На хребте было уже светло, когда они, передохнув и перекусив, стали спускаться к кишлаку. Спускались по северному склону – темному и самому крутому, и потому смогли подойти незамеченными. Да и кто будет смотреть туда, где прохода нет, – это все равно что стоять спиной к стене и на стену оглядываться. Не смотрели посты «духов» в эту сторону, и напрасно.
И если в Афгане приходилось больше пользоваться автоматом и гранатометом, чем действовать беззвучно, то в этот рейд они вспомнили, как воевали раньше, когда малым числом при максимальной скрытности могли ходить «на ножи». Только на этот раз была в группе еще и пара арбалетов, и уже совсем современные ножи разведчика со стреляющим лезвием, и самодельные «стрелки», подобие тех, которыми играют в дартс, страшные при умелых руках и метком глазе.
В кишлак они вошли сверху, начали с крайних домов. Это было действительно страшно, особенно для солдат, которые не сталкивались еще с такой тактикой. И в полной тишине прошли до передовых позиций моджахедов. Там бой все же завязался, но короткий, как и все предыдущие схватки.
Толик Сохно, вернее, то, что осталось от него – изорванного, изглоданного пытками, был распят на склоне и привязан к глубоко вбитым в каменистую почву кольям. Так, чтобы его хорошо было видно издали. Освободив капитана, Согрин вызвал вертолет, который смог подлететь сюда уже совсем спокойно, не боясь обстрела, и снять всю группу. На базу вернулись без потерь.
В других условиях их должны были бы наградить. В этих, когда Игорь дважды не выполнил жесткий приказ, считалось, что Согрин легко отделался, оставшись временно, до ротации, в должности.
* * *
…Сохно отвалялся в госпитале и вернулся в группу гораздо раньше времени, удивив и врачей, повидавших на своем «военном веку» многое, и других офицеров группы. Не удивлялись только ветераны. Тогда, во времена афганской войны, уже не успевали готовить спецназовцев так, как готовили раньше, и никто из новых офицеров, не говоря уже о солдатах, не прошел обучение по методу саморегуляции в состоянии «ключа» – потому и удивлялись. Пользоваться «ключом» умели только те, кто начинал воевать еще в семидесятые. Сохно удачно использовал свое умение – он мобилизовал все внутренние ресурсы организма на выздоровление. И раны затягивались на удивление быстро. Не затягивалась только одна, и никакие «ключи» подобрать к этой ране не получалось – глубокая психическая травма, возможно даже, нервно-депрессивный синдром, о чем и было записано в истории болезни. А это уже означало инвалидность. Но поскольку вот-вот ждали ротацию, отправлять его одного не стали, посчитали, что в кругу товарищей реабилитация может пройти быстрее. К тому же сам Сохно категорично отверг предложение о продолжении лечения дома.
В тот вечер, когда Сохно вернулся в часть, они собрались в комнате командира вшестером – двоих из первоначального состава группы отправили из Афгана домой в цинковых гробах, а Краснова четыре года назад все вместе хоронили в камнях пустыни Намиб. Пили почти молча неразбавленный спирт. Сохно не пьянел. Он и раньше почти не пьянел, только язык, бывало, отказывался капитану служить. А в этот раз спирт не действовал даже на язык, хотя, казалось бы, после мучений и лечений организм должен был стать вялым, как осенний листок.
– Не та какая-то нынче война… – сказал Толик. – Совсем она мне не по душе.
И вздрогнул от звука стукнувшихся стаканов. И глаза были у него иные, не как раньше. Казалось, слеза вот-вот покатится.
– Здесь воюют солдаты, – сказал Кордебалет. – А нам здесь делать нечего.
– Какие солдаты… – Сохно чуть не зарычал. – На мясо солдатиков посылают, на убой… Их бы натаскать, как волкодавов, а потом посылать. А то они стрелять учатся уже в бою. Со мной три взвода было, когда я попал.
– Один вернулся, – подытожил Игорь.
– Я не командир, раз положил их там. И вообще, я просто спецназовец, я ползать умею так, как змея не проползет. Запустите нас шестерых по тылам, от нас больше пользы будет, чем от целой роты. Как там, во Вьетнаме… Помните, мы вдевятером полуроту «зеленых беретов» за ночь положили.
– Тогда, кажется, день был… – поправил Слава Макаров, – просто туман стоял.
– Какая хрен разница! День или ночь, но я за себя отвечать умею. За других мне трудно…
* * *
Они вышли из болота, когда рассосался туман. Через два дня, как и обещал Нгуен. Теперь шли еще быстрее, не опасаясь преследования и потому не в такой степени соблюдая маскировку – в ближайшем тылу способных на преследование не осталось.
Но через день опять ожило небо, то тут, то там слышался гул двигателей – челноками засуетились вертолеты. Погода позволила им найти свои три взвода. Вернее, то, что осталось от них. И теперь они явно искали виновников этих событий. Игорь понял, что пошел на поводу у петушиного настроения Тана и совершил ошибку. Через посты надо было проходить втихомолку, не оставляя следов.
Логика мышления командования «зеленых беретов» была проста. Ну, вырезали взвод вьетнамских жандармов. Не слишком американцам и жалко их. Этих вырезать могли и вьетнамские «crаwler» – вдесятером, те самые, которых сбросили с парашютов. Не такие жандармы и вояки. Но справиться таким же образом с тремя взводами морской пехоты… Правда, пехота была разбросана по постам. Но свободные смены были в достаточном количестве, чтобы оказать сопротивление. Нет, здесь дело уже пахнет не десятком «ползунов». Наверняка где-то еще высадились другие отряды, и они объединились с первым. И теперь в тылах действует сильное и мобильное соединение. И чем быстрее его удастся найти и уничтожить, тем лучше.
Смущало то, что отряд этот не идет в обычную зону действия партизан, в проверенные места, а углубляется в малонаселенные районы, ближе к границе с Лаосом. Но, возможно, просто они сейчас хотят отсидеться, подготовиться основательнее и принять дополнительные силы, чтобы потом действовать наглее. И этого допускать было нельзя.
Нгуен свою миссию выполнил, и держать его при группе не имело смысла. Болото кончилось, дальнейший путь проходил через джунгли. С проводником попрощались, расплатившись с ним патронами к автомату и пистолетами американских офицеров. Перед этим Согрин показал ему свою карту и спросил про каменную тропу, которой они шли накануне. Нгуен сначала удивился, потом засмеялся и сказал через переводчика, что если бы такая тропа была в действительности, то партизаны наверняка знали бы про нее. Это не тропа, уверил он, это что-то другое, что из космоса приняли за тропу. Разубеждать его смысла не было.
Пошли вперед, частенько прячась в заросли при приближении вертолетов. Вертолеты кружили и кружили. И было их, похоже, очень много. Самолеты пока не показывались. Пока здесь «зеленые береты», можно было не опасаться применения отравляющих веществ.
В такой сложной обстановке Игорь подозвал Тана на первом же привале и долго и тщательно вместе с ним просматривал карту, соображая, в каких местах он сам, на месте американцев, установил бы точки засады. Таких точек он нашел две. Но, сверившись с картой, оставшейся от жандармского офицера, одну точку отбросил – старая тропа опять была только на карте космической съемки. Конечно, нет гарантии, что американцы, в свою очередь, такой точной карты не имеют – они давно в космосе освоились не хуже русских, и раз уж ведут во Вьетнаме войну, то позаботились, естественно, и о самых подробных картах. Вопрос только в том, кому такие карты выдаются? Есть они в войсках или только у спецслужб? Но сейчас спецслужбы должны быть задействованы тоже.
