— кризис власти и правления (около 35 % опрошенных);
— потеря российским обществом смысловых координат своего развития (31 %);
— гегемонистская политика США и их стремление к мировому господству (30 %).
Но это и есть выражение кризиса государственности, мировоззрения и положения России в мире. Все остальное — следствия.
Уподобив государственную власть и управление экипажу самолета, мы можем развить эту метафору. Вспомним, что в аварийной ситуации экипаж обязан прежде всего обеспечить собственную безопасность — ради спасения самолета и его пассажиров. Если так, то первой обязанностью нынешнего российского государства является нейтрализация антигосударственных сил внутри самой России. Эту обязанность власть выполняет неудовлетворительно.
Государство и антигосударственные силы в России
Поэт Осип Мандельштам сказал: «Власть отвратительна, как руки брадобрея». И эта вычурная метафора во время перестройки была принята нашей демократической интеллигенцией чуть ли не как откровение. Ее бубнили, как припев, в ходе антигосударственной кампании.
Что за люди! Сами побриться не способны, а руки брадобрея им отвратительны. Власть ненавидят, но так и льнут к ней, пытаются в нее пролезть, всегда ею недовольны — а попади во власть, ни одного простейшего вопроса не могут не то что решить, а и сформулировать. Все шиворот-навыворот, сплошные обиды и расколы, даже воровать толком не годятся, все на нервах, с надрывом.
Постсоветское государство России сформировалось в лоне антисоветского проекта и оказалось в исторической ловушке. Наследие политической философии, идеологии, структур и кадрового состава, полученное от режимов Горбачева и Ельцина, стало тяжелой гирей на ногах, отделаться от которой очень трудно.
Нынешний политический режим зачат в акте государственной измены, совершенной в 1991 г. Преемники «бригады Ельцина» у власти частично уже свободны от этого исторического груза, но в недостаточной степени. За их спиной стоит призрак беловежского сговора, который строго следит за тем, чтобы «преемники» не вздумали возродить державную государственность России. Они опутаны соглашениями, которые запрещают им выполнять важнейшие функции власти исходя из критериев именно такой государственности.
Важной частью программы демонтажа советского строя был подрыв авторитета государства. По замыслу “архитекторов”, государство не только должно было утратить в глазах человека всякий священный смысл — оно было превращено в коллективного “врага народа”. Проклятия в его адрес стали обязательным довеском к уверениям в лояльности демократии. Эта кампания была предельно антидемократичной, она подрывала культурные устои большинства населения.
В книге Ю. Левады “Есть мнение” на основании опросов 1989–1990 гг. сделан вывод, что “державное сознание в той или иной мере присуще подавляющей массе (82–90 %) населения страны”, что это “комплекс, уходящий вглубь традиций Российской империи” [1].
С самого начала атаки на все подсистемы государства приобрели такой жесткий характер, что не вызывало сомнения — было задумано не реформирование, а слом. «Антисоветский марксист», профессор МГУ А.П. Бутенко критиковал реформы Хрущева за их половинчатость: «Антисталинизм — главная идея, мобилизационный стяг, использованный Хрущевым в борьбе с тоталитаризмом. Такой подход открывал определенный простор для борьбы против основ существующего социализма, против антидемократических структур тоталитарного типа, но его было совершенно недостаточно, чтобы разрушить все тоталитарные устои» [2]. Перестройка наконец-то направила свой пафос против «всех» государственных устоев.
Под огнем оказались буквально все элементы государства — от органов хозяйственного управления, ВПК, армии и милиции до школы и детских садов. Все это было представлено как элементы «административно-командной системы», войну против которой начал Г.Х. Попов.
Эта программа так сбила с толку людей, что они перестали трезво рассуждать. Государственные институты, обеспечивающие жизнь страны, имеют сложную структуру и выполняют сложную систему функций. Одни из этих функций очевидны, другие еле видны, а чтобы понять третьи, надо пошевелить мозгами. Люди как будто вдруг утратили способность мысленно увидеть структуру государства и те функции, которые призваны выполнять разные его элементы.
Видные деятели перестройки открыто выступали как враги своего государства. Писатель А. Адамович (депутат Верховного Совета СССР!) в марте 1989 г. на открытии в Москве международного научного клуба даже воззвал к иностранным ученым, прося у них помощи против советского государства. Он так описал его отношения с обществом: «Одни ведомства ведут химическую войну против собственного народа и природы. Другие — с помощью мощной мелиоративной техники, третьи — почти уже атомную (Чернобыль)… Вот почему и ученые наши, которые не продали душу ведомствам, и «зеленые» наши так рассчитывают опереться на вас, мировую науку, в борьбе с ведомственным Левиафаном» [3, с. 225].
А демократическая интеллигенция с какой-то наивной безответственностью одобряла разрушение сложнейших структур государства, являвшихся замечательным творением нашей цивилизации. Причем нередко речь шла о творениях уникальных, и нет уверенности, что эти структуры вообще удастся возродить после их гибели. Люди старшего поколения помнят, например, какому избиению в прессе и с трибун были подвергнуты в годы перестройки все правоохранительные органы, армия и особенно КГБ. Кто забыл, пусть полистает подшивки газет и журналов конца 80-х и начала 90-х годов, это чтение освежает голову.
Когда видишь, как сама власть разрушает несущие конструкции государства, в воздухе висит немой вопрос: «Глупость или измена?» Допустим, глупость, но небывалая. Ведь не могли не понимать, уничтожая систему госбезопасности, что она защищает страну от очень широкого спектра угроз, а вовсе не сосредоточена на диссидентах.
Во время перестройки подверглась разрушению политическая культура нашего общества — условие существования государства. Западные политологи выделяют именно это направление перестройки, которое несло в себе предпосылки национальной катастрофы. А. Браун (США) пишет, что важнейшей ценностью советской политической культуры являлся порядок. Страх перед беспорядком и хаосом, которые в первой половине ХХ века принесли народу тяжелые страдания, объединял все социальные группы — рабочих, крестьян, интеллигенцию, управленцев.
Что же совершила перестройка? Произвела именно подрыв порядка и искусственное создание хаоса — с взрывом массовой преступности, кровопролития в национальных конфликтах и терроризма. Советологи сравнивают Горбачева с “Мартином Лютером, который стремился разрушить или существенно ослабить косные институты правящей церкви”. Это большой комплимент, учитывая, что Реформация унесла в Германии 2/3 человеческих жизней [4].
Горбачев резко дестабилизировал состояние государства в целом. Тем самым он поставил крест и на самой возможности плодотворных реформ. Став президентом, он сделал именно то, что категорически противоречило главной ценности политической культуры нашего общества и историческому опыту народа. Видный американский советолог А. Брумберг признал: “Ни один советолог не предсказал, что могильщиком Советского Союза и коммунистической империи будет настоящий номенклатурный коммунист, генеральный секретарь КПСС Михаил Горбачев” [5].
