Вот Г.Х. Попов «объясняет» гражданам мотивы, по которым власть стала отмечать праздник Победы: «Я понимаю, что все это не случайно. Оказавшись почти что у разбитых корыт в Чечне и Беслане, в обещаниях увеличить ВВП и прочих начинаниях, не имея за душой ничего такого, что могло бы вдохновить всех нас, наши лидеры однопартийного разлива собираются ухватиться за шинель Сталина и даже влезть в его сапоги». И этот человек обучает российских студентов!
Отравляющий память о Победе яд снабжен самыми разными этикетками. Одна из них — «антифашистская», объявляющая наше государство фашистским. Вот как Л. Радзиховский «благодарит» в юбилей Победы Красную Армию за спасение евреев: «В память о войне остался вечный огонь и вечный вопрос — кто фашист, кто антифашист? Вопрос действительно вечный, но обостряется он, понятно, к 9 мая… Я, конечно, помню. И благодарен за спасение… за «дарованную жизнь». Благодарен Красной Армии, и СССР, каким бы отвратительным государством он ни был, благодарен солдатам, как бы кто из них ни относился к евреям, каким бы кто ни был антисемитом, благодарен — как ни трудно это сказать — да, благодарен Сталину. Этот антисемит, пусть сам того не желая, но спас еврейский народ… Но помня великую заслугу Сталина, я не могу отрицать очевидного — что он, конечно же, был «обыкновенным фашистом», создал вполне фашистский строй» [89].
Эта грязная работа оправдывается необходимостью нанести еще удар по образу советского государства и по «массовой идентичности россиян». «Известный социолог» Л.Д. Гудков объясняет эту задачу так: «Державная интерпретация победы 1945 года стала не просто оправданием советского режима в прошлом и на будущее… Победа в войне легитимирует советский тоталитарный режим… Представление людей о себе как жертве агрессии придало им непоколебимую уверенность в своей правоте и человеческом превосходстве, закрепленном Победой в этой войне. Рутинизацией этой уверенности стало и внеморальное, социально примитивное, почти племенное деление на «наших и ненаших как основа социальной солидарности… Произвол становится легитимирующим принципом социальности, как это можно видеть и в деле «ЮКОСа» или Гусинского» [90]).
Вот как закручено: гордость народа-победителя, поддерживающая его национальное самосознание, называется внеморальной и социально примитивной. Жертвой агрессии советский народ не был и никакого человеческого превосходства над фашистами в войне не продемонстрировал. Память о Победе порождает произвол и ту солидарность, которая нанесла ущерб Гусинскому! Это — речь солдата психологической войны против России, сознательно подрывающего национальную идентичность ее граждан.
На этой статье стоит остановиться потому, что в ней прекрасно изложен смысл Великой Отечественной войны как символа, скрепляющего национальное сознание. И показано, что именно поэтому для тех сил, которые представляет Л.Д. Гудков, и необходимо разрушение этого символа. И говорит это квалифицированный специалист, доктор философских наук, руководитель Отдела социально-политических исследований Аналитического Центра Юрия Левады, окончивший факультет журналистики МГУ и аспирантуру Института философии АН СССР, работавший в Институте социологии АН СССР и во ВЦИОМ. Замечательно также, что в основе статьи лежит выступление автора на IX Немецко-российских осенних дискуссиях в Берлине 22-24 октября 2004 г. В этой статье, по словам автора, он рассматривает «характер коллективной «памяти о войне» или роль представлений о войне в системе национальной идентичности нынешних россиян».
Он совершенно верно определяет эту память как «социальное отношение к войне, воплощенное и закрепленное в главном символе, интегрирующем нацию: победе в войне, Победе в Великой Отечественной войне. Это самое значительное событие в истории России, как считают ее жители, опорный образ национального сознания. Ни одно из других событий с этим не может быть сопоставлено. В списке важнейших событий, которые определили судьбу страны в XX веке, победу в ВОВ в среднем называли 78% опрошенных… Всякий раз, когда упоминается «Победа», речь идет о символе, который выступает для подавляющего большинства опрошенных, для общества в целом, важнейшим элементом коллективной идентификации, точкой отсчета, мерилом, задающим определенную оптику оценки прошедшего и отчасти — понимания настоящего и будущего».
Вся статья проникнута ненавистью к этой памяти, к этому «опорному образу национального сознания». В свой текст, выдержанный в академической манере, Л.Д. Гудков даже включает художественный образ: «Победа торчит сегодня как каменный столб в пустыне, оставшийся после выветривания скалы». Да, за 15 лет удалось, по его мнению, превратить национальное сознание народа России в пустыню, выветрить то, что недавно было скалой. И вот, осталась Победа — торчит (!) как каменный столб. Надо ее взорвать!
Почему же память об Отечественной войне и Победе стала таким важным объектом ударов в психологической войне? Л.Д. Гудков дает развернутое объяснение: «Она стягивает к себе все важнейшие линии интерпретаций настоящего, задает им масштаб оценок и риторические средства выражения… [Она дала] огромному числу людей свой язык «высоких коллективных чувств», язык лирической государственности, который намертво закрепился впоследствии, уже к середине 1970-х годов, и на котором только и могут сегодня говорить о войне большинство россиян».
Таким образом, если бы удалось вырвать из национального сознания память о Победе, то для народа России была бы уничтожена система «всех важнейших линий интерпретаций настоящего». Более того, была бы уничтожена система координат для оценки реальности, то есть была бы рассыпана мировоззренческая матрица народа. Он был бы лишен языка («риторических средств выражения»). Кроме того, народ был бы лишен и общих художественных и эмоциональных средств общения внутри себя и с государством — он утратил бы «язык «высоких коллективных чувств» и язык «лирической государственности». Поразительно точно определил цели бомбометания социолог из ВЦИОМ — вот для чего команда Юрия Левады двадцать лет изучала наше национальное сознание. Видимо, непростой операцией для В.В. Путина было лишить противника России в психологической войне такого важного наблюдательного пункта.
Л.Д. Гудков признает, что память о войне в России не окрашена национальной ненавистью и не создает никакой напряженности в отношениях с бывшими противниками, это память для нас самих. Он пишет: «Смысл победы у россиян обращен исключительно к себе, он значим лишь в структурах российского самоопределения. Сегодня практически не осталось тех, кто испытывал бы ненависть к тем странами, которые были врагами: Германии или тем более — Италии, Японии, Румынии».
Значит, разрушение этого главного символа национального сознания требуется вовсе не из соображений безопасности Запада.
Эта операция психологической войны — не средство обороны. Это именно агрессия, единственная цель которой — дальнейший демонтаж народа, разрыв соединяющих его связей.
Л.Д. Гудков отмечает, что нынешнее поколение российских граждан уже имеет смутное представление о конкретных военно-политических аспектах войны. Казалось бы, это естественно — зачем держать в социальной памяти детали, если война стала общим символом, источником «высоких коллективных чувств». Но у социолога свое, удивительно подлое объяснение. Он пишет о наличии разных толкований военно-политических факторов в ходе войны, особенно в ее первый период: «Это не выражение раскола общества на «партии» с четкими позициями и ясными убеждениями, а симптоматика «нечистой совести» и какой-то непроявленной то ли вины, то ли внутренней неудовлетворенности общепринятым отношением к проблематике войны».
