Освобождение Франции от англичан само собой прекратилось. Но и англичане не могли этим воспользоваться, у них дела обстояли еще хуже. Временщики, правившие от имени юного Ричарда II, совсем допекли народ. Под предлогом того, что казна опустошена (к чему сами же приложили руку), ввели чрезвычайную подушную подать. Как бы одноразовую, но ее повторяли в 1377, 1379, 1380 г. Вдобавок ко всему по Англии распространялась ересь последователей Уиклифа, лоллардов («бормочущих молитвы»). Один из проповедников, Джон Болл, пошел дальше Уиклифа — доказывал: раз церковная организация не нужна, светская власть и подавно лишняя. И богатых быть не должно, перед Богом все равны. Значит, надо и на земле установить общее равенство.
Болла упрятали в тюрьму, но крестьяне, разоряемые поборами и возбужденные проповедями, восстали. Избрали предводителем солдата Уота Тайлера, а Болла выпустили вместе с другими заключенными, он стал идеологом мятежа. Призывал убивать всех, кто против равенства, грабить имущество и делить поровну. Бунт вскипел бурно и стремительно. За несколько дней восставшие докатились до Лондона. Правительство растерялось, городская чернь присоединялась к крестьянам. Ворвались в город, казнили архиепископа, казначея, регент Джон Гонт сбежал.
Но к королю люди испытывали почтение, и знать подтолкнула Ричарда II утихомирить страсти. Он наобещал отменить крепостное право, дать крестьянам землю, обеспечить свободную торговлю. Часть бунтовщиков стала успокаиваться, расходиться. Другие увлеклись «равенством», то есть грабежами. А аристократы подтягивали свои отряды. На переговорах короля с Тайлером мэр Лондона спровоцировал ссору и убил вожака. Войска кинулись истреблять повстанцев. Помогла и церковь, подавление мятежа взял на себя епископ Нориджа, вылавливал и казнил разбегающихся бунтовщиков. Болл скрывался месяц, но его разыскали и повесили. А о королевских обещаниях больше никто не вспоминал.
Двоепапие, или, как его назвали, великая схизма (раскол), ничуть не ослабило роль католической церкви в жизни Европы. Наоборот, оба папы проявляли повышенную активность. Назначали собственные коллегии кардиналов, рассылали по разным странам послания, раздавали милости, силясь привлечь к себе монархов, епископов. А епископы хищничали самостоятельно, не для пап, а для себя.
В 1382 г. скончался король Польши и Венгрии Людовик Анжуйский. Детей мужского пола он не оставил, и наследство разделил между дочерьми. Мария была провозглашена «королем» (не королевой, а королем) Венгрии, Ядвига — «королем» Польши. Марии католические посланцы принялись навязывать в мужья Сигизмунда Люксембурга, брата германского императора. А Ядвига уже была просватана за австрийского принца Вильгельма. Он приехал в Краков, молодые честь по чести обвенчалась. Но нищий муж, неспособный дать каких-либо приобретений, не устраивал польских панов. Опасались, что он наведет ко двору таких же нищих немцев, раздаст им сытные должности.
Поляки нашли союзников в лице епископов и обоих пап. По общему мнению, лучшим кандидатом в мужья был литовский Ягайло. Не он будет руководить панами, а паны будут учить темного литовца, урвут в его стране земли, доходы. Католическая церковь получит там новую многочисленную паству. Польская знать с треском выгнала Вильгельма и насела на Ядвигу. Убеждала, что для блага Святого престола и государства совсем не грешно расторгнуть брак и заключить другой. Ядвига была неглупой женщиной, поняла — надо расставаться или с мужем, или с королевством. А свергать ее слишком хлопотно, гораздо проще отнести «короля» в юбке в родовую усыпальницу. Выбрала пока воздержаться от усыпальницы.
Развод был для Святого престола пустяком. Обратись к любому из пап, и он оформит в два счета. Оформил римский, он представлялся более солидным, чем авиньонский. Тем временем католические и польские представители в Литве обрабатывали Ягайлу. Разъясняли, что с такой женой ему достанется титул короля и целое государство! Правда, Ягайло уже обязался жениться на дочке Дмитрия Донского и крестить подданных в православие. Даже сам успел окреститься. Но удар Тохтамыша напрочь подорвал авторитет Москвы. Имело ли смысл исполнять обещания разгромленному государю? Ягайло согласился. Договор о женитьбе переделали, литовский властитель обязался окрестить подданных не в православие, а в католицизм.
Поход Тимура против Золотой Орды и Московской Руси в 1395 г.
К акции как следует подготовились, стянули побольше священников. А также и военных, если кто-то воспротивится. В 1385 г. была заключена Кревская уния, Польша и Литва объединились под одной короной. Ягайло перекрестился в католицизм, получил имя Владислава II и повел Ядвигу под венец. Крещение литовцев осуществляли по сокращенной программе, абы побыстрее. Строили целыми полками, кропили освященной водичкой и давали имена по полкам — в одном Петры, в другом Павлы. Вот таким образом нашествие Тохтамыша не только оборвало взлет Руси, но и коренным образом повернуло историю Литвы. А православных вероотступник Ягайло уравнял с язычниками. Тем и другим запретил занимать государственные должности, вступать в браки с католиками. Двое вельмож отказались последовать примеру короля и перекинуться из православия в латинство — обоих казнили.
Но и в Азии происходили события, неожиданным образом сказавшиеся на русских судьбах. Тамерлан продолжал расширять свою державу. Сперва это получалось по логике вещей, одна война влекла за собой другую. Он сокрушил сарбадаров в городах Средней Азии, но такие же революционные секты хозяйничали в Северном Иране, оттуда лезли их банды, агитаторы. Тамерлан взялся уничтожать сарбадаров, а персидские шахи Музафарриды, властвовавшие южнее, вдруг вспомнили о национальных чувствах, выступили против «монголов» вместе с мятежниками. Пришлось драться и с ними.
Великолепная армия Тимура брала верх. Его державу называли Джагатайской, а подданных джагатаями — по имени сына Чингисхана Джагатая, получившего в удел Среднюю Азию. Одолевая противников, джагатаи продвигались по Ирану, вступили в Закавказье. В одних районах правили монгольские эмиры, в других сельджукские. Тамерлан не считал нужным лишать власти этих царьков и князьков. Тот, кто принес присягу, оставался на своем месте, вассальные государства могли и дальше жить по привычным законам.
Но по мере побед у Тимура вызрела глобальная идея. Сам он был ортодоксальным мусульманином и стал верить, что его миссия — возродить былое величие исламского мира. Для этого требовалось заново сплотить мусульман вокруг одного повелителя, пресечь раздоры, покорять отступников и «неверных». Хотя к «неверным» Тамерлан относился весьма терпимо. Когда армянские или грузинские князья соглашались стать его данниками, Тимур не покушался на христианство.
Но для возрождения исламского мира требовалось в первую очередь очистить и укрепить саму веру. Тимур взялся строго искоренять пьянство, развернул преследования еретиков. Сектантов-сарбадаров, имевших неосторожность сдаться живыми, замуровывали в стены крепостей или засыпали в ямах. Впрочем, они поступали с пленными еще круче, так что обижаться было не на что. Тамерлан не терпел и извращенцев, позорящих творение Аллаха. А таких на Востоке было предостаточно. Из голов педерастов складывали высокие пирамиды. Именно за это жестокость Тимура до сих пор вызывает возмущение либеральных историков.
