А.Фролов на конференции не был, но были другие члены Президиума ЦК КПРФ, один из них даже сидел рядом со мной за столом президиума, нормально работал, первым получил слово для выступления. Другие сидели в зале, с некоторыми из них я беседовал. Ни раздражения, ни язвительности, которая сквозит в статье А.Фролова, у них не было – почему же я должен считать, что пером А.Фролова движет какой-то коллективный разум? Давайте отбросим такие подозрения. Написал товарищ А.Фролов статью, а товарищ С.Кара-Мурза ему отвечает [хотя и не через ту же газету, потому что она таких ответов не печатает].
Какие же упреки сделал тов. Фролов в адрес конференции в явном виде? Не будем «читать в сердцах» и домысливать неявные причины его недовольства. Просто перечислим то, что написано пером и может пониматься как критика.
Я во вступительном слове, а С.Ю.Глазьев в докладе, предложили выступающим не тратить время и душевные силы на обличение политического противника, а вести разговор о наших мыслях и делах. Мысли и дела властей и олигархов все участники знают и оценивают примерно одинаково – к чему же тратить драгоценные минуты. И я, и Глазьев высказали вещь банальную, каждый всего лишь по одной фразе. Но А.Фролов представил это как важный дефект всего замысла – «конференция ломится в открытую дверь», то же самое, мол, КПРФ уже раньше говорила. Наверняка говорила, возможно, даже сам А.Фролов эту мысль первый и придумал. Ну так простите наш невольный плагиат! Беда в том, что дверь, в которую мы «ломились», вовсе не открыта и до сих пор. Посмотрите хотя бы газеты оппозиции – большая часть площади занята жалобами на злых противников. Так что в эту дверь еще ломиться и ломиться!
И совсем непонятно, почему эту не столь уж существенную фразу А.Фролов посчитал обидной для КПРФ. Он пишет: «Неужели авторам неведомы ни успехи целого ряда „красных губернаторов“, ни трехлетняя деятельность фракции КПРФ?» Известны, конечно, замечательные успехи, но при чем здесь это?
Примерно так же оценил А.Фролов и главный замысел конференции – обсудить возможности консолидации левопатриотических сил. И об этом, мол, уже говорили, незачем повторяться, так что конференция «сеяла смуту в головах оппозиционно настроенных избирателей». Тут А.Фролов похож на редактора, которому поэт принес стихи: «О любви? Нет, не надо, о любви уже были стихи». Но А.Фролов ошибается гораздо больше, чем тот редактор. Я, например, считаю, что хороших стихов «о любви» между потенциальными союзниками по оппозиции еще не было. Очень это трудная тема, а ее как раз всегда трактовали так, будто основания для взаимной любви очевидны. Вовсе нет, и не надо было столько лет обнадеживать людей. Отрицание Чубайса или неоколониальной экспансии в Россию («наличие общего противника») еще вовсе не означает союза, не означает даже возможности союза. Расхождения между разными противниками Чубайса вовсе не объясняются личными качествами Тюлькина, Зюганова или Шафаревича. В начале ХХ века программные установки социал-демократов (большевиков и меньшевиков) были почти неразличимы – а они оказались по разные стороны баррикады в Октябре и в Гражданской войне.
Некоторые из расхождений между патриотами сегодня имеют фундаментальный характер. Выяснять суть этих расхождений совершенно необходимо – тогда и не будет взаимных обид, а можно будет с одними объединиться, с другими заключить союз, с третьими пакт о ненападении. А.Фролов представляет дело так, будто вопрос ясен – надо объединяться! Да только, дескать, личные амбиции кое-каких лидеров мешают. Думаю, это глубокая ошибка.
Ленин высказал мысль не просто умную, а даже и разумную – и нисколько не парадоксальную, а именно согласную со здравым смыслом: «Чтобы объединиться, надо размежеваться!» А мы уже двенадцать лет только и слышим «Объединяться! Объединяться!», а работой по размежеванию не занимались. Эту работу заменяли личными упреками: тот слишком самолюбив, этот что-то неуважительное брякнул и т.д. А в чем они могут действовать сообща и в чем не могут – об этом речи не было.
Вспомним хотя бы неудачную попытку объединения «красной» и «белой» идеи. Думаю, можно было найти область компромисса и сотрудничества, но при условии честного определения зоны несовместимости – с договоренностью как-то ограничить взаимные нападки в этой зоне. Этого не сделали, в результате чего возникли неоправданные надежды, а потом и конфликты.
У А.Фролова выходит, что такой проблемы нет, как нет и надобности в организации какого-то совещания для обсуждения подобных вопросов. Зря он ломится в эту открытую дверь – и проблема есть, и конфликты. А вот «площадки» для откровенного разговора, без митингового шума, как раз нет. Не возникло такой «площадки» ни в НПСР, ни в немногих газетах оппозиции. Это именно не упрек, а факт. Не получилось пока что, а надо. Причем нужен именно разговор на равных, независимо от числа полученных на выборах голосов или «мощности первомайских колонн». Кстати, А.Фролов и тут сильно ошибается, когда измеряет идейный потенциал того или иного движения такой мерой. Даже странно слышать. Большевиков в ІV Думе было, кажется, 4 человека (один к тому же провокатор), и никаких «первомайских колонн» они вывести не могли – и что из этого следует? Ничего не следует, А.Фролов применяет параметр, который неадекватен той проблеме, о которой мы говорим.
Всю статью А.Фролов посвятил, по сути дела, предвыборным маневрам – кому сколько мест, да в каком списке, да под каким номером. В политике это, конечно, важный момент, но ведь не этому была посвящена конференция. Похоже, у А.Фролова в сознании возник ложный образ от чтения «материалов» или кто-то его неверно информировал. Если на конференции и говорили о выборах, то как раз отрадно было видеть, что люди понимают: успех на выборах определяется не умелым составлением списка кандидатов (хотя и это важно), а нахождением верного и ясного ответа на те коренные вопросы, которые мучают людей. А для этого надо говорить по-товарищески и именно на равных и с революционным марксистом Тюлькиным, и с трагически мыслящим Алкснисом, и с уповающим на Православие Бурляевым, и с политэкономистом-коммунистом Бузгалиным, и с исключенным из рядов партии коммунистом Губенко, и со многими-многими еще.
Все они выражают, каждый в заостренном виде, какую-то ипостась нашего тяжело ворочающегося общественного сознания. Со всеми и всем трудно говорить, но ведь двенадцать лет нас должны были чему-то научить! Сейчас-то ясно, что надо уметь говорить, а не только переубеждать. А.Фролов считает, что это не надо? Или он считает, что такие разговоры можно с успехом вести на заседаниях РУСО, под председательством тех немногих профессоров истмата, что не переметнулись к Горбачеву и Ельцину?
Наконец, я вынужден сделать и одно частное, но необходимое замечание, поскольку я подписывал письма с приглашением на конференцию, предоставлял слово участникам и несу перед каждым из них ответственность. Тем более, что конференция эта была направлена на поиск согласия, а не на выяснение отношений. Как и предполагается на любой конференции, все ее приглашенные участники обладают равным статусом и достоинством – таковы уж культурные нормы этого вида собраний. Видимо, А.Фролов этих норм не знает, и лучше уж я ему их сообщу, как товарищу, чтобы он больше не попадал в неудобное положение.
