Еще одним следствием харизматического стиля руководства стало то, что ближайшие подчиненные Гитлера начали подражать его манере игнорировать практические проблемы, препятствующие достижению цели. Гиммлер продемонстрировал это качество бесчисленное количество раз, но особенно ярким примером стал его первый визит в концлагерь Аушвиц весной 1941 года. На том этапе своего развития Аушвиц был призван наводить ужас на польское население Верхней Силезии. Когда лагерь открылся в июне 1940-го, его первыми узниками стали польские политзаключенные. Многие из них умерли в результате жестокого обращения, однако лагерь в тот период еще не был местом систематического истребления. Гиммлер решил посетить Аушвиц в связи с тем, что химический гигант IG Farben заинтересовался в открытии нового промышленного предприятия неподалеку от лагеря. Гиммлер рассчитывал, что часть заключенных Аушвица можно будет использовать как рабочих на комплексе по производству синтетического каучука «Буна».
Первого марта 1941-го Гиммлер встретился с комендантом Аушвица Рудольфом Хессом, а также другими местными нацистскими бонзами, включая гауляйтера Верхней Силезии Фрица Брахта. Гиммлер заявил, что лагерь будет увеличен в три раза, и отверг все возражения, включая проблемы с нечистотами, произнеся следующую фразу: «Господа, лагерь будет расширен. Мои причины гораздо важнее ваших возражений»‹44›. Эта фраза вполне могла быть цитатой из Гитлера, и, если задуматься, была совершенно абсурдной — ведь практические возражения по плану Гиммлера никуда не девались оттого, что он их проигнорировал. Рудольф Хесс попытался еще раз объяснить Гиммлеру всю серьезность проблем, с которыми он столкнется при попытке увеличить вместимость лагеря с 10 000 до 30 000 заключенных. «Я больше не желаю слышать ничего о трудностях! — ответил Гиммлер. — Для офицера СС не существует понятия трудности! Когда они возникают, его задача — избавиться от них. Как это сделать — это ваша проблема, а не моя!»
Вместе с тем, несмотря на всю нелепость этой управленческой системы, она смогла просуществовать дольше, чем можно было предположить, — на что были скрытые причины. Годами Гитлер подчеркивал, что цели в первую очередь достигаются с помощью силы воли и веры в победу, — и в доказательство приводил захват власти нацистами и разгром Франции. Но еще важнее было то, что судьбы людей, которые могли пострадать в результате подобных действий, не волновали нацистов — они были даже рады их страданиям. В случае поляков, тысячи которых погибли в поездах на пути в Генерал-губернаторство или умерли от голода и холода по прибытии туда, нацистам было наплевать, так как это была всего лишь «неорганизованная рабочая сила».
Наиболее ярко эта тенденция ставить нелепые цели и игнорировать страдания людей, когда они оказывались невыполнимыми, проявилась в действиях нацистов по отношению к евреям. Под контролем нацистов к сентябрю 1939-го оказалось значительное число польских евреев — почти два миллиона. Изначально Гитлер планировал продолжить по отношению к ним довоенную политику преследования и выселения. Несколько тысяч польских евреев были расстреляны специальными карательными подразделениями — айнзацгруппами, но гораздо большая часть была отправлена в гетто дожидаться депортации. Но еще на раннем этапе разработки плана в него включили возможность для командиров этих групп действовать по своему усмотрению. Рейнхард Гейдрих писал в своих инструкциях айнзацгруппам: «Вполне очевидно, что все детали будущих задач не могут быть определены из Центра. Все изложенные ниже инструкции и рекомендации должны служить лишь общим руководством и способствовать командирам айнзацгрупп в принятии самостоятельных решений»‹45›.
Двадцать девятого сентября Гитлер заявил, что он хочет, чтобы евреи были перемещены в юго-восточную часть нацистской империи, отдаленный регион, расположенный между Бугом и Вислой‹46› у самой границы с польскими территориями, занятыми Советским Союзом, где их заставят работать в трудовых лагерях. Адольф Эйхман, 33-летний капитан (гаупштурмфюрер) СС, особенно проявивший себя во время депортации австрийских евреев после аншлюса, попытался воплотить эту идею, как только услышал о ней. Нет никаких свидетельств, что Эйхману приказали это сделать. Скорее всего, он по собственной инициативе попытался организовать депортацию, поскольку считал, что это понравится начальству. 6 октября Эйхман встретился с шефом гестапо Генрихом Мюллером, который желал провести несколько пробных депортаций в целях проверки системы. За несколько дней Эйхман перевыполнил эту задачу и начал разрабатывать план по депортации евреев из Вены. Просто невероятно, как это удалось в столь краткие сроки, но первый поезд с тысячей евреев отбыл с территории Юго-Западной Польши из города Острава, находящегося сегодня на территории Чешской Республики, 18 октября. А ведь Гитлер объявил о своих планах всего за три недели до этого‹47›. 20 октября поезд примерно с тем же числом евреев отправился уже из Вены.
Стремясь депортировать евреев из Вены, Эйхман также пытался решить проблему, которую нацисты создали сами для себя в результате аншлюса и начатой еще до войны масштабной программы ариизации. Закрывая или экспроприируя принадлежащие евреям предприятия, нацисты лишали их возможности зарабатывать себе на жизнь. Если евреи не могли эмигрировать, то становились «обузой» для нацистского государства. Еще до войны Вальтер Рафельсбергер‹48›, один из нацистских функционеров, занятых в сфере экономического планирования, предложил, чтобы оставшихся евреев отправляли в лагеря, где их задействовали бы на строительных работах. Теперь, в условиях войны, подобные идеи казались вполне осуществимыми.
Впрочем, неудивительно, что план Эйхмана привел к полному хаосу и причинил страшные страдания евреям, доставленным в окрестности городка Ниско-на-Сане, расположенного неподалеку от польского Люблина. Жить было негде, им приказали строить себе бараки. Некоторых просто отвезли к границе советской части Польши и приказали уходить и никогда не возвращаться. В ноябре 1939-го последующие перевозки евреев запретили, и проект был заброшен, однако многие евреи продолжали жить в ужасных условиях временного лагеря под Ниско до мая 1940 года.
План Эйхмана был отменен никем иным, как Гиммлером — но отнюдь не потому, что его волновали страдания евреев. Причиной было то, что у Гиммлера в тот момент появился новый приоритет — организация переселения этнических немцев, прибывающих с территории Советского Союза, а проект Эйхмана в Ниско оттягивал на себя ресурсы. К тому же у Гиммлера были свои планы по депортации польских евреев в глубь территории Генерал-губернаторства. Столь непроработанная схема привела к огромным административным проблемам, вызвавшим жалобы со стороны Геринга, что, в свою очередь, и стало причиной возникновения меморандума, который Гиммлер направил Гитлеру в мае 1940 года.
Тем не менее, несмотря на свой недолгий век, схема, применявшаяся в Ниско, является ярким примером того, как работала нацистская система руководства — особенно в отношении евреев. Гитлер почти не принимал в ней участия — но его санкция имела ключевое значение. Таков был стиль руководства, что любого намека на то, что фюреру что-то нравится, было достаточно, чтобы подчиненные, даже такого невысокого ранга, как Адольф Эйхман, хватались за дело, невзирая ни на какие практические трудности. Как показала эволюция антисемитской политики нацистов, сила убеждения Гитлера была настолько сильна, что самые безумные мечты казались абсолютно осуществимыми, причем фюреру даже не приходилось воплощать их самому — другие, угадывая его желания, делали это за него. Гитлер создал атмосферу, в которой, как Гиммлер сказал в своей речи в феврале 1940 года, нацисты «были свободны от ограничений и запретов».
