Подчиненный с чем-то личным или с тем, что кажется со стороны слабостью, обратиться к командиру может без проблем. Командир же с таким вопросом обратиться к подчиненному не всегда имеет право, не рискуя потерять свое право командовать. Авторитет – дело тонкое… А разговаривать с подполковником о том же совершенно не хотелось. Хотя бы по одной причине – особист сам пороха не нюхал, но желает все знать о тех, кто воюет по настоящему, желает контролировать их поступки и даже то, что у каждого на душе. А на душе у всех нелегко. Даже за внешней легкостью характера старшего лейтенанта Семарглова что-то кроется. Эта его легкость в последние дни стала почти нарочитой. Похоже, старлей ее вместо щита впереди себя выставляет, чтобы укрыться. А всегда ровный и добродушный Вадимиров, в противовес Семарглову, необычно мрачен. С чего это? Есть о чем поговорить командиру с офицерами…
Опустился шлагбаум, машина скрылась за воротами…
Майор вздохнул и пошел в штаб…
11
Вертолет группе попался – глухому соседу-меломану не пожелаешь… И звук с двух сторон раскрытыми ладошками по ушам лупит, и трясучка, как у ковбоя во время родео, когда он на диком быке усидеть пытается…
А в голове упорно желает закрепиться единственная доступная во время полета мысль: долетит машина до места высадки группы или по дороге в воздухе развалится… Благо еще, что большая часть полета проходила на предельно низких высотах, как бывает обычно для достижения скрытности высадки. Впрочем, быстро подступал вечер и темнота вместе с ним. На земле уже совсем темно было – ничего в иллюминатор не видно, а потом и в воздухе потемнело. И вертолет набрал высоту, чтобы спрямить углы.
Старший лейтенант Семарглов трижды пытался сказать что-то сидящему неподалеку Вадимирову, но тот, хотя и замер с широко открытыми глазами и смотрел вроде бы перед собой, пусть и невнимательно, наверное, все же спал, как спать уже привык. Семарглов слышал, что, если человек сидит с открытыми глазами и не мигает, он спит. Вадимиров не мигал. И не показывал реакции на слова. По крайней мере, на обращение к себе не реагировал. Может быть, просто шум вертолетных винтов и дребезжание разболтанного корпуса вертолета мешали услышать обращенные к нему слова Василия Ивановича. А он задумался… Может, в самом деле уснул таким образом… От усталости, говорят, люди и стоя засыпают…
Когда за иллюминаторами встала прочная темень, Семарглов решил и сам уснуть, не зная, когда в следующий раз представится ему такая возможность. Он закрыл глаза и привалился к стенке, но дребезжание стенки переходило вибрацией в бронежилет, и это было неприятно. Впечатление складывалось такое, будто проглотил бетонный вибратор. А потом отчетливо и резко, сразу ясной картиной, сохранившей не только внешний вид, но и звуки, и запахи, и ощущения, предстала перед ним тропа на том самом перевале, непонятные, пугающие вибрации воздуха вокруг и гул земли под ногами. Все это очень похоже передавали, словно повторяли старый мотив, вибрации вертолета, и оттого, что воспоминание приятным не было, не мог стать приятным и полет. И не спалось от воспоминаний…
Василий Иванович никогда не относил себя к людям робкого десятка. Даже в самом детстве. А уж став армейским офицером, и подавно о робости забыл. Но человеческая храбрость имеет такое странное свойство, что проявляется тогда, когда отчетливо видит перед собой противника. Пусть этот противник намного сильнее и имеет вид более грозный. Храбрость это не напугает. Но вот когда противника не видишь и не знаешь даже, что за силы тебе противостоят, не понимаешь, что можешь этим силам противопоставить, уютно себя не чувствуешь.
…Летели, казалось, бесконечно долго. Семарглов все же уснул на какое-то время и проснулся от явственного шевеления где-то рядом. Сосед ли локтем задел или еще что-то такое… Глаза открыл. К нему, как к командиру группы, а вовсе не к подполковнику Яцко, подошел второй пилот экипажа. Наклонился, чтобы прокричать в ухо:
– Ищем площадку… Придется, мать его, прожектор включать…
Включать прожектор в ночи – это значит сразу обозначить место высадки для случайного наблюдателя. Хотя рядом, по данным штаба, противника быть не должно, но береженого бог бережет…
– Без прожектора никак? – прокричал старший лейтенант.
– Промахнулись, мать его, где-то… – сознался второй пилот. – Пойдем в кабину…
Семарглов двинулся вслед за вторым пилотом и заметил, как встает, чтобы за ними пойти, старший лейтенант Вадимиров, по мимике, должно быть, понимающий, что у пилотов возникли непросчитанные при подготовке трудности. А когда Семарглов остановился в дверях тесной пилотской кабины, услышал, как кашлянул за спиной еще один человек. Не оборачиваясь, Василий Иванович понял, что подполковник Яцко не любит, когда рядом происходит что-то, чего он не знает, но считает, что имеет право на знание.
Второй пилот сел на свое место и отмашкой руки показал вперед, в непроглядную темень. Вертолет летел на малой скорости, слегка завалившись набок, – кружил, постепенно уменьшая диаметр поиска, но все равно ничего разобрать внизу было невозможно, ночь безлунная, слепая и оттого будто бы угрожающая. Первый пилот не оборачивался, словно не чувствовал за спиной присутствия людей.
– Что случилось? – спросил из-за плеча старший лейтенант Вадимиров.
– Промахнулись… – Семарглов ответил не оборачиваясь.
– Прожектор? – с пониманием поинтересовался Вадимиров.
– Придется…
– Хреново…
– А куда денешься! – второй пилот, оказывается, давно научился слышать в этом шуме и ответил за Василия Ивановича.
Прожектор загорелся, казалось, сам собой. Сильный луч направился к земле под углом в сорок пять градусов и начал пошевеливаться, рыская по камышу из стороны в сторону. И только потом по шевелению плеч первого пилота стало заметно, что именно он управляет прожектором.
– Это не опасно? – прокричал из-за спин подполковник Яцко.
– Летать всегда, товарищ подполковник, опасно… – ответил Вадимиров. – А с прожектором в ночи опасно вдвойне…
– А на войне летать тем более… – добавил и Семарглов. – Тем более с прожектором…
Поиск продолжался около пяти минут, пока, наконец, в луч не попал сначала один вытянутый язык прогалины, лишенной камышовых зарослей. Пилот среагировал, вертолет круто качнуло в сторону, но луч за язык зацепился, словно намертво прилип к нему. А уже через минуту нашлась и вся прогалина.
– Это точно то место? – прокричал вопрос подполковник.
– Других пролысин здесь нет… – резко ответил первый пилот, но и после этого не обернулся.
Вертолет земли не коснулся. Выпрыгивали с высоты пары метров, без проблем, и сразу, один за другим, выходили из зоны продуваемости винта. Первым машину покинул старший лейтенант Вадимиров. Последним старший лейтенант Семарглов.
– Забирать вы будете? – на прощание спросил он пилота, стоящего рядом с распахнутым выходным люком.
