А. Чадаев подчеркивает, что это — общее свойство ряда постсоветских государств (из этого ряда явно выпадают Белоруссия, Азербайджан и, вероятно, еще четыре азиатских республики). Он пишет: «Такая стратегия «революции понарошку» может быть успешной лишь при наличии у действующей власти ряда обязательных свойств (ими, впрочем, обладают практически все постсоветские режимы). Картонному герою в пару нужен картонный злодей — и такой злодей в лице власти всегда находится, и всегда оказывается именно картонным.
Такую власть можно демонизировать бесконечно — в своих ответных действиях она никогда не пойдет до конца. Ее можно обвинять во всех грехах, в любом человекоубийстве и людоедстве, заранее зная, что, дойди дело до необходимости взять ответственность за реальное людоедство и человекоубийство, она всегда дрогнет и отступит»
[84]
. Показательны в этом плане последние теледебаты Ющенко и Януковича перед «третьим туром». Ющенко в прямом эфире без конца обвинял оппонента в краже трех миллионов голосов, вбрасывании полумиллиона бюллетеней после окончания голосования в одной только Донецкой области — и Янукович ни разу не ответил прямо и четко, что это ложь, а только бормотал что–то невнятное.
И дело не только в том, что «злодей картонный» и никакого вреда «оранжевой» толпе причинить не может. Власть активно выставляет себя в дурном свете даже эстетически, сознательно окружает себя такими защитниками, которые не вызывают симпатий у обывателя. Д. Юрьев пишет: «Важно подчеркнуть, что на этом этапе участие «преступной власти» в разжигании революционного энтузиазма неоценимо: все более непопулярная элита становится все менее адекватной, все более одиозной, на первый план выходят самые малосимпатичные, самые отталкивающие персонажи (на самом деле на этом этапе те представители элиты, которые еще способны к нормальному взаимодействию с народом, к тому, чтобы слушать и слышать людей, попадают под ударное воздействие массовых настроений; на стороне власти остаются только самые одиозные отморозки, что вызывает еще большее раздражение и агрессивность общества)»
[85]
.
В такой ситуации власть, имея достаточно средств для оплаты хороших консультантов и экспертов, вдруг начинает вести себя необъяснимо глупо, якобы «некомпетентно», делая ошибки грубейшие, последствия которых очевидны. Так она вела, например, предвыборную агитацию против Ющенко, просто возмутив массу аполитичных людей и оттолкнув их от «своего» кандидата.
Анализируя ход событий в Киеве, наблюдатели указывают, что даже с технической точки зрения «оранжевая революция» была бы невозможна без сознательного соучастия в ней высшей власти страны. Вот одно из таких заключений: «Следует учесть в анализе и тот факт, что провести мероприятие такого масштаба без существенного содействия Кучмы и его администрации оппозиция никак бы не смогла, несмотря на все американские деньги и материалы. Для разгона подобной манифестации в зимнее время не нужно танков или российского спецназа, который Тимошенко изыскала в рядах киевской милиции. Достаточно было бы пять–шесть пожарных машин. С мокрой задницей в палатке не отогреешься, так что местный молодняк разбежался бы по домам, а где отогревать заезжий — стало бы головной болью оппозиции. Не справься она с этим — потеряла бы авторитет окончательно. Да и справилась бы — а митинг–то тю–тю… За это время площадь разгородили стройзаборчиками, побили американские экранчики и лазерные установки… Кина не будет, кинщик спился»
[86]
.
Для нас здесь, в общем, не слишком важны мотивы властной верхушки, совершающей политическое «самоубийство», которое, в принципе, следовало бы трактовать как государственную измену. Скорее всего, действует комплекс мотивов — страха, корысти и часто неприязни к своей «прежней» стране (то есть идейное сочувствие революционерам).
Ш. Мамаев, изучающий сходные случаи свержения власти, делает такой общий вывод: «Невольно возникает вопрос — почему все они, Акаев, Кучма, Шеварднадзе, зная, что против них готовится революция, тем не менее фактически ей не сопротивлялись? Ведь во всех классических теориях революций подобное явление не было ни предусмотрено, ни описано. «В моем распоряжении имелись достаточные силы, которые были в состоянии это сделать», — говорил, в частности, Акаев в своем обращении к нации после бегства за границу. «Но когда бесчинствующая, неуправляемая волна стала накатываться на Белый дом, я дал жесткое указание в силовые акции не вступать и оружие не применять».
Поскольку в высокие моральные качества этих «бывших» верится с трудом — не далее как три года тому назад силовики того же Акаева вполне безнаказанно расстреляли мирную демонстрацию на юге страны, — приходится констатировать, что все дело заключается в позиции Вашингтона. Поскольку применение силы против «младенца», выношенного американскими правозащитными группами, грозит виртуальному «диктатору» изгнанием из финансового рая. Не говоря уже о том, что построенная на «купленных» выборах демократия не подразумевает никакого долга правителя перед своим электоратом»
[87]
.
Таким образом, мы наблюдаем у близких соседей и скоро наверняка столкнемся сами с явлением, которое «не было ни предусмотрено, ни описано в классических теориях революций». Это значит, что классические теории устарели, и мы обязаны следовать не им, а выводам из эмпирических наблюдений, логического анализа и творческого поиска эффективных решений.
Оранжевая революция : роль спецслужб
Среди институтов власти особую роль в проведении «бархатных революций» играют органы государственной безопасности.
В цитированном ранее руководстве Дж. Шарпа сказано: «Стратеги неповиновения должны помнить, что разрушить диктатуру будет чрезвычайно трудно или невозможно, если полиция, бюрократический аппарат и вооруженные силы останутся целиком на стороне диктатуры и послушными ее приказам. Поэтому стратеги демократического движения обязаны считать стратегию подрыва лояльности силовых структур диктаторов высокоприоритетной.
Демократическим силам не следует призывать солдат и офицеров к немедленному мятежу. Вместо этого, если имеются связи с ними, необходимо четко разъяснять, что существует множество сравнительно безопасных форм «скрытого неподчинения», которые можно применять на начальной стадии. Например, полиция и военные могут выполнять приказы неэффективно, не находить людей, находящихся в розыске, предупреждать участников сопротивления о планируемых репрессиях, арестах или высылках, а также не представлять важную информацию вышестоящим начальникам. Недовольные офицеры могут по очереди игнорировать передачу команд по инстанции на проведение репрессий. Точно так же государственные служащие могут терять папки с делами и инструкциями, работать медленно, «заболевать» и сидеть дома до выздоровления»
[88]
.
