Особые маски и средства обезболивания приходится изобретать, чтобы приглушить боль при виде того, как кромсают твою страну, и при этом еще глумятся над ней.
Кто-то притворяется космополитом, кто-то растравляет в памяти все прегрешения «Родины-мачехи», немногие и сами начинают кромсать и глумиться, но все это пропитывает наши структуры повседневности, проникает, как радиация, во все элементы жизни, придавая ее качеству особые свойства (отравляя одних и очищая других).
Итак, рассмотрим эти три мира, три «среза» качества жизни, — сначала порознь, а потом соединив их в интегральный образ. Что произошло с благосостоянием людей, выраженным в объективных измеримых показателях? Этот вопрос изучен довольно хорошо для сравнительно однородного большинства — около 70% общества. Крайние группы — очень богатые и очень бедные, почти непроницаемы для детального изучения. Богатых вообще мало (около 1%), так что социологи даже считают их не социальной группой, а маргинальным явлением. Прослойка, аналогичная западному «среднему классу», невелика, 10-15%. Надо говорить о самой массовой части. По главным индикаторам ее благосостояние за короткий срок резко снизилось, эта часть общества обеднела и скатилась вниз по лестнице социальных статусов. Люди стали намного хуже питаться и одеваться, меньше потреблять платных услуг и продуктов культуры, меньше ездить и отдыхать. У большинства ухудшились условия работы, труд стал менее содержательным и сложным, полученные ранее квалификация и творческие навыки не востребованы. Быстро сокращается и упрощается структура потребностей. Таким образом, объективно структуры повседневности большинства населения РФ претерпевают регресс, причем темп его таков, что люди не успевают привыкнуть. Разрыв непрерывности вызывает шок.
Как это влияет на субъективное ощущение качества жизни? Личные оценки снижаются вслед за объективными показателями с большим временным лагом, они запаздывают. Люди не желают трезво оценить ухудшение своего статуса, они психологически защищаются от реальности, завышая самооценку. Они преувеличивают устойчивость и ценность инерционных частей своего благосостояния (например, жилья, квалификации, социальных связей) и не желают видеть их эрозии. Между тем этот процесс имеет нелинейный характер. Так, в 1999 г. была перейдена пороговая точка в динамике ветшания жилищного фонда РФ. Оставленное после 1991 г. без капитального ремонта, жилье «дозрело» до такого состояния, в котором темп старения качественно изменился — в огромных количествах идет переход жилья в категорию ветхого и аварийного.
С городской инфраструктурой (теплосети, водопровод и канализация) положение не лучше. Большая часть их мощности выработала свой ресурс, но ни капитального ремонта, ни прокладки новых сетей практически не ведется. Проблема настолько запущена, что никто не желает за нее браться, расходы на то, чтобы закрыть пятнадцатилетний провал, неподъемны. Страна превращается в трущобу, и разрыв между объективными показателями качества жизни и его субъективной оценкой возрастает.
Эта ситуация чревата большими рисками. Ведь люди бодрятся во многом и потому, что оттягивают момент признания собственной ошибки. В начале 90-х годов меньшинство активно поддержало, а большинство приняло, пусть и пассивно, те изменения жизнеустройства, которые и привели к снижению качества жизни большинства. На всех лежит ответственность за этот поворот, поэтому люди считают себя обязанными терпеть ухудшение, пока не истечет негласно установленный срок, пока не будет истрачен кредит времени, отпущенный реформаторам. Беда в том, что ни общество, ни власть не обладают инструментами, чтобы измерять остаток этого кредита и скорость его иссякания. Западные инструменты непригодны, и «мы не знаем общества, в котором живем». Обвал может произойти в любой момент. А может, и дух человека зачахнет, хотя это менее вероятно.
По-иному обстоит дело со вторым блоком показателей качества жизни, выражающим безопасность людей. Чем больше угроз ощущает человек, тем выше сдвигаются эти показатели вверх по шкале приоритетов. За последние 15 лет они ползут вверх безостановочно, иногда скачкообразно. Структура угроз, перед которыми оказался житель РФ и его близкие, за годы реформ кардинально изменилась. На первый план вышли угрозы социальные, которые до реформы вообще не фигурировали в числе актуальных. Более того, все эти угрозы вошли именно в атмосферу повседневной жизни, их образ знаком большинству.
Массовым является страх перед бедностью, которая может свалиться на голову по не зависящим от личности причинам. Безработица, смерть или увечье кормильца, утрата сбережений, стихийное бедствие — все эти угрозы бродят рядом с нами, а привычные социальные системы защиты от них ликвидированы реформой. Более того, реформа парализовала производство, а никакая добыча не может его заменить как источник жизненных благ для большой страны. Тяготы по поддержанию изношенной техносферы власть решила возложить на население, и над всеми повис дамоклов меч немыслимых платежей (налог на недвижимость до 2% ее рыночной стоимости, обязательное страхование жилья размером до 3% стоимости, тарифы). Этот меч опускается постепенно, но опускается.
Другая угроза — преступное насилие. С ним за годы реформ столкнулась уже едва ли не каждая семья, и это оставляет рубец, который ноет постоянно. За год регистрируется 1,5 млн. тяжких и особо тяжких преступлений. По общему мнению специалистов, это примерно треть их реального числа. Масштабы насилия поражают. В 1994 г. было зарегистрировано 349 540 неопознанных трупов с признаками насильственной смерти (в 1995 г. 330 246 трупов).
Около 100 тыс. человек пропадают за год без вести. Разбой и грабеж с насилием стали обычным явлением. Появились новые виды преступного насилия, которые еще недавно не были даже предусмотрены уголовным кодексом, — похищение людей, взятие заложников, убийства по найму. Никто раньше не боялся и насилия на национальной почве, а теперь оно у всех перед глазами. Каждый день ты можешь оказаться перед дилеммой — влезать или не влезать в драку, чтобы защитить какого-нибудь индуса, таджика или русского, на которого почему-то напали возбужденные иноплеменники.
Положение усугубляется тем, что государство и общественные организации, на которые граждане могли возлагать свои надежды в советское время, находятся в полуразобранном состоянии или вообще ликвидированы. В Москве 75% жертв разбойных нападений не заявляют о них в правоохранительные органы — считают это бесполезным. Более того, для некоторых категорий граждан существенным стал риск стать жертвой насилия со стороны самих этих органов. Милиционер дядя Степа остался в советском прошлом, хотя и не умер.
Объективно, качество жизни в таких условиях является очень низким. От массового психоза страну выручает лишь исключительная культурная устойчивость населения и инерция советского мировоззрения и советского школьного образования. Люди перешли к совершенно иному, нежели в стабильное время, образу жизни и критериям оценки — к критериям военного времени. Трудно сказать, насколько вообще правомерно в такое время обычное понимание самого термина «качество жизни».
Восприятие опасностей, в общем, никогда не является адекватным. Какие-то страхи нагнетаются политиками и телевидением (например, страх перед терроризмом) и в восприятии людей преувеличены, к другим люди легко привыкают и их недооценивают. Видимо, в целом по этому разделу есть общее соответствие между реальными опасностями и их восприятием. Большинство населения считает опасности для личности в РФ аномально высокими и мириться с таким положением не собирается. Иными словами, в этот «переходный период» люди не ведут нормальную жизнь, а переживают его. А значит, сама постановка вопроса о качестве жизни становится очень условной.
