3 января 1565 г. гонец Поливанов привез митрополиту и боярам грамоту. Царь перечислял все вины знати и чиновников со времен своего детства — расхищения казны, земель, притеснения людей, пренебрежение защитой Руси, которую терзали все кому не лень, называл и измены, саботаж, покрывательство преступников. Объявлял, что он, не в силах этого терпеть, «оставил свое государство» и поехал поселиться, где «Бог наставит». Но он не отрекался от престола! (Да оппозиции только этого и требовалось, вмиг бы возвела на царство Владимира.) Нет, такого подарка Иван Васильевич заговорщикам не сделал. Он остался царем — и своим царским правом наложил опалу на всех бояр и правительственный аппарат. Все отстранялись от исполнения служебных обязанностей! Все дела останавливались, учреждения закрывались.
А одновременно дьяки Михайлов и Васильев привезли другую грамоту, зачитывали ее перед горожанами. В ней царь тоже разбирал вины знати, но заверял, что простые люди могут быть спокойны, на них он никакого гнева и опалы не держит. И Москва взбурлила, взорвалась. Народ поднялся за своего царя! Духовенство и бояре, собравшиеся на совещание в палатах митрополита, очутились в осаде. Люди требовали от них ехать к государю, уговорить вернуться. Москвичи и сами обратились к нему, просили, чтобы он «их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук сильных избавлял». Обещали, что готовы своими силами «потребить» лиходеев и изменников, пусть только царь укажет — кого?
К Ивану Васильевичу хотел отправиться митрополит, но бояре не пустили — боялись, что без него чернь начнет их крушить. Делегацию церковников возглавил архиепископ Новгородский Пимен (в период кризиса он опять «почему-то» околачивался в Москве). За духовенством двинулись бояре, дьяки, дворяне — прямо с совещания, не заезжая домой (попробуй заехать, если на улицах растерзать могут). Александровская слобода уже напоминала военный лагерь. Бояр и епископов остановила охрана, доставила к царю. Это была капитуляция. Делегаты молили Ивана Васильевича вернуться на царство, соглашались, чтобы «правил, как ему, государю, угодно», а над изменниками «в животе и казни его воля». Государь смилостивился. (И в самом деле смилостивился, ведь к Александровской слободе вслед за боярами хлынули десятки тысяч людей, грозя им расправой.) Но Иван IV общую опалу снял, а Думе и Освященному Собору продиктовал ряд условий. Царь получал право наказывать виновных без суда Боярской думы. Духовенство в его дела не вмешивалось. А для искоренения расплодившегося зла вводилось чрезвычайное положение — опричнина.
Глава 12. Сорванный поход
Весной 1567 г. эпидемия чумы пошла на убыль и угасла. Царь начал готовить мощный удар по литовцам и решил сам возглавить армию. Однако и противник успел оправиться. Король сумел набрать со своих налогоплательщиков достаточные суммы, получил новые займы, нанимал солдат. Причем выяснилось, что он и в этой кампании возлагает большие надежды на внутреннюю оппозицию в России. Сигизмунд и Ходкевич, сменивший на посту гетмана Радзивилла, заслали некоего Ивана Козлова, бывшего слугу Воротынских, с письмами к Вельскому, Мстиславскому, Воротынскому и Федорову-Челяднину Им выражали сочувствие, что они терпят от царя «неволю и бесчестье», приглашали перейти на сторону Литвы, обещая пожаловать уделы и прочие блага. Козлова перехватили русские. В измену четверых своих сановников царь не поверил. Да и Козлов на допросе под пыткой (в XVI в. это было узаконено во всех странах) смог показать лишь то, что должен был передать письма.
Шпиона казнили, а над Сигизмундом и Ходкевичем Иван Грозный подшутил. Сам написал им ответы от имени адресатов. Поддел короля, что он манит бояр «свободой», но является рабом собственных вельмож. Напомнил, что они «и королеву твою Барбару отравою с тобою разлучили, какие тебе про нее укоризны от подданных были». Намекнул, что короля тоже пытались извести и он «от панов твоих повольства» «повсегда прихварывал и есть не доброго здравия». Царь прекрасно знал генеалогию Гедиминовичей — Мстиславский и Вельский происходили от старших ветвей литовских великих князей и теоретически имели больше прав на престол, чем Сигизмунд. От их лица королю сообщалось: дескать, мы согласны получить уделы, если ты отдашь нам всю Литву, а сам уйдешь в Польшу, и будем все вместе жить мирно под властью царя, он будет защищать нас с тобой и от турок, и от татар, и от императора.
Словом, Иван Васильевич весело поиздевался над недругом, попавшим в столь глупое положение. Но… он ошибался. Не все адресаты были невиновными. Заговор возглавлял Федоров-Челяднин. И предавать ему было далеко не впервой. Он же еще 30 лет назад, после убийства Елены Глинской, будучи дядькой государя, предал Шуйским и его, и свою благодетельницу, мамку Аграфену Челяднину А за это унаследовал имения Челядниных, стал одним из богатейших бояр России. Был замешан в нескольких изменах, но всякий раз избегал наказания, достиг высшего чина конюшего. Благодаря заступникам в окружении царя опричные преобразования не коснулись его огромных вотчин, они раскинулись в разных уездах от Коломны до Белоозера.
Как сообщал Шлихтинг, «много знатных лиц, приблизительно 30 человек» во главе с Федоровым «вместе со своими слугами и подвластными» связали себя круговой порукой и «письменно обязались» совершить переворот. (В данном случае Шлихтингу было незачем лгать, он писал это в докладе королю три года спустя, когда уже сбежал в Польшу. С пропагандистской точки зрения было бы выгоднее, наоборот, представить бояр невиновными.) Среди опричников, охранявших царя, у заговорщиков имелись свои люди. Предполагалось схватить его во время боевых действий и выдать Сигизмунду, а на трон возвести Владимира Андреевича. И если литовский посланец Козлов погиб, то нашлись другие курьеры, изменники установили связь с неприятелем.
Осенью 1567 г. Иван Грозный повелел собирать армию в Великих Луках. Он планировал пройтись вдоль Двины до Риги и захватить крепости по этой реке. Таким образом отрезалась часть Ливонии, на которую претендовал царь, и панов подталкивали к принятию его условий. 20 сентября он выехал помолиться в Троице-Сергиев монастырь и направился на запад. По дороге встретил послов Колычева и Нагого, ездивших в Литву, узнал, что с ними обошлись по-хамски, оскорбляли и унижали. Иван Васильевич задержался в Новгороде, управил накопившиеся местные дела, а 24 октября продолжил путь к своим полкам. Но к нему вдруг стали поступать настораживающие сведения.
Оказалось, что король гораздо раньше русских, еще в сентябре, собрал большое войско в Борисове. Но ведет себя странно — маневрирует вблизи границ, ничего не предпринимая. Чего-то ждет… А от пленных и агентуры узнали, чего именно ждет. Переворота в России! Эти планы подтверждены документально, сохранилась переписка между Сигизмунд ом и Радзивилл ом, где упоминалось: литовцы действительно рассчитывали на выступление оппозиционных бояр. Царь данных документов, конечно, не читал, но он понял: нити заговора в любом случае должны вести к Владимиру Старицкому Двоюродный брат находился с ним в ставке, Грозный нажал на него, тот перепугался и заложил Федорова со товарищи. Продолжать поход после выявления заговора было бы безумием. 12 ноября у Ршанского яма состоялся военный совет, Иван Васильевич отменил операцию и вместе с Владимиром Андреевичем выехал в Москву.
