Но это — тоже искажающее проблему заявление. Ведь в данном случае в негодность пришла не материально-техническая часть ГЭС, а ее социальный уклад, созданный в ходе реформы.
И Чернобыль, и СШГЭС, и мириады небольших, но структурно сходных аварий — признак глубоких сдвигов в техносфере России. Эти сдвиги порождены попыткой кардинального изменения всего жизнеустройства наших народов, включая их культуру и мировоззрение, А хозяйство — часть культуры. Здесь и кроются причины.
Начнем с того, что в энергетике России была принципиально изменена цель деятельности. Это изменение системное, от него нельзя укрыться инженеру, рабочему, директору ГЭС или Президенту Медведеву по отдельности — все они «прикованы к одной тачке». И почти все они, включая Чубайса, слегка сопротивляются этим изменениям, стараются не падать в пропасть, а скользить. Но «верхи» сопротивляются именно слегка — так, чтобы скольжение не замедлялось.
Энергетические системы в любой индустриальной стране выполняют жизненно важную функцию и являются системами государственной безопасности. Их назначение — обеспечение потребностей и поддержание живучести страны, а не извлечение выгоды. В 2003 г. старый энергетик А.Б. Богданов написал в статье «Неопубликованные мысли ко Дню энергетика»: «С самого первого дня работы в энергетике нас учили и заставляли наизусть отвечать на экзамене, что основной задачей энергетиков является обеспечение надежного и бесперебойного снабжения потребителей электрической энергией».
Но, поскольку теперь наш собственный опыт и разум поставлены под сомнение, А.Б. Богданов ссылается на Америку и пишет: «Вот, например, как говорят о главной задаче энергетиков в США: «Цель энергетики — предоставить услуги нашим клиентам и обществу в целом. Прибыль является второстепенным вопросом» (Артур Хейли. Перегрузка. М., 1978, с. 215)».
Реформа произвела фундаментальный переворот в российской энергетике — она сделала прибыль первостепенным вопросом. Это и стало главной предпосылкой к аварии на СШГЭС. Изменился социальный уклад электростанций, организация труда, критерии распределения средств, профессиональные нормы, восприятие рисков и, шире, тип рациональности работников на всех уровнях иерархии.
Депутат А. Бурков, входивший в состав Парламентской комиссии по расследованию причин аварии, сказал: «Работа станции была подчинена главной задаче — извлечению прибыли. Поэтому и главной службой в системе «РусГидро» были финансисты и экономисты, под влиянием или, возможно, под давлением которых находились инженерные службы. По-другому сложно объяснить то, что срок жизни второго гидроагрегата по всем техническим параметрам практически истек, но при этом не была заказана новая турбина и даже не был разработан план мероприятий по дальнейшей безопасной эксплуатации турбины, которая выработала свой ресурс» [122].
Но дело не только в обращении «в новую веру», в повороте к поклонению мамоне. В России «переход от тоталитаризма к демократии» означал отключение очень многих охранительных механизмов, которые выработала культура и которые успешно поддерживал советский «тоталитаризм». Человек создал искусственный мир культуры, который ослабил или даже подавил животные инстинкты, в числе прочих — инстинкт сохранения и воспроизводства жизни. Как биологический вид, утративший этот инстинкт, человек выжил лишь благодаря миллиону лет тоталитаризма — беспрекословной власти Бога и его земных помазанников. Бог требовал: живи — или будешь вечно мучиться в аду. На земле правитель-тиран требовал: живи — или будешь страшно наказан (как враг племени, государства, народа).
«Демократическая революция» в СССР показала, что означает для человека отмена обязанности жить. В советское время эта обязанность воплощалась во множестве тиранических требований — мыть руки перед едой, делать прививки от тифа и кори, не тыкать вилкой в розетку и производить плановый капитальный ремонт жилых домов. Невыполнение этих требований влекло за собой наказание. Все эти требования были отменены, одно за другим, в годы реформы. Символическим действием государства стала ликвидация Госстандарта, который превращал главные конкретные требования в законы. Инерция культуры и воспитания еще в какой-то мере заставляет людей соблюдать нормы и запреты, но эта инерция иссякает.
Потрясение от катастрофы на СШГЭС заставляет нас оглянуться и начать разговор. Достаточно материала для него дают два заключения об аварии, подготовленные «Ростехнадзором» (3.10.2009) и депутатской комиссией Госдумы (25.12.2009). Но прежде чем перейти к ним, обратим внимание на установки и поведение «гражданского общества» и некоторых чиновников.
Вот, на следующий день после аварии бывший министр и видный идеолог реформ Евгений Ясин заявил: «Я уверен, истинная причина — в безалаберности и наплевательском отношении к строительным стандартам. В этом смысле можно, наверное, провести аналогию с Чернобылем» [123].
К строительным стандартам катастрофа на СШГЭС не имеет никакого отношения, авария произошла с машиной (гидроагрегатом). О проекте и состоянии гидротехнических сооружений СШГЭС — разговор совершенно особый, и суждение Ясина в нем смысла не имеет — вряд ли он отличает строительство здания (скажем, Чернобыльской АЭС) от строительства машины (реактора).
Качество построенного в СССР оборудования было удостоверено Приказом РАО «ЕЭС России» от 13 декабря 2000 года, когда СШГЭС была формально введена в строй. У А.Б. Чубайса не было мотивов перехваливать советские машины. В Заключении к Акту приемки было отмечено: «Все энергетическое высоковольтное оборудование и другая аппаратура изготовлены отечественной промышленностью. На СШГЭС такое оборудование, как гидротурбины, гидрогенераторы, являются головными агрегатами и находятся на уровне лучших мировых образцов, а по некоторым электромеханическим параметрам превосходят их» [125].
«Акт технического расследования причин аварии» «Ростехнадзора» напряженно ждали полтора месяца. Как только он был опубликован, в него стали вчитываться множество людей — и сразу обмениваться впечатлениями.
Содержание Акта вызвало тяжелое чувство. Комиссия явно уходила от главных вопросов или топила их в массе неважных частностей. Странно было и то, что расследование причин аварии было поручено «Ростехнадзору» — заинтересованной организации, несущей ответственность за те нарушения, которые и привели к аварии. К тому же в составе этой комиссии 19 из 29 членов — чиновники «Ростехнадзора».
В одном из отзывов на этот Акт сказано: «Российская техническая интеллигенция оказалась несколько шокирована небрежностью, с которой был подготовлен акт расследования. В наиболее четкой и ясной форме критическое отношение к акту «Ростехнадзора» сформулировал глава Института энергетической политики, бывший замминистра энергетики Владимир Милов, который напомнил, что «Ростехнадзор» — заинтересованное лицо, которое уполномочено осуществлять постоянный контроль за безопасностью эксплуатации и функционирования промышленных объектов.
«По нормальной логике, такого рода акт должен был бы содержать краткое описание произошедших событий, методологию и логику проверки, основные версии аварии, отрабатывавшиеся при проверке, внятные выводы, — утверждает Владимир Милов. — Попробуйте найти в акте что-нибудь из этого» [62].
