Следующим актом выпустили Чубайса. Он произвел «приватизацию» – все национальное достояние в виде промышленности было изъято и передано под контроль десятка семейств, в которых русского человека не сыщешь днем с огнем. Каха Бендукидзе взял себе самый большой в СССР «завод заводов» Уралмаш, некий грек – один из крупнейших в мире Челябинский тракторный, и т.д. Рабочие в целом и их организации – профсоюзы, всякие ОФТ и СТК, промолчали и даже не хотели вникнуть в суть приватизации (даже в Верховном Совете СССР, когда впервые принимали Закон о приватизации, один только депутат Сухов, таксист с Украины, пытался что-то возразить).
В Челябинске рассказывают: группа с московского телевидения, проезжая мимо, решила пообщаться с людьми, которые рылись на свалке за большим заводом. Кормясь остатками советской бесхозяйственности, эти люди откапывали бракованные медные детали. Разговорившись, бывшие рабочие расстегнули свои робы и репортеры увидели страшные шрамы. Новые хозяева, «приобретя» заводы, посчитали своей собственностью и залежи лома десятилетней давности. И, чтобы отвадить жадных «люмпенов», однажды выпустили на них свору арендованных у милиции овчарок. Отлежав в больнице, кое-кто по месяцу, искалеченные люди вернулись добывать кусок хлеба – безропотно, невзлюбив лишь собак.
Так отнеслись к приватизации заводов. Немного погодя иностранным компаниям начали передавать уже и главные месторождения минеральных богатств России. Это не вызвало не только сопротивления, но даже и сомнений. Люди махнули рукой на благополучие детей и внуков. Сейчас, в соответствии с тем же графиком, началась территориальная ликвидация России – в буквальном смысле слова лишение русского народа его почвы.
Дело не только в Чечне. Россия «эвакуируется» с Севера, быстро теряет Приморье – это ведь тот же процесс, только без крови и бомбежек. Но простого и ясного слова мы не слышим от оппозиции даже по самому очевидному случаю – Чечне. Какие-то запросы в Министерство юстиции, какое-то шелестение бумагами. При чем здесь юстиция? Разве задача Думы – следить за соблюдением законов? Она должна давать политическую оценку исходя из интересов России – и приводить законы в соответствие с этими интересами, а не наоборот. Какой смысл вообще спрашивать министра того правительства, которое начало войну именно по плану раздела России, именно ради отделения Чечни? Парламент спрашивает правительство, правильно ли оно поступает. Это же театр абсурда.
И зачем напускать туману? Ведь известен совершенно жесткий и однозначный критерий суверенитета государства над территорией – он определяется тем, у кого в руках средства законного насилия. Покуда боевики Дудаева и Яндарбиева были «незаконными вооруженными формированиями», а на территории Чечни был хоть один «законный» солдат или милиционер, подчиняющийся Минобороны или МВД России, Чечня была частью Российской Федерации, хотя и в состоянии мятежа. Как только последний солдат покинет территорию, а армия и полиция Яндарбиева станут «законными» – суверенитет России утрачен. Ведь это – истина из учебника, которую вдруг «забыли» буквально все политики.
Это – апатия «наверху», какая-то замедленность реакции, желание спрятать голову в песок, забыть о реальности. Как у забеременевшей гимназистки, которая все надеялась, что «рассосется». Но можем ли мы упрекнуть вождей – ведь та же заторможенность внизу, когда уже и смерть у порога. Пишут, что вооруженные бандиты в Чечне выгнали 300 тысяч русских – среди них множество казаков. В каких-то станицах изнасиловали женщин. А что же в это время казаки? На всех форумах в Москве сидят в передних рядах – бравые, с какими-то крестами на груди. Что с ними случилось? Ведь всегда на Кавказе русским жилось непросто, но все побеждал здравый смысл. Ведь на переднем крае с «татарами» (как называли горцев) уживались даже не казаки, а переселенцы-сектанты, будущие «непротивленцы». Знаток Кавказа В.Величко пишет в 1904 г.: «Конечно, первым русским переселенцам, нашим сектантам, приходилось-таки первое время отведать татарского кинжала. Предки нынешних сентиментально-безумных духобор, доведенных до истерии графом Толстым, смотрели на этот вопрос весьма реально и татарским разбойникам давали кровавый отпор; дошло до того, что ни один вооруженный татарин не смел показываться на несколько ружейных выстрелов от сектантских селений, и духоборы достигли полной безопасности. Благодаря энергии сектантов, русское имя было в татарском населении поставлено высоко, и теперешним русским поселенцам неизмеримо легче иметь дело с татарами, чем с какими бы то ни было другими соседями».
Нынешняя ситуация трагична. Впервые в истории государство российское совершенно определенно и четко отказалось защищать не только русские интересы, но и жизни русских людей. Но вместо того, чтобы сплачиваться для своей защиты, люди надеются только на милость – на милость не друзей, а угнетателей. Такие народы, каким стали сегодня русские, «должно резать или стричь». Нас, поскольку уже полностью остригли, будет выгоднее зарезать – если не встряхнемся.
1996
С Новым 1999 годом!
В конце прошлого года, увидев проект бюджета, многие из беззаботных еще вчера людей почувствовали, как повеяло холодком гибели. Впервые всерьез. А то все это было как-то далеко, абстрактно. Ну, Камчатка замерзает, где-то там врачи голодают. Но обо всем этом Миткова сообщала с такой загадочной улыбкой, что наш средний интеллигент ощущал себя под защитой – мировая закулиса его не сдаст, что-нибудь придумает, что-нибудь подкинет.
Ощущение безвыходности возникает сегодня не от конкретной угрозы, а от нарастающего чувства, что все мы вовлечены в какой-то шизофренический карнавал. Вроде бы ясно, что общество расколото, но в чем раскол? Как он выражается в политике? Перед каким выбором мы стоим? Из каких альтернатив должен выбирать простой гражданин, чтобы решиться поддержать ту или иную сторону? Еще недавно мы имели хотя бы туманную иллюзию выбора. Чубайс мерзавец, это было ясно. Он тянул нас в какой-то рынок, который на деле оказался полным блефом и обманом, при котором вытряхнули наши карманы, превратили в деньги все, что можно продать и вывезли за рубеж. Но образ Чубайса давал хоть какой-то смысл, хотя бы создавал успокаивающее ощущение существования чего-то иного, а значит, наличия путей. Сегодня оказывается, что от того камня, который мы считали распутьем, дорог никаких и нет! Ни налево, ни направо, ни прямо. Назад – ни-ни.
Ведь при Чубайсе мы хотя бы могли кричать: «Даешь смену курса! Даешь смену курса!». Кто-то говорил даже о «правительстве народного доверия» или что-то в этом роде. Главный результат того, что Маслюков вошел в правительство, а Ю.Белов («мудрый человек из КПРФ») назвал это правительство «красным», и с этим правительством слилась в гимне радости практически вся Дума, заключается как раз в том, что у простого человека отняли иллюзию существования выбора. Никакие политики до самой крайности не делают этого, ибо следующий шаг – отчаяние.
Что же получается на нынешнем распутье, которое вдруг обратилось в точку? В рынок мы переползти не смогли – это ясно всем и это признали самые рыночные умы вроде Лившица. Одновременно куда-то исчезли «антирыночники», поскольку они уже не под дулом пистолета, не под угрозой разгона, а по доброй воле голосуют за «бюджет Чубайса», только более жесткий – за «Чубайса в квадрате». Режим, нисколько не изменившись в своей сути (только Доренко куда-то исчез), вдруг перестал быть антинародным и оккупационным – в правительстве чуткие люди, Ельцин стал добрым дедушкой, а патриарх благословляет всех подряд, кроме антисемитов. И человек с ужасом приходит к выводу, что вся эта долгая битва гигантов никакого отношения к его жизни не имела. Курс не был рыночным, оппозиция не была антирыночной. Курс просто вел к полному параличу – и продолжает вести туда же сегодня. И никто его менять, похоже, не собирается.