Сегодня в России — подобный раскол. Идеологи команды Горбачева — Ельцина много лет пытаются убедить мир, что народ России оказался «негодным материалом» для их реформ. Их идеал — Россия, но населенная другим, хорошим народом. Они — патриоты созданной в их либеральном воображении «России», и этот ее образ можно вполне точно описать. Но они — непримиримые противники русских националистов, которые любят реальных русских людей, со всеми их недостатками, испытывают к ним чувство национального братства и «горизонтального товарищества». Между собой русские националисты могут ожесточенно спорить о лозунге «Россия для русских», но они будут вместе воевать против тех, кто пытается устроить «Россию без русских».
Россия — национальное или интернациональное государство?
Этот вопрос, который часто поднимается в СМИ и на политических собраниях, поставлен неверно. Как говорят, демагогически, чтобы затуманить суть дела. Берут два однокоренных слова — национальный и интернациональный — и рассуждают так, будто это понятия одного уровня. На деле это понятия разного уровня, соединять их союзом или нельзя.
В понятиях важно не сходство или различие слов, а тот смысл, который в них вкладывается. Смысл понятий — предмет соглашения, он вырабатывается в спорах и принимается авторитетным сообществом, почти голосованием. Конечно, всегда есть диссиденты, которые кричат: «А я понимаю этот термин совсем по-другому!» Это их личное дело. Можно им сочувствовать, интересоваться их оригинальным мнением, но при этом обязательно надо знать господствующую на данный момент трактовку.
Согласно этой трактовке, Россия и в конце XIX века в виде Российской империи, и до конца XX века в виде СССР, и теперь в виде Российской Федерации есть полиэтническое национальное государство. Если демагоги так уж настаивают, скажем, что Россия — интернациональное национальное государство. Суть этого утверждения в том, что и в конце XIX века, и в советский период в России складывалась большая гражданская нация. Складывалась она вокруг русского народа как ядра этой нации, но была полиэтнической — включала много народов и народностей (этносов). Их у нас называли «национальностями», что и создавало некоторую путаницу (отсюда и слово интернациональный или, точнее, многонациональный).
Формирование в России большой гражданской нации было прервано глубокими кризисами — в начале и в конце XX века. Но в обоих случаях оно не прекращалось, а продолжалось в новых условиях. Менялись символы государственности, идеология, даже территория, но процесс снова набирал силу. Даже сегодня, когда историческая Россия претерпела самую глубокую трансформацию и ее нация прошла через этап очень опасного распада, основа ее не сломана — она «выздоравливает». В международных отношениях, где как раз и важно определение типа государственности, уже с Ивана Грозного считалось, что Россия — национальное государство.
В XX веке на Западе всех советских людей называли русскими. Этническая принадлежность там никого не интересовала (если, конечно, человека не вербовало ЦРУ). Когда кто-то пытался объяснить западным коллегам на каком-нибудь конгрессе, что такой-то докладчик из советской делегации не русский, а грузин, это их удивляло: «Причем здесь грузин, узбек? Они же из России, а их этничность — совсем другой вопрос, тут это не важно».
Является ли Россия в этом отношении чем-то необычным? Ни в коей мере. Вот США, здесь создана довольно сплоченная нация — вокруг сравнительно небольшого количественно ядра из белых протестантов англосаксонского происхождения. Но этнический состав этой нации очень пестрый и рыхлый. Согласно переписи 1990 года, только 5 % граждан США считали себя в тот момент «просто американцами», остальные относили себя к 215 этническим группам. Случись там такой кризис, как в России, ядро не удержало бы нацию от распада. О Бразилии или Индии говорить нечего — здесь и коренное население представлено сотнями народностей.
Более того, за последние десятилетия и казавшиеся национально однородными страны Европы превращаются в полиэтнические — из-за интенсивных потоков миграции. Франция, Германия, Голландия стали типичными «многонациональными» национальными государствами.
Так что не надо нам мудрить и противопоставлять два неотъемлемых качества России. Она — национальное государство. Имперский характер российского государства этого не отменял и в досоветский период, поскольку части России не были колониями какой-то «метрополии» (США тоже являются империей и не стесняются это заявлять — но при этом представляют собой типичное национальное государство).
Но Россия в то же время — полиэтническое (многонациональное) государство. Отрицать это, подсчитывая процент русских, ошибочно. А во многих отношениях просто глупо. Если у вас большая семья и она занимает в коммунальной квартире три комнаты, а еще десять семей занимают комнатушки, то квартира не перестает быть коммунальной. В ней надо уметь жить. Сейчас в России одна из самых критических проблем — восстановление приемлемого типа межнационального общежития. Тут всем надо не наломать дров, которых и так уже много наломано в 90-е годы.
Чем вызвана неприязнь к национализму?
Национализм как чувство принадлежности к своей нации и как идеология ее строительства совершенно необходим для на рода (нации). Во многих случаях он бывает самым эффективным средством для защиты народом своих прав. Известно, правда, что использование национализма как политического оружия — искусство сложное, он легко выходит из-под контроля и тогда ставит под удар свой же народ. Но умение владеть оружием необходимо всегда, это не основание, чтобы бросать оружие.
Почему же с момента становления наций и зарождения на ционализма в Западной Европе русская культура испытывала неприязнь к этой идеологии? Достоевский противопоставлял ему «всечеловечность», с ним соглашались философы, особенно православные.
Сергий Булгаков писал в начале XX в.: «Национальное чувство нужно всегда держать в узде и никогда не отдаваться ему безраздельно. Идея избрания слишком легко вырождается в сознание особой привилегированности, между тем как она должна родить обостренное чувство ответственности и усугублять требовательность к себе… Однако, идя далее и в этом направлении, мы наталкиваемся на своеобразную трудность. Дело в том, что национальность не только необходимо смирять в себе, но в то же время ее надо и защищать, ибо в этом мире все развивается в противоборстве. И насколько предосудителен национализм, настолько же обязателен патриотизм».
Но национализм настолько необходим для существования нации, что утверждение о его предосудительности и попытка заменить патриотизмом не имеют смысла. Можно осуждать лишь какие-то выверты национализма, как и любой другой формы сознания. В чем тут дело?
Есть две причины. Наша интеллигенция восприняла у немецкой философии романтическое представление о нациях, согласно которому они даны нам «свыше». Вл. Соловьев видел в нации воплощение воли Провидения, предначертавшего каждой части человечества свою миссию. Если так, то национализм есть вмешательство в дела Провидения и искажает смысл предначертания. Да и нечего беспокоиться о связности народа — не в силах грешных людей разрушить то, что скреплено высшей волей. Это же представление советская интеллигенция восприняла от Маркса, который почерпнул его у той же немецкой философии.
