В апреле в Боливию пошли американские военные поставки, подобранные для сражения с партизанскими силами: легкое оружие, средства связи, вертолеты и т. д. В конце месяца отряд из 16 «зеленых беретов» был послан из Форт-Гулик (Fort Gulick) в зоне Панамского канала в Боливию, чтобы на месте обучить отобранный батальон боливийских рейнджеров тактике действий против партизан. Рейнджеры обладали минимальным или же вовсе никаким опытом действий в реальных условиях. У «зеленых беретов» в распоряжении была команда экспертов по связи, разведке, а в скором времени — и материалы воздушной фотосъемки площади приблизительно в 23 500 квадратных миль на юге Боливии. При фотосъемке применялась система инфракрасного обнаружения, чувствительного ктепловому излучению, а не к видимому свету, поэтому она могла быть использована ночью и в облачные дни. И нфракрасные камеры могли отличить цели при разнице температур менее чем в один градус по сравнению с общим фоном и, таким образом, отслеживать транспортные средства, костры и даже людей. Ну или, по крайней мере, технократы могли в это верить. Хотя партизаны редко разводили костры или пользовались транспортными средствами [25].
В Лa-Пасе резидентура ЦРУ сообщила министру внутренних дел Аргуедасу о направлении ему нескольких «консультантов», присутствие которых было необходимо по причине неэффективности спецслужб Боливии. Несколько дней спустя, по сообщению Аргуедаса, четверо кубинских эмигрантов прибыли и заняли свои «консультативные» позиции в его министерстве. Один из них приступил к организации двух точек для допросов, куда привозили боливийцев, подозреваемых в оказании помощи партизанам. Когда Аргуедас узнал о том, что в некоторых случаях кубинцы прибегали к пыткам, он был разъярен и потребовал, чтобы ЦРУ положило конец этой операции [26].
Другие кубинские агенты ЦРУ были приставлены к военному верховному командованию и направлены в зону партизанских действий с целью сбора подробной информации от пленных и крестьян. Этот метод больше способствовал установлению местонахождения неуловимого Гевары, чем весь спектр технологических чудес ЦРУ, хотя окончательное значение роли Управления не может быть с точностью определено. Однако ясно то, что Управление перестаралось. Партизанское движение Че никогда не представляло большой угрозы. Едва ли более пятидесяти мужчин и одна женщина участвовали в нем на пике его деятельности — к концу их число сократилось вдвое; мятежники могли спровоцировать лишь редкие перестрелки с армией. Левые в Боливии в основном их игнорировали, и едва ли они «плавали, как рыбы, в море крестьян».
«Жители этого региона, — писал Че в своем дневнике, — непробиваемы, как скалы. Вы говорите с ними, но в глубине их глаз вы видите, что они не верят вам». Так и в Конго человек, сделавший социальную революцию делом своей жизни, не смог расположить к себе крестьянство. «Вы можете разбудить людей, — сказал Александр Герцен столетие назад в России, — только представляя их мечты более ясно, чем они представляют их себе сами».
Че Гевара был схвачен 8 октября 1967 года. На следующий день боливийское правительство хладнокровно приказало казнить его, чтобы он не стал объектом международной кампании милосердия, несмотря на возражения людей из ЦРУ, которые надеялись, что Че Гевара начнет, в конечном счете, открыто говорить о своих разнообразных партизанских приключениях.
После смерти Рене Барьентоса в апреле 1969 года — он разбился на вертолете компании «Галф ойл» — государственные деятели Боливии вскоре вернулись к своим обычным интриганским изворотам. Так, вице-президент, который сменил Барьентоса, успел проработать только пять месяцев до того, как его вытеснил генерал Альфредо Овандо Кандиа (Alfredo Ovando Candia).
Здесь проявились давние националистические настроения Овандо. В первый же месяц он национализировал нефтяную корпорацию «Галф ойл». Решающим в отношении к транснациональной компании стал, по словам боливийского руководства, тот факт, что «Галф ойл» «представляла собой теневое правительство с огромной властью на бедной земле» [27].
Национализация открыла Боливию «гневу Соединенных Штатов», написала в декабре «Нью-Йорк тайме».
«После национализации Соединенные Штаты, оплот экономики Боливии в течение многихлет, указали, что дальнейшей помощи не последует… Вашингтон не был впечатлен предложением Боливии дать компенсацию «Галф ойл» за собственность, которая была оценена в 140 миллионов долларов, что приблизительно на 50 процентов больше, чем годовой бюджет Боливии… Два боливийских члена кабинета министров дали интервью на той неделе и конфиденциально заявили, что Соединенные Штаты и Аргентина, как и наиболее информированные люди в столице Боливии, знали о щедро финансируемых группах, которые разрабатывали план заговора по свержению нового боливийского режима» [28].
Это сопровождалось посланием из Ла-Паса от пресс-службы Inter Press Service (крупнейшее латиноамериканское информационное агентство), сообщающим, что Соединенные Штаты планировали свергнуть правительство Овандо посредством экономического удушения [29]. Два дня спустя правительство оповестило общественность о заговоре, «который организовывало ЦРУ в тесном сотрудничестве с «Галф ойл» и некоторыми боливийскими реакционерами» [30].
На какой огонь указывал весь этот дым, неизвестно. Овандо, ходивший по коридорам структур боливийской власти много лет, — именно он предоставил Пасу выбор между кладбищем и аэропортом — был посвящен в интриги ЦРУ в его стране и, возможно, рассматривал прожектор публичности как единственное средство против своего ниспровержения. Это также могло объяснить, почему в январе 1970 года правительство дежурно высказалось о том, что оно обнаружило офис ЦРУ в Ла-Пасе с системой радиопередачи и оборудованием для прослушивания [31]. В тот же месяц Овандо выступил за восстановление отношений с Кубой — все это выглядело как наличие разногласий с ЦРУ.
Но потом, возможно, Овандо было сделано предложение, от которого он не мог отказаться. Медленно, но верно президент дрейфовал вправо. Так, несколько антиамериканских студенческих демонстраций было жестко подавлено полицией, о Кубе больше ничего не было слышно, командующий вооруженными силами генерал Хуан Хосе Торрес (Juan Jose Torres), которого высоко ценило большинство боливийских левых, был отправлен в отставку [32]. К сентябрю дело дошло до того, что представители Госдепартамента открыто выражали обеспокоенность углубляющимся расколом между правительством Овандо и его бывшими левыми союзниками, который мог дойти до открытого противоборства и привести к «коммунистическому» правительству [33].
Воистину, в Боливии возникал новый политический конфликт. Две недели спустя борьба за власть породила военное восстание. Генерал Овандо остался не у дел, уступив место генералу Торресу. Овандо продержался у власти год.
Десять месяцев у власти Хуана Хосе Торреса Представляли собой крайне типичную латиноамериканскую политическую драму. В первом акте Торрес делал все, что заставляет вашингтонских чиновников видеть в политике «коммунистический красный цвет»: он стал инициатором дружбы с Чили — Альенде и Кубой — Кастро; усилил коммерческие связи с Советским Союзом; национализировал оловянные рудники, находившиеся во владении американцев. (Это привело к угрозам США выбросить большое количество запаса олова на мировой рынок, чтобы снизить его цену.) В дополнение ко всему прочему, Торрес вывел из страны американский «Корпус мира» (Peace Corps) и закрыл Межамериканскую региональную профсоюзную организацию (American Regional Labor Organization), которая являлась важным механизмом операций ЦРУ в профсоюзной среде Латинской Америки. Мало того, время от времени Торрес не отказывал себе в удовольствии применять марксистскую риторику, говоря о власти рабочих и крестьян, и т. п. [34].
