Ядром войск Директории стал полк "сичевых стрельцов" Коновальца, созданный из западных украинцев и входивший в состав австрийской армии. То есть силы были мизерные, но они тут же стали возрастать за счет стихийных повстанцев. Причем этим повстанцам ни до национальной, ни до республиканской программы Директории дела не было. Просто движение петлюровцев совпало с антигерманскими и антигетманскими настроениями. Примыкали крестьяне, рассчитывая снова забрать и переделить землю. Примыкали анархические банды в надежде погулять и пограбить. Петлюровцы начали движение на Фастов и Киев.
Противостоять им… было некому. Ведь немцы до последнего момента не дали гетману создавать регулярную армию. Его немногочисленные опереточные части, «сердюки» да «гайдамаки», едва направляясь на фронт, тотчас разбегались или переходили на сторону Директории. В Харькове признал ее власть полковник Болбочан, объявил себя атаманом и потребовал от Дона убрать гарнизоны из угольного района. Один за другим признавали Директорию города, сдаваясь бандам местных «петлюровцев», которые к. Петлюре с Директорией никакого отношения не имели.
У Скоропадского оставались штабы корпусов, дивизий и армий без солдат. В Киеве началось формирование добровольческих отрядов. Та самая булгаковская "Белая гвардия". Командование поначалу принял генерал от кавалерии Федор Артурович Келлер, уже пожилой, но боевой начальник, "первая шашка России". Участник трех войн, русско-турецкой, русско-японской и мировой. Творил чудеса, лично водил казаков в кавалерийские рубки. Был награжден орденами Св. Георгия 4-й и 3-й степени, Золотым Георгиевским оружием с бриллиантами. Для подчиненных был чуть ли не богом. Несмотря на немецкое происхождение, был русским в доску, до такой степени русским, что мог написать в официальном приказе: "Если не можешь пить рюмки — не пей, если можешь ведро — дуй ведро". Был убежденным монархистом, и после Февраля присягать Временному правительству отказался, сдав свой 3-й конный корпус Крымову. Жил в Харькове. По согласованию с Деникиным он собирался ехать в Псков, принять командование Северной армией, не имевшей авторитетных командиров. Но застрял в Киеве, застигнутый событиями. Гетман передал ему всю полноту власти на Украине. Но вскоре Келлер от поста отказался, поскольку в киевской неразберихе о какой-либо полноте власти говорить было смешно, а украинский совет министров подчиняться командующему не собирался.
К 20.11 фронт установился под Жулянами и Бояркой в 10–15 км от Киева. Командовал им генерал-лейтенант Долгоруков, а держали его такие «части», как Ольвиопольский гусарский полк (20 пеших офицеров), Кинбурнский драгунский полк (15 пеших офицеров), добровольческие отряды по 10–30 чел., наспех сколачиваемые и высылаемые на позиции. В снегах, на морозе, с одними винтовками — вся артиллерия была в разбежавшихся или изменивших сердюцких полках. Общая численность гетманской Белой гвардии не превышала 3 тыс. чел. Это и на фронт, и на поддержание порядка в городе.
Наложились и другие пагубные факторы. Как зачатки «регулярной» украинской армии создавались сверху, со штабов, так и в Белой гвардии в первую очередь раздулись штабы, совершенно не оправданные при ее малочисленности. В отличие от Дона и Кубани, в мирном Киеве собиралось то офицерство, которое искало тихий уголок, а отнюдь не подвиги, и куда больше здесь оказалось желающих правдами и неправдами улизнуть от фронта. И когда одни замерзали под Жулянами, другие продолжали браво сверкать золотом погон в ресторанах Крещатика. Да и толковое управление киевской Белой гвардией за короткое время ее существования так и не было налажено.
Келлер, а за ним Долгоруков объявили, что их войска входят в состав Добровольческой армии Деникина и признают его верховное командование. Правда, сам Деникин об этом даже не подозревал и узнал лишь постфактум, когда от новых подчиненных мало что осталось. Правительство гетмана пыталось теперь установить контакт с державами Антанты, представители которых находились в Яссах. Переговоры вроде бы начались успешно. Союзники обещали поддержать гетмана, в Киев должен был приехать французский консул Энно. Командующий войсками в Румынии генерал Бертелло обещал, что к 3 декабря в Одессе и Жмеринке сосредоточится дивизия союзников, к 10-му прибудут еще 2 дивизии, а к середине декабря — еще 2–3… Вот тут-то и выявилась разница между немецким авторитаризмом и парламентской демократией. Если немцы говорили «нет», это было «нет». Но если говорили «да», то следовала команда, выполнявшаяся четко и в поставленные сроки. В отношениях же с Антантой обещания еще ничего не значили. Все вопросы предстояло утрясать в правительстве, в парламенте, на решения влияли мнения тех или иных партий, "политический момент".
И помощь Украине была отложена в долгий ящик. Правда, союзники потребовали от побежденной Германии временно задержать здесь ее войска для поддержания порядка. Но оккупационные войска уже стали неуправляемыми. 28.11 немецкий «Зольдатенрат» (солдатский совет) заключил с Директорией перемирие, согласно которому войска гетмана отводились с позиций в Киев, а петлюровцы — на 30 км от Киева. Такое перемирие заключалось даже без ведома гетмана и Долгорукова, да и оно не соблюдалось, выразившись в одном — немцы бросили охрану города. Целые части отдавали повстанцам оружие, а Петлюра за это подавал им эшелоны для отправки на родину.
Еще держалась Белая гвардия — примерно по 1 человеку на километр фронта. А к Петлюре со всех концов Украины стекались банды, желающие погулять в Киеве. Гетман пытался объявлять мобилизации, с 1 декабря — 20-летних, с 8-го всех мужчин 20–30 лет. Этих распоряжений уже никто не выполнял. Петлюровцы стали засыпать фронт снарядами, а 13.12 перешли в наступление. Помощи ждать было неоткуда. Обещанными союзными войсками и не пахло. Как Скоропадский во время своего правления вертелся туда-сюда, проявляя полнейшую беспринципность, так и его окружение отвернулось от него в трудную минуту. Совет министров через секретаря французского консульства Мулена вступил с Петлюрой в переговоры, обещав сдать Киев в случае пропуска Белой гвардии с оружием на Дон. 14-го при содействии немцев Скоропадский бежал. Вслед за ним скрылся и командующий ген. Долгоруков. Совет министров передал "всю власть" городской Думе. Остатки фронта рухнули, и в Киев вступили петлюровские войска.
Началось хулиганство, грабежи, убийства — в основном офицеров. Был убит "при попытке к бегству" и генерал Келлер. Его бриллиантовую Георгиевскую саблю торжественно преподнесли Петлюре, въехавшему в город на белом коне. Следует отметить, что при петлюровцах бесчинства носили не централизованный, а стихийный характер. Убивали украдкой, исподтишка. Часто — с целью грабежа. Всего за полтора месяца были убиты около 400 человек. 4 тысячи пленных и арестованных разместили в Педагогическом музее. Большую часть потом отпустили, некоторые разбежались, а оставшихся 600 чел. по заступничеству немцев разрешили вывезти в Германию.
Петлюровцы были крайне неоднородны. Так, галицийские "сичевые стрельцы" Коновальца отличались высокой дисциплиной, безукоризненным обмундированием, удивляли обывателей неизменной вежливостью и даже считали своим долгом предупреждать прохожих, куда не следует идти, чтобы не попасть в облаву. Но это было лишь центральное ядрышко, вокруг которого колыхались мутные волны анархии. Хулиганье старалось снять сливки с понаехавших в Киев при гетмане богатых беженцев, устраивая самочинные налеты и реквизиции. По всей Украине шли еврейские погромы.
