* * *
Проведя предыдущую ночь в раздумьях и без сна, да еще после сложного маршрута, тоже почти бессонного, Элизабар, сделав такой решительный и умный, с его точки зрения, шаг, показал нервничающим чеченцам, что у него у самого нервы достаточно крепкие, и если не уснул, то хотя бы задремал. Однако сон тоже не был глубоким, и потому подполковник слышал, как пришел наряд караульных в «краповых» беретах и увел Абдулмуслима.
– Опять допрос? – недовольно спросил чеченец.
– Шевелись быстрее, – ответили ему. – Вертолет тебя ждет…
– А я пешком пойду? – спросил Джогирг Зурабов с легкой усмешкой. Его простреленное колено ходить мешало больше, чем раненое бедро Элизабара. И вообще Джогирга пленение, кажется, смущало мало.
– А ты – на другом вертолете.
– Не люблю шумные машины…
– К винту привяжем, чтобы привыкал.
Мелашвили не подал вида, что проснулся и что-то слышит.
Абдулмуслима увели. А минут через десять пришли за Джогиргом.
– Значит, наш друг пешком пойдет… – сделал вывод Зурабов и снова демонстративно вздохнул. Он, кажется, даже любовался своим положением и своим поведением. И совсем не боялся разозлить охрану.
– Он в другом вертолете.
– Вертолетов на всех не напасетесь. Их, как я слышал, всего два было…
– А ты что, хочешь, чтобы каждому по вертолету выделяли? Ваш грузин и с твоим другом поместится. Невелики шишки!
Джогирга увели, а Элизабар опять не показал вида, что проснулся. Тем не менее стал ждать, когда за ним придут. За ним вскоре пришли. Вернее, не за ним, а к нему. И не те двое, что допрашивали его первоначально, а только один из них, в сопровождении подполковника, который захватил Мелашвили в плен.
– Проснись и пой! – сказал подполковник, тяжелым башмаком подтолкнув Элизабара в ногу. В раненую ногу, кстати. Не в саму, конечно, рану, да и не подтолкнул вовсе, а только коснулся; тем не менее Мелашвили застонал, сел и резко схватился за ногу двумя руками, изображая лицом нечеловеческие страдания.
– Хреновый из тебя актеришко, – заметил подполковник. – Как и разведчик тоже, скажу честно, хреновый… Давно пора бы знать, что от боли в первый момент глаза раскрываются шире, потому что зрачки расширяются и возбуждаются нервные окончания глазного яблока, а ты сразу, без подготовки, жмуришься, как кот в предвкушении сметанного удовольствия. Это я тебе в виде урока говорю. И хватит рожи корчить, садись нормально и заткни пасть, потому что рана твоя пустяковая. Мои бойцы с такими ранениями даже в санчасть не сдаются. Сами себя перевяжут и с маршрута не сходят… Тебе тоже сегодня в маршрут идти.
– Мне – идти? – делано удивился Элизабар. – Куда идти? И зачем? И с кем? Я не понимаю…
– Идти туда, откуда пришел. Со мной. А зачем – это ты сам нам объяснишь. И не думай, что я буду с тобой церемониться! Сейчас старший следователь Россомахин подключит в вертолете свой принтер, напечатает твои договорные обязательства с Федеральной службой безопасности России, ты внимательно прочитаешь, потом подпишешь, и тогда начнем работать.
Информации на его несчастную голову высыпали целый мешок. И не сразу получалось всю ее переварить и отсортировать. Элизабар на всякий случай поморщился еще раз, но сел прямо. Сейчас повязка на его ноге была наложена профессионально – опытный санинструктор «краповых» постарался. И нога, хотя, естественно, болела, но не настолько сильно, чтобы мешать сидеть. Но очень уж не хотелось расставаться с ролью страдальца, тем более что самому Элизабару казалось, что эта роль у него получается. Однако нынешние зрители, в отличие от чеченцев, ее воспринимали без теплоты. И с этим приходилось мириться.
Чтобы выиграть время и суметь собраться с мыслями, подполковник Мелашвили с трудом сумел подыскать подходящий случаю вопрос:
– А оплата? Мы еще не договорились относительно оплаты…
– Твоя свобода чего-то стоит? – спросил российский подполковник.
– Или ты считаешь, что тебя освобождают бесплатно? – не менее жестко добавил Самокатов.
Этот полковник раньше показался Элизабару более добродушным и вполне сговорчивым человеком, с которым можно иметь дело. Но, видимо, подполковник-спецназовец влияет на него не лучшим образом.
– Значит, платить мне не собираются? – Подполковник Мелашвили всем своим видом демонстрировал крайнюю степень растерянности.
– За что, за мешок с наркотой? – спросил Занадворов. – За это, если есть желание, можно и заплатить. Только цену уже назначаем не мы и не здесь, в горах, а где-то в городе, после длительного следствия, суда на судебном заседании. Торопись, пока у нас законы еще слегка лояльны к подонкам. Хочется надеяться, что времена изменятся, новая власть плюнет Европе и Америке на лысины, и тогда таким, как ты, останется только до конца жизни отмаливать грехи. Но жизнь уже долгой не будет…
Элизабар и вправду растерялся. Он надеялся на взаимовыгодное сотрудничество и вполне корректное к себе отношение. Конечно, и полковник Лоренц бывал далеко не всегда корректен. Но тот признавал только авторитет собственной страны и все остальное, что к Америке напрямую не относилось, считал второсортным явлением. А теперь и по другую сторону границы Элизабара тоже приняли достаточно жестко, и весь разговор шел на грани унижения. Это, естественно, не могло понравиться грузинскому подполковнику, но приходилось мириться, потому что даже это было лучше, чем следствие и судебное заседание, которое может вынести только однозначное решение.
Мелашвили попытался усмехнуться, не понимая, что его усмешка выглядит слегка жалкой, и ответил устало:
– Ладно… Давайте ваш договор. Я подпишу. Я могу подписать, даже не читая.
– Тогда я туда еще с десяток пунктов внес бы, – то ли пошутил, то ли пригрозил спецназовец. – Но будем знакомиться. Я – подполковник Занадворов, спецназ Главного разведывательного управления Генерального штаба. Зовут меня Сергей Палыч. Можно звать по имени-отчеству, поскольку в званиях мы с тобой равны. А теперь, пока договор не принесли, выкладывай все, что ты знаешь, про американскую лабораторию. Поскольку ты теперь наш секретный сотрудник – сексот то есть – все выкладывай. Абсолютно. Это будет твоим первым рапортом… Полковник Самокатов готов записывать твою речь на диктофон. В заключение не забудь сказать, что ты дал показания, находясь в здравом уме и твердой памяти, и подписываешься под каждым сказанным словом.
– А это еще зачем? – недовольно спросил Элизабар.
– А это гарантия моей безопасности, которую ты обязан будешь тщательнейшим образом блюсти. Если что-то со мной или с бойцами моей группы случится, ответственность падет на тебя. Запомни это!
– А если я буду ни при чем?
– Ответственность в любом случае падет на тебя. Следовательно, ты должен быть очень озабочен моей безопасностью и обязан продумать меры по ее сохранению.
Грузинский подполковник горестно вздохнул, и уже без притворства – его «прижали»…
