Глава 6
– Дальше было хуже… Если не сказать, что было совсем хреново… – Сохно поднялся и опять потянулся к бутылке.
– Старик, может, тебе хватит? – Игорь посмотрел на него серьезно.
– Хреновее некуда, командир…
– Хватит. Нам еще работать предстоит.
– Тогда – ага… Коли работать… Как скажешь, так и завертится… Может, тогда выдашь несколько фактов, введешь меня в курс дела? Что нам делать-то вообще предстоит?
– Ты всегда был в курсе дела, когда предстояло что-то делать?
– Понял. Соблюдаю субординацию. Моя задача?… Опять кому-то следует горло перерезать и в подтверждение принести отрезанное ухо… Как в Чечне? А?…
– В Чечне так было?
– В Чечне всяко было… Это когда у них в моду вошло нашим убитым уши отрезать… Нам рекомендовали тем же ответить… Чтобы неповадно стало… Мы очень хорошо ответили… Они до той поры звереют, пока мы не озвереем. А когда такое случится, то бегут на нас в международные организации жаловаться. А жаловаться-то поздно. Это несчастный Летучий генералишко прилетел… Уверенный, что Россия войну проиграла и ее надо спасать. Только ему, с высоты лебединого полета, хреново видно было. Русский человек такой в любой войне… Вспомни историю. И Наполеона вспомни… И Гитлера… Сначала русского хорошенько побьют, а он все отмахивается, ерунда, мол… А потом уже, когда серьезно дело поворачивается, он звереет и бить начинает, про природную свою доброту забывает.
– Ну и что тебе птичий генеральчик?
– А утками ему на птичьем дворе командовать, на большее он не способен. Или купили его, или он вообще не русский и русского характера не знает. Ах, кричит, понимает он чеченцев, на чью землю мы пришли. А я знаю людей в Москве, у которых чеченцы квартиру отобрали. Старик со старухой. Обещали купить им хороший домик в деревне, три дня возили по разным ближним деревням, выбирали. А потом поселили в свинарнике чужого дома, на недельку, пока документы оформят. И забыли про них. И это только один случай. Скольких просто убили. И где чья земля? Почему они на моей земле себя чувствуют собственниками, а я на ихней не могу? Это птичьему генералу не понять… Ему нефть какого-нибудь деляги куда как дороже России. Так и сидел бы в своем болоте, носа сломанного не высовывал, а то я ему этот нос при очной ставке доломаю. Очень, надо сказать, руки на него чешутся.
– На него у многих офицеров чешутся… Но в политику мы с тобой пока не полезем, – попытался остудить Согрин отставного капитана. – Там, как всегда, слишком скверно пахнет…
– А куда мы без нее денемся? Она кругом… Пахнет… Нет… Цветы пахнут… А она мне каждый день в нос воняет, как помойка… Она мне спать не дает этой вонью…
Согрин вздохнул:
– Твоя задача рассказать мне до конца все, что ты знаешь про Кордебалета.
– Вот я и рассказываю… Шум поднялся после наших операций. Ладно хоть, командиры не все и не совсем еще купились. Не сдали… Быстро провели переформирование, сунули нам еще шестнадцать человек, которых Гаагский суд разыскивает… И понеслась душа в рай. Даже по документам все под кличками. А сами документы какого-то несуществующего казачьего войска. Добровольцы-охотники мы стали.
Парни подобрались – оторви да выбрось. И выбросить было бы не жалко. Только нам не нужны были такие, что рубаху на себе рвут – и вперед. Да больно ребята настрадавшиеся. Страной своей обгаженные, после Афгана и после другого всякого. Сами их делали, а потом не нужны они стали. Куда же их?… А у парней, как у меня, абстинентный синдром. Знаешь, что это такое?
– Похмелье.
– Почти. У алкаша – похмелье, у наркомана – ломка. У солдата – неумение жить без войны. И пока его опять в войну не бросишь, он не в своей тарелке живет. Страдает и мучается. Вот таких, как мы сами, нам и дали. Два месяца мы вместе с Кордебалетом в Ставропольском крае охотников натаскивали. Как ты когда-то нас в Забайкалье. Перед Вьетнамом, помнишь… И потом – в рейд по тылам… За ушами… Страх наводить… Чеченцы такого еще не видели, когда их «на ножи» берут… За две недели около сотни человек положили…
И опять в какие-то комиссии международные жалобы пошли. Это когда на чеченцев жалобы, к ним всерьез не относятся. Россия такая большая, русским пусть уши режут. А если русские, то… Шум опять был. И отказались от нас. А тут какой-то дурак по телевизору нашего парня показал. В новостях. И быстро нас разогнали. Тогда вот мы с Кордебалетом и расстались.
– Больше не виделись?
– Нет.
– И ничего про него не знаешь? Чем он занимался в последнее время?
– Нет.
– А ты?
– А я в спасатели пошел…
– Не понял. В МЧС, что ли?
– Типа того. Только местного масштаба.
– Ну-ну… Расскажи.
– В Курской я осел. Райцентр в Ставрополье. Казаки мне подвальчик выделили. Котельную, как бомжу последнему. А как украдут кого, я с парой человек и отправляюсь туда, уже за границу. Подобрал ребят, которые стреляют сносно. На остальное они, сколько ни учил, не годятся. Психика слаба. Тоже готовы рубаху на себе рвать, а вот пропахать ползком пять километров без звука – не тянут.
У меня в Чечне был разговор короткий. Ночью бью собак из «винтореза» – в голову, чтобы звука не издали. Один раз за ночь тридцать шесть собак подстрелил. Их больше жалко, чем людей, они предавать не умеют, а это всегда уважение вызывает. А потом уже спокойно захожу в село. Всех мне не надо. Я выбираю только старейшину. Как-то раз, помню, даже главу тейпа подхватил нечаянно. Его на пятерых пленных обменял. А так, обычно, действую конкретно: человек за человека.
– Зарабатывал? – поинтересовался Согрин.
– Зарплата сторожа колхозного стада. Все в натуральном исчислении. Кормили обильно, а еще больше боялись. Я их сильно напугал раз… Вместе с новоявленными иностранцами.
Что напугать Сохно может кого угодно – этому подполковник легко поверил.
– Каким образом?
– После первого же моего рейда приехали чеченцы. «Уазик», битком набитый. Никого менять они не будут. И ставят срок – через час отдать им ихнего старейшину. Я спокойно встал за углом. Местные менты сразу куда-то на дело укатили, как и полагается. Чеченцы посреди площади машины поставили, сами в кружок встали, автоматы на изготовку.
Сначала, когда местные к ним близко были, я ждал, а когда разошлись от греха подальше, уже спокойно их приговорил. У меня в подвальчике «РГ-6» завалялся. Знаешь такую машину?
– Не встречал пока.
– Гранатомет. На испытании еще в нашей армии и уже на вооружении в чеченской. На шесть метров вокруг траву скашивает. На ихнюю толпу пары гранат с достатком хватило. Там в каждой гранате по двести осколков. Их в клочья порвало. Только, когда я подошел, четверо еще живы были. Не оставлять же их мучиться. Я и пристрелил. Потом и машины, и чеченцев просто сбросил в реку. Пусть освежатся.
