Другой проект коммунизма — городской, рационалистический. Он унаследовал ценности Просвещения и Французской революции, принял модель атомизированного человека и с нею индивидуализм. Этот проект коммунизма отвергает традиционное крестьянское мироустройство, народный мир как пережиток феодализма… Отсутствие классового сознания в среде крестьян делает их мелкими буржуа, превращает их в «мешок картошки». Это проект коммунизма, который в конце концов согласился с основными принципами, на которых стоит капиталистическое общество… Традиционные общинные ценности, традиционная солидарность, основанная на модели делимого «общего человека» («часть меня присутствует во всех людях, а во мне присутствует часть всех людей») рассматриваются в этом коммунизме как реликты предыдущих эпох в существовании человека. Реликты, которые служат препятствием прогрессу и обречены на исчезновение.
Весь практический опыт социализма в ХХ веке в большей или меньшей степени, в зависимости от конкретных условий, отражает взаимодействие двух описанных выше «проектов коммунизма». Пожалуй, большевизм представляет собой самый яркий случай. В нем переплетаются две формы коммунизма или, если хотите, две формы солидарности…
В тесной связи со сказанным выше возникает фигура интеллигента, которому трудно понять предпочтения народа, который полон противоречий и впадает то в абсолютную идеализацию, то в абсолютное отрицание. И европейская, и русская коммунистическая интеллигенция обнаруживают это свойство. Народ и его «авангард», пролетариат, стали объектом идеализации — и в отношении их природы, их поведения, их исторической роли. Народ всегда прав! Но ведь народ, как категория, не обладает разумом, он имеет здравый смысл. И именно здравый смысл народа, способ его самовыражения, зачастую грубый, и в массе пролетариата, и в крестьянстве, не соответствует идеализированным и идеологизированным представлениям левого интеллектуала. Приходит разочарование и осуждение. Левый интеллектуал Европы испытал двойное разочарование. Он не понял самовыражения народа в его собственной культурной среде, на своей собственной территории — и он не понял народного, традиционного компонента в советском проекте. Сходный процесс пережила и советская интеллигенция».
Мы знаем, что на сторону противника СССР в холодной войне перешла верхушка почти всех компаpтий Запада. А вместе с ними — молодой Горбачёв и люди его типа. Они черпали свои идеи из евpокоммунизма! Мы знаем также, что евpокоммунизм, практически, привёл к ликвидации западных компартий и открыл дорогу неолибеpальной волне, тэтчеpизму. Начался большой откат (неолиберальная волна), в ходе которого практически стерлись различия между левыми и правыми, лейбористами и консерваторами. Но на Западе для этого поворота были хоть шкурные основания: отказ от социализма у рабочих купили за огромные деньги, перекачанные из третьего мира, против которого рабочие обязались сплотиться с родной буржуазией (потом их, конечно, надули, но не совсем). Для СССР же принять идеи евpокоммунизма означало именно национальное предательство, ибо при этом мы сами превращались в третий мир, в наихудший вариант колонии. Почему же люди типа Горбачева приняли эти идеи? Потому, что на Западе — хозяева их душ. Им было противно и советское государство, и советское общество. Они разрушали их сознательно и плату от победителей берут с гордостью честного подрядчика.
Но все же надо подчеркнуть, что войну «за умы» Запад выиграл прежде всего у себя в тылу — левая интеллигенция приняла социальную и политическую философию либерализма и отказалась от социалистических установок, а затем даже и от умеренных идей кейнсианства. Это была большая победа, поскольку по инерции доверия трудящихся «левые» у власти смогли демонтировать и реальные социальные завоевания, и культуру социальной справедливости в гораздо большей степени и легче, чем это сделали бы правые (нередко западные философы говорят, что правые, находясь у власти, вообще этого не смогли бы сделать).
Для СССР этот поворот имел фундаментальное значение, поскольку советская интеллигенция, включая партийную номенклатуру, была воспитана в духе евроцентризма, и установки западной левой элиты оказывали на нее сильное воздействие. Как было сказано, Горбачев и вся его интеллектуальная команда прямо следовали главным идеям еврокоммунизма. Но одной из важнейших установок еврокоммунизма как раз было отрицание самого права на существование советского строя, ибо в нем якобы нарушались все объективные законы, открытые Марксом.
Довод этот чисто схоластический, социализм — довольно абстрактное понятие, ради которого нелепо аплодировать действиям, ведущим к страданию множества людей. Причина, видимо, глубже — западные левые осознали, наконец, что главный источник благосостояния всего их общества заключается в эксплуатации «Юга», и сделали свой выбор. Он состоит в консолидации Запада как цитадели «золотого миллиарда», и холодная война все больше осознавалась как война цивилизаций, а не идеологий.
Красноречиво выступил в Москве в конце 1999 г. французский философ Андре Глюксманн, известный ультралевый интеллектуал во время волнений 1968 г. Он признал, что сейчас не смог бы подписаться под лозунгами протеста против войны США во Вьетнаме. Иными словами, у него изменились не только политические установки, но и фундаментальные представления о гуманизме, правде, справедливости. Он теперь не против того, чтобы американские самолеты поливали напалмом безоружные деревни в джунглях Вьетнама (и любых других джунглях).
Вьетнам, как и Китай, будучи защищенными от идей евроцентризма своей культурой, устояли. Самая радикальная ломка всех структур жизнеустройства происходит именно в России — точнее, в славянских республиках СССР. Наши азиаты, «закрывшись» исламом и архаическими родовыми отношениями, испытывают менее тяжелый душевный надлом — при всей тяжести экономической разрухи (поэтому у них, например, в ходе реформы не возросла смертность). Сегодня, имея опыт крушения, мы можем понять то, что было трудно даже увидеть всего десять лет назад.
Для темы данной книги важно отметить тот факт, что поражение СССР было нанесено именно в духовной сфере, в общественном сознании. Прежде всего, в сознании правящей и культурной элиты. Строго говоря, партийно-государственная элита СССР совершила в своем сознании тот же поворот, что и элита левой интеллигенции Запада.
Разница между СССР и Западом состоит в том, что победа еврокоммунизма на Западе привела всего лишь к некоторому сдвигу вправо (вчерашний коммунист Д'Алема стал премьер-министром в Италии и послал авиацию бомбить Югославию, социалист Хавьер Солана стал самым подлым секретарем НАТО). А для СССР сдвиг Горбачёва к еврокоммунизму был первым шагом к разрушению всего жизнеустройства, и это ударило почти по каждой семье. Но до 1985 г. этот сдвиг партийной верхушки был все же тайным, он был обнародован только во время перестройки, когда под прикрытием власти Генерального секретаря ЦК КПСС была проведена большая чистка кадров и переориентация всей идеологической машины.
Горбачёв для нас — дело истории, а западные левые остаются важным фактором в политике и культуре. Что же происходит в их среде? Не так давно преемник Жоржа Марше на посту секретаря Французской компартии Робер Ю наконец выдавил из себя то, что от него с такой страстью добивалось хорошее общество: в целом осудил Советский Союз, а заодно и ФКП — за то, что она его поддерживала. «В этот вечер я торжественно заявляю…» и т. д.
