По завершении перевода войск на Балканы вышел в отставку ген. Шатилов. Крым, Константинополь, поиски пристанища — этого оказалось достаточно, чтобы надорвать силы. Начальником штаба главнокомандующего стал ген. Миллер.
Нужно было приспосабливаться к новым условиям, когда корпуса и дивизии разделились расстояниями, условиями существования и государственными границами. «Официальные» представители Врангеля находились в Праге, Софии, Париже, Бухаресте, Будапеште, Белграде, в других странах имелись военные агенты. Для связи с ними, с Кутеповым и Абрамовым при штабе главнокомандующего создавался отдел дипкурьеров. На несколько человек удалось получить официальное разрешение Антанты, другие путешествовали под видом коммивояжеров. Король Александр разрешил Врангелю пользоваться собственным шифром.
Разбросанная по Балканам, армия все еще оставалась армией и сохраняла боеспособность. Согласно мобилизационным планам, первые 4 дивизии могли быть развернуты в течение 5 дней. Начали наводиться контакты с Румынией. С ее правительством велись переговоры о пропуске Русской армии через ее территорию на случай войны. Предложения Врангеля шли дальше — к заключению союзного соглашения, где при разногласиях сторон арбитром выступал бы король Александр. Зондировалась также возможность размещения в Румынии, поближе к русским границам, 15-тысячного белого контингента. Ряд румынских лидеров, Братиану, Дука, склонялись к серьезному обсуждению этих предложений и подписанию договора. Такой позиции способствовали отношения с Советской Россией, продолжающие ухудшаться из-за подрывной деятельности большевистских спецслужб и Коминтерна. Размещение белогвардейцев могло стать для Румынии ответной мерой на подобные действия, позволяющей держать противника под угрозой.
По прогнозам врангелевского штаба, война с большевиками должна была возобновиться в самое ближайшее время, но предполагалось, что со стороны европейских государств она вначале будет носить оборонительный характер, и театром ее станут именно Балканы. На основании разведданных и анализа политической ситуации делался вывод, что румынская армия, усиленная французами в материально-техническом отношении, но слабая духом и разболтанная, продержится при нападении Совдепии не больше 2–3 недель. А при ее отступлении в Добруджу и приближении красных войск к болгарской границе последует колоссальный взрыв — левый переворот в Болгарии и националистический (кемалистский) в европейской части Турции, велика была вероятность революционного рецидива и в Венгрии.
На основе данных прогнозов удалось наконец-то достичь сближения с Советом послов под председательством Гирса. Русские дипломаты считали такое развитие событий вполне вероятным, а ситуацию в Южной Европе действительно угрожающей. Мнение русских разделял министр-председатель королевства СХС Пашич и югославский Генштаб, с которыми прошли специальные переговоры. При содействии Гирса и сербов разработки врангелевского штаба были доведены до военных и правительственных кругов Франции с предложениями немедленно обратить внимание на состояние румынской армии и приложить все усилия к подъему ее боеспособности, а также использовать силы Русской армии. Для этого врангелевцы просили их поддержать в вопросах размещения 15-тысячного корпуса в Румынии, разрешения учета бывших солдат и офицеров в Венгрии, Чехословакии, Румынии, Югославии; прекращения подрывной деятельности против армии в Болгарии. В случае развития событий по указанному варианту просилось разрешение на отступление русских частей из Болгарии в Югославию. Соответствующие переговоры представители Врангеля начали в Будапеште и Бухаресте.
Часть секретных документов, фигурирующих во всех этих переговорах инструкций, обращений, переписки, попала в руки советской разведки и впоследствии стала оружием в дипломатической кампании против белогвардейцев. Интересно, что в то время коммунисты планировали свой очередной удар действительно в направлении Балкан. И действительно в ближайшем будущем. Штаб Врангеля ошибся только в одном — агрессия должна была начаться не наступлением Красной армии, а изнутри, разжиганием революций в Румынии и Болгарии. Тут уж белое командование проглядело явную закономерность, все акции Совдепии против других государств начинались "народными восстаниями" — и лишь затем следовало внешнее вторжение.
В Югославии левые хоть и были слабее, чем в Болгарии, но тоже старались клюнуть белогвардейцев. Последовал запрос в Скупщине — признает ли правительство Врангеля как законного главу русского правительства? А если нет, то почему Врангель управляет судьбами русских эмигрантов? И находится ли королевство СХС в состоянии войны в Россией? Если нет, то почему оно содержит на своей территории формирования, ведущие подготовку к такой войне? Министр иностранных дел Пинчич ответил:
"Ген. Врангель пользуется здесь правом гостеприимства. Его пребывание не носит ни политического, ни военного характера. Мы не признали Врангеля, когда он был главой Русской армии и победоносно двигался на Москву. Мы не признали его и теперь… Мы воздержимся от принятия на себя каких-либо обязательств, которые могли бы вовлечь нас в войну с Россией…"
Врангелю приходилось выдерживать и борьбу другого рода, внутри эмиграции. К 1922 году ее политическая часть окончательно распалась на группы, течения, блоки (например, в Харбине насчитывались 22 партии, боровшиеся между собой). Крупнейшими из таких группировок стали: монархисты-кирилловцы (сторонники великого князя Кирилла Владимировича); блок Высшего монархического совета с монархистами-николаевцами (сторонниками великого князя Николая Николаевича); национально-прогрессивная группа — кадетского, либерального направления; блок отколовшегося от кадетов левого крыла с социалистами и левоказачьими организациями. Борьба велась вплоть до терроризма — в Берлине монархисты устроили покушение на Милюкова, во время которого погиб закрывший его Набоков, видный деятель кадетской партии (отец знаменитого писателя). Каждая группировка старалась перетянуть на свою сторону Врангеля — такой козырь, как обладание армией, давал неоспоримые преимущества в борьбе за роль "правительства в изгнании". И каждая группировка стремилась Врангеля свалить из опасений, что он примкнет к другой партии. В самой Югославии приезд главнокомандующего связывался с взрывом надежд на его "объединяющую роль", только различные течения понимали это по-своему, подразумевая, что он непременно включится в междоусобную грызню на их стороне. Когда надежды не оправдались, посыпались обвинения: с одной стороны — в «реакционности», с другой — в "либерализме".
Позиция Врангеля в данном отношении была однозначной. На "одном из собраний высших чинов армии он заявил:
"Как бы ни сложилась обстановка, армия призвана играть особую роль в возрождении России. Лозунг, начертанный на наших знаменах — "Мы боремся за Отечество, народ сам решит, какой быть России", — единственно верен. Вокруг армии начинается политическая борьба. Я решил сделать все, чтобы не дать вовлечь ее в такую борьбу".
То же самое подтверждал Кутепов:
"Все мы считаем, что армия должна быть вне политики, и если в нашей армии солдаты и офицеры — монархисты, и если великий князь Николай Николаевич пользуется большим авторитетом в войсках, армия признает только одно знамя национальный русский флаг. Все слухи, что армия вошла в контакт с той или иной политической группировкой, — сплошь провокация. Наша задача — сохранение организованных кадров офицеров и солдат для будущей России".
