Впрочем, вот тут-то сопротивления не было, поскольку после весенней остановки продвижения большевиков в Закавказье на Армению обрушилось очередное турецкое вторжение и рецидив геноцида, в ходе которого было вырезано 180 тыс. человек. Поэтому армяне теперь были рады даже Красной армии — лишь бы оградили их от подобных кошмаров.
Конечно, после этого Грузия должна была уже готовиться к своей участи. Тем более что для подготовки очередного спектакля полпредом в Тифлис был назначен сам С. М. Киров. Но Грузии пришлось немного подождать. Пока улягутся морозы и метели, сделав проходимыми горные перевалы. Пока большевики оглядятся — не собираются ли помочь грузинам какие-нибудь англичане. Кроме того, предстояло договориться о границах с турками, также претендующими на некоторые области Грузии. Благо в восточной Турции со своими революционными войсками властвовал Кемаль-паша, ведущий войну с султаном и оккупационными войсками Антанты, так что диалог с ним для Москвы был не так уж сложен. Предстояло стянуть и побольше войск для «блицкрига» — учитывая утрату фактора внезапности. Подготовка завершилась к февралю, и все разыгралось точно так же, как в других "суверенных государствах". Киров устраивает восстание, которое немедленно создает «правительство», взывающее о помощи. По перевалам через Кавказский хребет и по железной дороге из Азербайджана хлынули красные. И 25 февраля с Грузией как государством было кончено.
Правда, и другие государственные границы не являлись для большевиков неодолимым препятствием. Оренбургский атаман Дутов разместился в Китае, в крепости Суйдун. В 21-м, когда вся Россия заполыхала восстаниями, он начал собирать отряд из казаков, спасшихся на чужбине, чтобы снова прорваться в родные степи. Осуществить планы ему было не суждено. Чекисты Касымхан, Чанышев и Ходжамшаров получили задание похитить атамана. Они пробрались в Суйдун, проникли в кабинет Дутова и оглушили его. Но были замечены охраной, поднялась тревога. Тогда красные агенты его застрелили. Это была одна из первых чекистских террористических акций за границей, направленных против лидеров Белого Движения.
А в Крыму зимой 1920/21 г. развернулась жуткая, еще не виданная по масштабам кампания террора. Когда Красная армия при победоносном шествии от перешейков к черноморским портам рубила сдающихся и приканчивала штыками раненых в захваченных лазаретах, это была только прелюдия. Вскоре она прекратилась, и настало затишье. Власти довели до всеобщего сведения, что победивший пролетариат великодушен и мстить не собирается. Что теперь, когда война окончена, каждый может честно работать в родной стране, а кто не захочет, получит право уехать за границу. Крым вздохнул с облегчением. Но «бутылка» полуострова оставалась закупоренной, из нее никого не выпускали. Приказ Ленина "расправиться беспощадно" еще ждал своего исполнения. На собрании московского партактива 6.12.20 он цинично заявил:
"В Крыму сейчас 300 тысяч буржуазии. Это — источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим".
Операции по массовому истреблению возглавили председатель Крымского ВРК Бела Кун и секретарь Крымского комитета партии Р. С. Землячка — у нее уже имелся не- малый опыт: во время Донского геноцида она занимала должность члена РВС 8-й армии.
В. Вересаев вспоминал:
"…Вскоре после этого предложено было всем офицерам явиться на регистрацию и объявлялось, что те, кто на регистрацию не явится, будут находиться вне закона и могут быть убиты на месте. Офицеры явились на перерегистрацию. И началась бессмысленная кровавая бойня. Всех являющихся арестовывали, по ночам выводили за город и расстреливали из пулеметов. Так были уничтожены тысячи людей".
Спаслись только те, кто не поверил советской власти и сбежал в горы, к «зеленым». Но таковых оказалось очень мало — ведь большинство оставшихся в Крыму офицеров были «поверившие» листовкам за подписью Брусилова, воззваниям об амнистии РВС Южфронта и красных армий.
Вслед за офицерами террор обрушился на мирное население. Хватали и гнали на расстрел членов семей белогвардейцев, юристов, бывших служащих гражданских учреждений. Люди уничтожались "за работу в белом кооперативе", "за дворянское происхождение" или вообще "за принадлежность к польской национальности". По улицам шныряли чекисты и особотдельцы, арестовывая людей просто по принципу приличной одежды. Потом стали устраивать облавы, оцепляя целые кварталы — всех задержанных сгоняли в казармы и в течение нескольких дней сортировали, проверяя документы — кого отпустить, а кого отправить в мясорубку. Очевидец пишет:
"Окраины города Симферополя были полны зловония от разлагающихся трупов расстрелянных, которые даже не закапывали в землю. Ямы за Воронцовским садом и оранжереи в имении Крымтаева были полны трупами расстрелянных, слегка присыпанных землей, а курсанты кавалерийской школы (будущие красные командиры) ездили за полторы версты от своих казарм выбивать камнями золотые зубы изо рта казненных, причем эта охота давала всегда большую добычу".
Общие цифры расстрелянных в Крыму приводятся разные, но все — огромные. В. Кондратьев ("Лит. газета" № 21, 1989 г.) называет 30 тыс. чел., но он считает только офицеров. Бывший политзаключенный А. Клингер, ссылаясь на советские данные, приводит цифру 40 тыс., но опять же неполную, это данные только за 20-й год. Ген. Данилов, служивший в Крыму в штабе 4-й красной армии, называет 80 тыс. — с ноября 1920 по апрель 1921 г., из них 20 тыс. только в одном Симферополе, откуда в связи о удаленностью от моря выезд во время эвакуации оказался практически невозможным.
Вскоре убийцам стал помогать начавшийся голод. Небогатые запасы Крыма частично подъела Красная армия, частично вывезли в Россию в рамках «продразверстки», остатки расхватали нахлынувшие из центральных губерний мешочники. Даже партработники и чекисты, понаехавшие было отдохнуть от "трудов праведных" в крымские лечебницы, быстро побежали назад от голода. Но советские служащие, понятное дело, получали хоть какое-то снабжение. Беженцы же оказались предоставленными самим себе, без всякой помощи, лишенные каких бы то ни было средств к существованию. Лишенные даже возможности уехать — пропуска на выезд из Крыма подписывал лично Бела Кун. Люди в Крыму очутились фактически на положении заключенных, вымирая от голода. Стало погибать и местное татарское население. Плюс эпидемии, с которыми никто не боролся… Обстановку 1920–1921 гг. в Крыму красноречиво описал находившийся там М. Волошин:
Зимою вдоль дорог валялись трупы,
Людей и лошадей, и стаи псов,
Въедались им в живот и рвали мясо.
Восточный ветер выл в разбитых окнах,
А по ночам стучали пулеметы,
Свистя, как бич, по мясу обнаженных
Мужских и женских тел…
Зима в тот год была Страстной неделей,
И красный май слился с кровавой Пасхой,
Но в ту весну Христос не воскресал.
Не в крымских размерах, но достаточно широко шли репрессии и в других областях — на Кавказе, Дону, Украине, в Сибири. Весной 20-го, после победы над Деникиным, их размах был относительно невелик. Игры с Западом, нежелание снова взбунтовать казаков, а особенно война с Польшей смягчили волну террора. Теперь победа считалась полной, и большевики ликвидировали прежние «упущения». Брали тех, кого раньше сочли возможным оставить на свободе или отпустить под "честное слово". Брали бывших белогвардейцев, пошедших во время польской войны в Красную армию. По местным чекистским застенкам гремели расстрелы. Систематически, каждую ночь уничтожались партии смертников в подвалах Одессы, Новочеркасска, Ростова, Екатеринодара. Ни пол, ни возраст не играли роли. На казнь шли и совсем юные гимназистки за неосторожное слово на митинге, и офицерские жены, иногда и беременные. Их расстреливали, например, "за укрывательство" проживавших с ними мужей. Тех, чья вина признавалась меньшей, гнали этапами в концлагеря. Но дело в том, что в 1920–1921 гг. до создания системы ГУЛАГа оставалось еще долго, подневольный труд заключенных еще не использовался, поэтому многие лагеря также служили лишь местом физического уничтожения. Например, в Холмогорском концлагере, являвшемся тогда главной тюрьмой для «контрреволюционеров», под руководством коменданта, чекиста Квицинского, только в январе-феврале 21 г. были расстреляны 11 тысяч человек. Хоронить такую массу людей в промерзлой земле оказалось очень трудно, и трупами набивали несколько зданий. А весной, когда пошел смрад, здания взорвали.
