Об этой единодушной антироссийской позиции западного общества писал в 1879 г. Н.Я. Данилевский. По его словам, на стороне Турции выступила не только «жидовствующая, банкирствующая, биржевая, спекулирующая Европа — то, что вообще понимается под именем буржуазии», но и «Европа демократическая, революционная и социалистическая, начиная от народно-революционных партий… до космополитической интернационалки» [72].
Одним из направлений в борьбе против имперского государства России был подрыв той модели межэтнического общежития, которое сложилось в России. Здесь союзником выступала либеральная российская интеллигенция, которая со второй половины ХIХ века вела непрерывную кампанию поддержки антироссийских движений в Польше и в Галиции. Был сформирован образ России как «тюрьмы народов».
Маркс не вникает в особенности того типа многонационального государства, который сложился в Российской империи. Он формирует свои представления на основе чтения политических памфлетов из России. Так, он исключительно высоко оценивает книгу демократа-утописта Н. Флеровского (В.В. Берви) «Положение рабочего класса в России» (СПб, 1869). Маркс пишет о ней Энгельсу: «Это самая значительная книга среди всех, появившихся после твоего труда о «Положении рабочего класса [в Англии]». Прекрасно изображена и семейная жизнь русского крестьянина — с чудовищным избиением насмерть жен, с водкой и любовницами» [73, с. 358]. Чтобы читать эту книгу, Маркс стал изучать русский язык. Он многократно ссылается на эту книгу как на самый достоверный источник знания «о положении крестьянства и вообще трудящегося класса в этой окутанной мраком стране». Из этой книги, по мнению Маркса, «следует, что крушение русской державы должно произойти в ближайшее время» [73, с. 367]. Можно себе представить, что там написал Флеровский.
Здесь она интересна тем, что Маркс почерпнул из нее сведения о межнациональных отношениях в России. Он пишет о Флеровском: «Он хорошо схватывает особенности характера каждого народа — «прямодушный калмык», «поэтичный, несмотря на свою грязь, мордвин» (которого он сравнивает с ирландцами), «ловкий, живой эпикуреец-татарин», «талантливый малоросс» и т.д. Как добропорядочный великоросс он поучает своих соотечественников, каким образом они могли бы превратить ненависть, которую питают к ним все эти племена, в противоположное чувство» [73, с. 363-364].
Рассуждая в 1866 г. о том, какие страны имеют право на независимое существование, Энгельс делает такой вывод: «Что же касается России, то ее можно упомянуть лишь как владелицу громадного количества украденной собственности, которую ей придется отдать назад в день расплаты» [39, с. 160].
Серьезная попытка устроить России «день расплаты» и отнять у нее «громадное количество украденной собственности» была сделана германским фашизмом. Перед началом войны Гитлер заявил: «Чем для Англии была Индия, тем для нас станет восточное пространство». До этого о прогрессивной роли «британского владычества в Индии» мы читали у Маркса.
Вожди Третьего Рейха, действительно, с восхищением смотрели на образцовую в марксизме страну — Англию, — имевшую колоссальный опыт колонизаторства, которого Германии, по их мнению, не хватало. Ясно излагает суть Меморандум 1938 года о предстоящей войне с СССР, подготовленный промышленником А. Рехбергом. В нем дано такое обоснование военной доктрины: «Объектом экспансии для Германии представляется пространство России…, она обладает неисчислимыми потенциальными богатствами в области сельского хозяйства и еще не тронутых сырьевых ресурсов. Если мы хотим, чтобы экспансия в это пространство обеспечила Германии превращение в империю с достаточной для ее потребностей аграрной и сырьевой базой, то необходимо захватить по крайней мере всю русскую территорию по Урал включительно, где залегают огромные рудные богатства» [13, с. 42]. Тут — прагматическая сторона концепции России как «тюрьмы народов», которые гуманный Запад должен освободить.
Воздействие символического образа России как «тюрьмы народов» было очень сильным. Этот образ разрушал этническое самосознание русского народа («народ-угнетатель»!), порождал комплекс вины, обладающий разъедающим эффектом для национального сознания (это наглядно показала перестройка в конце ХХ века). Этот образ, абсолютно противоречащий реальности, был введен в обиход в конце ХIХ в., но выражения типа «великорусы — нация угнетающая» мы знаем уже из социал-демократической литературы. Разница между большевиками и другими течениями в образованном слое России была в том, что большевики активно включились в сборку нарождавшейся российской нации уже в форме советского народа и стали необходимым участником этой программы.
[20]
Но еще в 1915 г. Ленин писал: «Нигде в мире нет такого угнетения большинства населения страны, как в России: великороссы составляют только 43% населения, т.е. менее половины, а все остальные бесправны, как инородцы. Из 170 миллионов населения России около 100 миллионов угнетены и бесправны… Теперь на двух великороссов в России приходится от двух до трех бесправных «инородцев»: посредством войны царизм стремится увеличить количество угнетаемых Россией наций, упрочить их угнетение и тем подорвать борьбу за свободу и самих великороссов» [74].
[21]
Примечательно и такое суждение Ленина (1914 г.): «Экономическое процветание и быстрое развитие Великороссии требует освобождения страны от насилия великороссов над другими народами» [75]. Особенно эффективным для экстремистских нападок на царизм был миф о «бесправии» украинцев, но рикошетом он бил и по русским как народу. Ленин писал в июне 1917 г. (!): «Проклятый царизм превращал великороссов в палачей украинского народа, всячески вскармливал в нем ненависть к тем, кто запрещал даже украинским детям говорить и учиться на родном языке» [76].
Какие «палачи украинского народа»! В Российской империи все православные славяне были совершенно равноправны, и малороссам была открыта любая карьера. Даже их браки с русскими не считались смешанными. В начале ХХ века, когда в русском национализме в условиях тяжелого кризиса возникла ксенофобия, а русскость стала частью общества трактоваться в терминах этнического национализма, малороссов и белорусов не причисляли к «инородцам», а считали частью единой этнической общности — русского народа. Об этом даже особо не говорили, так как считалось естественным.
На марксизм опиралась и та часть западнической советской интеллигенции, которая с 60-х годов подрывала символы национального самосознания русского народа. К ним относилась и Отечественная война 1812 г. Энгельс неоднократно говорит о попытке славян при поддержке России снова поднять голову — после поражения Наполеона, воспользовавшись теми изменениями, которые произошли в Европе после победы России в Отечественной войне. Во множестве статей и писем Энгельс характеризует эту победу как цивилизационную катастрофу Запада — «казаки, башкиры и прочий разбойничий сброд победили республику, наследницу Великой Французской революции». Во всех этих замечаниях отечественная война России предстает как война реакционного народа .
