разговор без странностей?
«Что он, подслушивал, что ли?» – подумал Игорь недовольно. Сам бы он умолчал о маленькой детальке, на которую внимание все же обратил, но военная привычка сыграла свою роль и пришлось доложить.
– В один только момент странность некоторая прозвучала. Она сказала, что они с Шуриком совсем одни остались. Остались! Я отнес это к тому, что мать еще не привыкла к смерти сына и относится к нему, как к живому, пока не похоронили его.
Куратор покивал головой.
– Хорошо. Значит, завтра едешь? В десять часов. На поезде?
– Нет, на машине хочу. Но я срок назначил, чтобы вам дать время. А раз вы уже пришли, то я пораньше выеду. Быстрее доберусь. Вот, как вас провожу, сразу спать завалюсь. Чтоб в дороге не клонило. Дорога-то сейчас скользкая. Сами знаете.
Михаил Петрович несколько раз кашлянул сухо и отрывисто, с каким-то призвуком рвущейся плотной бумаги. И после кашля постучал себя по груди тщедушным кулаком.
– Подожди, не торопись меня выпроваживать. Тут не все так просто. Там, куда ты едешь, у нас уже восемь месяцев нет куратора. И я сразу, как только получил твое сообщение, отправил запрос. Чтобы выяснить дело до конца, потому что до меня кое-что об этом доходило… Есть здесь маленькие странности…
– И…
Игорь уже понял, что имеются какие-то осложнения. Вернее, он почувствовал это сразу, как увидел куратора в дверной «глазок». Слишком быстро тот пожаловал. Будь все гладко, навестил бы его часов в девять утра, дал бы пару советов, не вникая в детали, и пожелал бы счастливого пути.
– А вот тебе и «и»… Татьяна Павловна умерла в психбольнице еще три месяца назад. – Он достал из портфеля и выложил на стол аккуратно сложенный «джентльменский» бронежилет, одеваемый под рубашку, пачку долларовых купюр в банковской упаковке и бесшумный пистолет «ПСС». – А месяц назад сам Кордебалет застрелился… Не знаю, что там тебя ждет, но что-то ждет – это точно.
Глава 2
Откуда-то поволокло голимым сквозняком, словно Игорь, выпуская куратора, за которым пришла машина, оставил дверь распахнутой. Но он отлично помнил, как дверь закрыл на оба замка и даже задвинул внутреннюю защелку. Следовательно, открыть ее снаружи никто бы не смог. Сам сквозняк был какой-то неприятный, сыроватый, с запахом кладбищенской плесени или еще чего-то похожего.
«Покойники… Ветер с кладбища… Воображение разыгралось…» – успокоил он себя.
Подполковник спецназа ГРУ с боевой биографией, такой, как у него, мог себе позволить поиграть воображением и не бояться, что от этого может помутиться рассудок. Нервы проверены не в одном деле… Но вот Шурик Кордебалет… Шурик, тоже проверенный и испытанный, тоже много перенесший… У этого-то рассудок наверняка помутился, если он застрелился. Хотя, мало ли что заставило его так поступить. Жизнь теперешняя сюрпризов готовит немало. А нервы у парня, если честно сказать, были и тогда, в самом начале, не слишком могучие. Нервы даются человеку природой. Конечно, до определенной степени их можно и тренировать. Но сколько физически крепких парней не могли продолжать службу в спецназе ГРУ, хотя сами туда рвались, только из-за своей нервной системы. Нервы, нервы, нервы…
* * *
По приказу Согрина, отданному шепотом, прикрепленный к отдельной мобильной группе прапорщик провел особую подготовку к следующему дню занятий…
Пятидесятикилометровый марш-бросок с полной выкладкой, с дополнительным обязательным грузом, в который на этот раз не включили сухой паек, был пройден как обычно. В этом отношении на группу можно было положиться. Ушли с базы в три ночи. Заканчивали утром. Вот и конечная точка близко.
– Там вон, под деревом, на том конце поля – привал. До места привала пластаемся… – подал обнадеживающую команду старший лейтенант, сам первым упал и пополз прямо через пашню, не слишком чистую после вчерашнего дождя. Еще два старших лейтенанта, пять лейтенантов и один младший лейтенант со вздохом устремились за ним. Почти километр по-пластунски, по уши в грязи, буксуя, как грузовики. Они вздохнули облегченно, когда все же добрались до конечного пункта. Под деревом, о котором говорил Согрин, был привязан на длинной веревке крупный и белоснежной масти щенок местной пастушьей овчарки. Красавец! Порода не имеет названия – буряты зовут ее просто собакой. Внешне похожа на кавказку, только не такая злобная и имеет несколько загнутый, почти как у лайки, хвост. Щенок радостно залаял, завидев людей, прижал купированные уши, замахал хвостом, как вертолет винтом. Прапорщик очень хорошо выполнил команду и подыскал в самом деле щенка, который просто не может не вызвать человеческую симпатию. Все, грязные, уставшие, с улыбками собрались вокруг него. И каждый старался почесать добродушную псину за ухом. Проявление радости, добрые чувства – это все тоже помогает снять усталость.
