Неосоциалисты (и особенно ППФ) сыграли мрачную роль во внешнеполитической сфере. Они выступали против оказания помощи Испанской республике, ошибочно усматривая в республиканцах однородную прокоммунистическую и просоветскую силу. Они активно — с принципиальных идейных позиций! — поддержали «мюнхенский сговор». Видя в Германии и Италии реализацию своих этатистских и корпоративистских идеалов, а также мощную антисоветскую силу, Дорио, Деа, Марке, и их единомышленники во II Мировой войне примкнули к нацистам и сотрудничали с ними во время оккупации.
Эти «парижские» коллаборационисты опережали «вишистских» в своей радикально прогитлеровской позиции. Деа предлагал маршалу Петэну создание массовой «партии национальной революции» по типу «Фашо ди Комбатименто» или НСДАП (на базе возглавленного им Национально-народного объединения), однако вишистские власти отклонили этот проект, угрожавший консервативно-патриархальным устоям их государственности. Дорио зашел еще дальше, не только возглавив на Восточном фронте легион французских добровольцев, но и сотрудничая с карательной машиной нацистов. После разгрома немецких войск во Франции, Дорио возглавил марионеточное правительство на германской территории и был убит в 1945 г. во время бомбардировки города Зигмарингена союзной авиацией. Деа скрылся после войны в итальянском католическом монастыре и умер в 1950 г. Ряд их сподвижников предстали перед трибуналами Свободной Франции, имели место и смертные приговоры. В то же время в Бельгии был осужден за коллаборационизм основоположник неосоциализма Анри де Ман.
Столь позорный финал психологически блокирует серьезные исследования неосоциализма. Ни одна социал-демократическая организация не проведет к нему своей генеалогии. Но, как отмечают объективные исследователи, целый ряд неосоциалистических тезисов прошел испытание временем и стал общим местом социал-демократических программ и политических установок.
Среди несомненных теоретических достижений неосоциалистов можно выделить отход от догматичного «экономического фетишизма», в целом свойственного марксистской социал-демократии, выдвижение социокультурных приоритетов политики. Был предложен новый алгоритм: главное — гуманизация социальных отношений, уничтожение угнетения, утверждение солидаризма, для чего и создают условия экономические преобразования, уничтожающие эксплуатацию.
Важнейшее значение имело социальное расширение социал-демократии политики на непролетарские слои трудящихся — мелкую буржуазию.
Перспективным — если не магистральным — направлением для новой социал-демократической мысли стало развитие неосоциалистами теорий социального корпоративизма. Ими был сделан шаг от «корпоративного государства» (в лучшем случае — верхушечные комбинации классовых элит, в худшем — фашистская система) к корпоративному обществу — взаимосвязанной сети солидарных общностей.
Все это нашло выражение в исторической практике социал-демократии. Многообразные средние слои давно стали элементом социальной базы социал-демократии наряду с промышленным рабочим классом — и прежде всего именно во Франции. Правительство французских социалистов во главе с Франсуа Миттераном и Пьером Моруа словно взялось в 1981-83 гг. за осуществление «Французского плана», национализируя крупные промышленные монополии и банки; расширяя на предприятиях права наемных работников. «Неоякобинское» течение СЕРЕС (ныне «Социализм и республика»), несмотря на приверженность марксизму, восприняло такие неосоциалистические установки, как сильное государственное вмешательство в социально-экономическую жизнь, соединение социалистической идеи с национал-патриотизмом, внимание к духовно-культурной проблематике, концепцию социализации прибыли. Разработки Деа по социализации собственности через производственную кооперацию развиты в экономических воззрениях левоцентристской фракции Пьера Моруа, а также в концепции «социальной экономики» Мишеля Рокара. Последнее особенно знаменательно — ведь именно либерал-социалист Рокар занимает в ФСП наиболее антиэтатистские и интернационалистические позиции — и доказывает наличие социально-гуманистической составляющей в идеях неосоциализма.
Концепции «селективного прогресса» и «качества жизни», выдвинутые СДП Германии развивают принцип духовных приоритетов Анри де Мана.
Органы «функциональной демократии», созданные шведскими социал-демократами, являют собой вариант корпоративной системы, организующей социальное и хозяйственное жизнеобеспечение территории.
И, наконец, — что требует отдельного тщательного рассмотрения — борьба российской социал-демократии за демократизацию экономических отношений и за сохранение производственного потенциала страны объективно приведет ее все к тому же социал-демократическому корпоративизму. Во взглядах и позициях Деа и Дорио для нас особенно актуальны антикоммунизм, противостояние финансовой олигархии (в российских условиях сцепленной с госаппаратом), распространение кооперативно-трудовой собственности, «План корпоративного социального регулирования экономических процессов (являющий, кстати, оптимальную модель общенародного социального партнерства), обращение к национальным традициям в поисках путей общественных преобразований. Наконец, есть явная общность в типе политической ментальности, порождаемым реалиями Франции 1930-х и России 1990-х.
Но мы должны помнить и о концептуальных пороках неосоциализма, приведших к позорному краху после 1940 г. Идеология авторитарного этатизма привела к тому, что непоследовательность в отстаивании демократических принципов трансформировалась в откровенный антидемократизм. Деа и Марке не учли, что авторитарное государство не только удушает либеральные институты, но и подминает под себя корпоративные организации, что уничтожение демократических институтов неизбежно выхолащивает и ликвидирует также социальные завоевания — и поплатились за это.
Отдав приоритет правительственной администрации перед выборным народным представительством, выступив против парламентаризма, игнорируя самоценность демократических свобод, неосоциалисты закономерно покатились по наклонной плоскости (сыграл здесь роль и специфический политический темперамент этих людей, особенно Жака Дорио — с их штурмовой прямолинейностью, эпатажным стилем поведения, выраженными авантюрными наклонностями). Важнейший урок, извлекаемый из их опыта социал-демократией — принципиальная равноценность социалистической и демократической составляющих. Ценности республиканской парламентской демократии непоколебимы для нашего движения. В этом — то принципиальная основа, на которой переосмысливает французский опыт российский новый социализм.
Неосоциалистические тенденции в доктрине и практике пилсудчины
«Я вышел из социалистического трамвая на станции Независимость», — долгое время считалось, что эта фраза в полной мере отражает политическую эволюцию Юзефа Пилсудского, бывшего народовольца и социалиста, закончившего во главе правоавторитарного режима. На основе этого представления сложилась настолько стройная картина, что само упоминание о Пилсудском как о левом деятеле, а о политической формации пилсудчины как об элементе левых сил, часто вызывает недоумение.
Но стройность нарушается хотя бы тем, что в действительности Пилсудский никогда не говорил этих слов (их приписал ему литератор А.Новачиньский). Остается фактом и то, что майский переворот 1926 г., приведший к власти режим «санации», был поддержан не только социалистами и профсоюзами, но и компартией Польши. Известна, наконец, ожесточенная ненависть к Пилсудскому со стороны правоконсервативных сил, доходивших в нападках на Маршала до абсурдных антисемитских высказываний. Созданные на основе биографии Ю.Пилсудского «белые» и «черные» легенды сильно затрудняют объективную оценку пилсудчины — важного явления польской и общеевропейской истории. Между тем, взгляды, идеи и дела пилсудчиков заслуживают изучения и осмысления. Их наследие сохраняет значение для современного социалистического движения, в том числе российского.
