Владимир Владимирович! Уймите своих стратегов, только, ради бога, каким-нибудь мягким способом! О чем они мечтают — проедет мужик полверсты на телеге по дороге своего региона, а из-под моста вылезает инспектор и требует показать трек GPS, а потом выписывает платежку в Европейский банк развития. Да еще с наценкой за экологически уязвимую зону (других-то у нас нет).
Соответственно, предлагается сделать платными все стоянки в городах — установить законом «обязанности автовладельца платить за использование территории муниципальных образований для хранения и паркования автомобиля». Заодно эти меры помогут взвинтить цены коллегам — владельцам бензоколонок.
Все это в приложении к реальной «России-2020» выглядит нелепо. Тут нет проблемы «социализм — капитализм», тут нет никакой вины либеральной философии, ЦРУ или Вашингтонского консенсуса. Тут наша общая национальная беда — интеллектуальную элиту наших энтузиастов-рыночников реформа как будто ударила пыльным мешком по голове. Перетрудились. Это тяжелый случай, и что-то надо делать. Может, травами какими-то или грязями…
* * *
Этот сюжет — маленький штрих в докладе. Можно сказать, самый безобидный. Но он совершенно типичный по установкам, по аргументам и по логике. Ведь если уж собрали целую армию лучших экспертов сочинять стратегию, от них требовалось прежде всего ответить на висящие в воздухе вопросы. Например, как получилось, что новая хозяйственная система (неважно, как ее называют) таит в себе механизм непрерывного и неудержимого роста издержек. Одной коррупцией тут не объяснить.
Вот, раз уж заговорили о транспорте. Ежегодно растут тарифы на транспортные услуги, рост цены билета намного обгоняет рост зарплат, подвижной состав изношен, но пассажирский транспорт остается убыточным, как будто внутри этой системы какой-то зверь пожирает ресурсы. В Москве в 2011 г. билет на метро стоит уже 28 руб., но это покрывает, видимо, лишь около 70% стоимости поездки (в 2009 г. плата за проезд компенсировала 69% себестоимости). Издержки уже приблизилась к уровню западных столиц — при очень низкой, по их меркам, оплате наших работников транспорта, а конца росту цен не видно. И за двадцать лет реформы можно было убедиться, что это — фундаментальное свойство той хозяйственной системы, которая установилась в РФ. Раскрыть эту тайну — достойная задача для стратегов.
А эту стратегию, я надеюсь, Правительство не примет, до такого мы все же еще не сползли. Может, это такой прием придумали хитрые политтехнологи? Перед выборами подобные стратегии с возмущением отвергаются, и народ счастлив. Он и малому рад.
ВЫРАБОТАТЬ ПРИЕМЛЕМУЮ ДОКТРИНУ РАЗВИТИЯ ДО 2020 ГОДА В РАМКАХ НЫНЕШНЕЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ — СЛОЖНАЯ ЗАДАЧА
(Выступление на «круглом столе» по поводу доктрины 2020 (май 2011 г.)
Как я понимаю поручение премьер-министра? Он обращается к экспертам: «Дайте такую модель развития страны до 2020 года, чтобы она была реализуема в рамках нынешней политической системы, — не меняя ничего в парадигме последнего десятилетия».
В этом сложность задачи. Премьер призвал «уйти от популизма». Действительно, предложения Г.А. Зюганова — это популизм. Они невыполнимы, потому что никто главную модель менять не собирается. Никто — включая левых. Значит, вопрос стоит так: можно ли что-то существенно улучшить в рамках этой системы?
Я считаю, что можно, хотя и очень трудно. По крайней мере, можно попытаться сконструировать такую стратегию, которая позволит в допустимых рамках, учитывая внешние ограничения, накладываемые на решения нашей власти, и учитывая реальное состояние общества, что-то сделать.
Возможна аналитическая работа по выявлению, описанию и выработке программы ликвидации (или хотя бы нейтрализации) тех механизмов деградации, которые были запущены в 90-е годы. Без этого экономика остается черной дырой, и никакие национальные проекты ничего не могут изменить, потому что эти механизмы продолжают работать и перемалывают вложенные средства. Аналитическая и проектная работа не устраняет этих механизмов, но меняет состояние общества. Когда слепой ведет слепого, оба упадут в яму. А если хоть один из них приоткроет глаз, появляется шанс.
* * *
По сравнению с чем должно быть дающее шанс изменение «в рамках нынешней системы»? По сравнению с программой стабилизации Путина. Что произошло после 2000 года, когда пришел Путин? Разными механизмами резко взвинтили потребление. Частично благодаря конъюнктуре нефтяных цен, но главное — за счет проедания основных фондов и инвестиций. Основные фонды, которыми пожертвовали, — это, прежде всего, жилищный фонд (он не ремонтировался), материальная база сельского хозяйства (почва, скот, машины) и промышленности (деиндустриализация). Этим стабилизировали социальную обстановку — людям кинули, как кость, их будущее. Вот, грызите его и будьте пока довольны.
При этом проедаются даже и месторождения нефти и газа. Мы сейчас пока что добираем те месторождения, которые были разведаны и обустроены в советское время. А реформа означала почти полное прекращение разведочного бурения. И в период Путина мы видим дальнейший спад. То есть перспективы вылезти за счет нефти и газа сокращаются, и спад может произойти быстро.
В сельском хозяйстве мы практически потеряли организованное, уже промышленного типа, сельскохозяйственное производство. Вот как упало число работников в организациях — «село отступило на подворья». Мы видим, что после прихода Путина нисколько не изменилась эта динамика. То есть сельское хозяйство продолжает ликвидироваться, и в рамках той модели, которая сложилась после 2000 года, не видно признаков остановки этого процесса.
Индикатор сельскохозяйственного производства высокого передела — животноводство. К концу советского периода было создано современное животноводство, а потом оно деградировало. В 2005-2006 годах была, правда, небольшая заминка в убывании стада, это «приоритетный национальный проект развития животноводства». Но удалось только чуть-чуть, на два года задержать спад.
А возьмем индикатор состояния общества, его расслоения по доходам — фондовый коэффициент дифференциации. В советское время он колебался на уровне 3-3,5, вот как он подскочил в 90-е годы, и после прихода Путина мы видим только рост. Но это — признак разрушения общества, одна из причин той анемии, которая его поразила.
И вот выдержка из журнала «Социологические исследования» (2010, № 1), автор — замдиректора института социологии и профессор Высшей школы экономики Н.Е. Тихонова.
«С точки зрения стратегических перспектив эволюции малообеспеченности в России деградация ресурсного потенциала малообеспеченных означает дальнейшее ухудшение их положения и углубление разрыва между ними и благополучными слоями. Причем даже в период быстрого экономического роста этот разрыв лишь углублялся, а в условиях экономического кризиса он стал уже, видимо, непреодолимым, и далее Российскому государству в его социальной политике придется исходить из того, что низкоресурсными (т.е. не имеющими никаких значимых ресурсов для удовлетворения своих базовых социальных потребностей — в жилье, платном лечении, дополнительном образовании и т.д.) являются около 60% населения, а не те 8-12%, которые попадают в зависимости от ситуации в российской экономике в число представителей глубокой бедности…
