Даже в зонах интенсивных боевых действий, в среде казачества, уже в 20-е годы стали обычными браки молодых людей, чьи родители принадлежали к разным воюющим сторонам. В Испании, по рассказам самих сельских жителей, даже в 80-е годы, через полвека после окончания войны, браки молодежи из семей республиканцев и франкистов были редкостью. После завершения войны в 1939 году в деревнях на крышах домов солдат-республиканцев по ночам дежурили посты фалангистов — ожидали их тайного возвращения из скитаний. В некоторых местностях это продолжалось до 70-х годов: юные активисты подкарауливали возвращение стариков — ветеранов войны, о которой они уже почти ничего не знали.
Насколько сложна была эта задача примирения, говорит тот раскол, который пережило российское общество в 90-е годы, когда из политической целесообразности власти старые раны были раскрыты и СМИ стали сыпать на эти раны соль.
Есть еще один эпизод в программе «преодоления расколов» как принципа государственного строительства — то, как отнеслась советская власть после октября 1917 г. к деятелям высшего ранга в царском и Временном правительстве. В последние годы многие исторические книги издаются снабженными прекрасными указателями. Иногда именные указатели снабжены краткими биографиями. Вот, например, очень интересная книга А.С. Сенина о лидере партии октябристов А.И. Гучкове [37]. Человек исключительной воли и энергии, любимец армии, он с 1895 г. находился в гуще всех политических событий и тесно общался с большим числом виднейших государственных и общественных деятелей. Поэтому именной указатель книги А.С. Сенина с краткими биографическими сведениями по объему составляет почти половину от собственно текста книги. Перечисленные в нем персоны — представительная выборка.
Когда прочитаешь этот указатель, поражает судьба всех этих деятелей после Октября 1917 г. Как же исказила наше представление официальная советская история! Ведь большая часть тех, кто пережил Гражданскую войну, сыграли огромную роль в государственном, хозяйственном и научном строительстве СССР.
Почти подряд на букву «К» идут такие фигуры:
— А.Н. Крылов — председатель правления Путиловских заводов, проектировщик первых русских линкоров, академик, с 1919 г. начальник Морской академии Рабоче-крестьянского Красного Флота, лауреат Сталинской премии 1941 г.
— А.Н. Куропаткин, военный министр царского правительства в 1898-1904 гг., после Октябрьской революции (в возрасте 70 лет) на преподавательской работе в военной академии.
— Н.Н. Кутлер, министр землеустройства и земледелия, управляющий главными поземельными банками (Дворянским и Крестьянским), зам. Министра внутренних дел царского правительства, с 1921 г. член правления Госбанка РСФСР, разработчик денежной реформы 1922-1924 гг.
Скажем несколько слов о двух небольших, но красноречивых случаях. Первый — «дело Лопухина». А.А. Лопухин принадлежал к древнему дворянскому роду, к тому же, что и первая жена Петра I — Евдокия Лопухина, был однокашником и дальним родственником Столыпина, считался блистательным юристом. Отец его, прокурор Петербургской судебной палаты, был обвинителем по делу В.И. Засулич, не справился и был направлен в Варшаву председателем судебной палаты. Три года (1902-1905 гг.) Лопухин был директором Департамента полиции.
Он пришел к выводу, что взятый в политической полиции курс на широкое использование провокаторов является антигосударственным, создает раскол в обществе и ведет к революции. Так, у него сложилось убеждение, что провокатор Азеф (которому даже разрешили совершить убийство министра МВД) нанес гораздо больше урона полиции, чем революционерам. Азеф был разоблачен эсерами, а Лопухин, уже уйдя в отставку, официально признал, что руководитель боевой организации эсеров Е.Ф. Азеф с 1893 г. являлся агентом царской охранки. Лопухин был арестован по обвинению в принадлежности к революционерам и приговорен к пяти лет каторги с лишением прав (Сенат заменил каторгу ссылкой).
Это ошеломило общественность не только России, но и европейских стран: приговорить высшего руководителя государственной полиции к каторге — такого не бывало в истории Нового времени.
После возвращения из ссылки в 1913 г. Лопухин стал виднейшим юристом в области банковского дела. После Октябрьской революции он оказал большую услугу власти, о которой одна эмигрантская газета позже писала: «При захвате большевиками в Петербурге банков значительная доля забот и переговоров с новыми господами выпала на долю Лопухина, обнаружившего при этом обычную смелость и присутствие духа». Достижение компромисса с банками было крайне важно. После этого Лопухин пять лет жил в Москве, затем с разрешения правительства выехал во Францию [38].
Более драматический случай — «дело Сухомлинова». Генерал В.А. Сухомлинов был царским военным министром с 1909 года. В Государственной думе кадеты начали против него кампанию, обвиняя правительство в военных неудачах («глупость или измена»?).
Сухомлинов был в 1915 г. отстранен от должности, а в 1916 г. арестован, провел шесть месяцев в тюрьме и, поскольку обвинение никак не подтверждалось, был отправлен под домашний арест. После Февральской революции, когда Гучков стал военным министром, Сухомлинова осудили на пожизненную каторгу. От каторги Сухомлинов был освобожден в мае 1918 г. Советским правительством, после чего в октябре 1918 г. эмигрировал. Умер в 1926 г. Его полная невиновность была окончательно установлена в 60-е годы советскими историками.
Воспитанный в армии с детства, много воевавший и досконально знавший государственное устройство России Сухомлинов понял, какой катастрофой стало бы для страны укрепление у власти буржуазных партий во главе с Милюковыми и Тучковыми. В 1924 г. он издал в Берлине книгу воспоминаний, в которой писал: «Залог для будущей России я вижу в том, что в ней у власти стоит самонадеянное, твердое и руководимое великим политическим идеалом правительство… Что мои надежды являются не совсем утопическими, доказывает, что такие мои достойные бывшие сотрудники и сослуживцы, как генералы Брусилов, Балтийский, Добровольский, свои силы отдали новому правительству в Москве» (см. [9, с. 87]).
Знание и опыт, накопленные с февраля 1917 г. и в Гражданской войне, были очень важным ресурсом для государственного и социального строительства СССР, а с точки зрения нашей темы — для развития и созревания русского коммунизма. В этот период были сделаны, шаг за шагом, фундаментальные открытия в теории и методологии общественной науки и политической практики — мирового значения. К сожалению, это знание сохранялось и передавалось на языке неявного и обыденного знания. Оно было плохо оформлено и «записано» в терминах обществоведения, в «учебниках». Грубо говоря, мы его не освоили.
Причин для этого было достаточно. По выходе из Гражданской войны на малочисленную интеллигенцию лег огромный груз срочных и чрезвычайных работ — не было ни свободного времени, ни сил для описания и анализа опыта войны. Пока была свежа память о нем, необходимость такой работы и не ощущалась. Не было и научного сообщества, которое занялось бы разработкой методологического аппарата для систематизации огромного массива неявного знания и его превращения в тексты. В условиях нарастающего политического конфликта внутри правящей партии и методологические разработки, и анализ фактического материала были сложной и даже опасной работой, сопряженной с конфликтами, которые легко было перевести в политические.
