Но Оболенский умело организовал марш через леса, полки вышли к Галичу в полном порядке. Воевода с ходу развернул их, а на следующий день, 28 января 1450 г., повел в атаку. Воины карабкались по обледенелой горе, скользили. Задние помогали передним, подпирали их. Рать Шемяки постройлась наверху, рявкнули орудия. Однако Оболенский не пустил подчиненных под ядра, велел остановиться на безопасном расстоянии. А галичанам надо было атаковать – набрать разгон, опрокинуть неприятелей и сбросить со склона. С криками повалили сверху вниз.
Вскипело кровавое месиво. Крушили друг друга мечами и топорами, напарывались на копья и рогатины. За спиной галичан был родной город. Но и государевы воеводы осознавали, что отступать нельзя. Если попятишься – не устоишь, покатишься дальше, и все будет кончено. Призывали воинов поднажать, ломать напор врага своим напором. Какое-то время толкались на одном месте, колыхались туда-сюда. Оболенский выждал момент, когда напряжение достигло наивысшей точки, и бросил в сечу резерв. Дмитрий Ряполовский выхватил саблю, за ним поскакала лучшая конница, двор великого князя. Врезались в центр галичан так сильно, что разорвали строй надвое. Возникло замешательство, а Оболенский добавил, сам кинулся с пехотным полком на левый фланг, татары Касима на правый.
Шемяка почуял – дело худо. Поворотил коня и понесся со свитой куда глаза глядят. Это вызвало полный переполох, галичане побежали. Но им и удирать-то было некуда, их прижимали к стенам и рвам, рубили. Пехота полегла почти вся, бояре норовили отдаться в плен. Остатки рати кое-как пропихнулись через ворота в крепость. Штурмовать ее не потребовалось. После чудовищного разгрома горожане не помышляли о сопротивлении, сдались на милость Василия Темного.
Но государь и в самом деле покорил город милостью. Он никому не мстил, не казнил ни единого человека. Павших в битве похоронили, а все, кому выпало уцелеть, были прощены. Василий II объявил, что лишает Шемяку удела и берет город под свою руку, назначил наместников. Это было неожиданно, удивительно. Галичане облегченно крестились, приносили присягу служить великому князю. Их прежнего господина ловили по дорогам, но он будто сквозь землю провалился. Гадали: может, и в самом деле сгинул? Заблудился, замерз в снежных чащобах? Праздновали окончание смуты.
Нет, поспешили. Через два месяца Шемяка обнаружился. Он отсиделся в неведомых укрытиях, а потом глухими проселками пробрался в Новгород. Как выяснилось, он удосужился заранее снестись с «золотыми поясами». А новгородские бояре не обманывались, что Темный только вынужденно подтвердил их «древние права», отказался от дани. Когда государь укрепится на престоле, заигрывания кончатся. Значит, надо было пошатать его власть подольше да посильнее. Шемяка въехал в Новгород в праздничный день, на Благовещение. Прибыл под звон колоколов, торжественно, будто не его разгромили в пух и прах, а сам он был победителем. Вечевики радушно встретили его, чествовали за дарованные льготы и… признали законным великим князем! Не галичским, не угличским, а Московским и всея Руси! Ободрили – мы за тебя, не складывай оружия. А Василию II утерли нос: кого хотим, того и величаем.
Но дальнейшие перспективы Шемяка и его новые покровители видели по-разному. Озлобленному князю было невмоготу прохлаждаться без дела, он рвался в драку. А новгородцев совсем не тянуло ввязываться в войну. Она сулила лишь убытки – нарушится торговля, московские ратники придут разорять села. Поспорив, все-таки придумали, каким образом соединить интересы обеих сторон. Опорой великого князя на севере был Устюг – перекресток меховой торговли, сбора пушнины. Но он был и главным конкурентом Новгорода. Пускай Шемяка сокрушит его, но не от лица новгородцев, а как бы от себя лично. Он получит в распоряжение немалые богатства, сможет ввязаться в следующие авантюры. Князю подсобили набрать ватагу людишек покруче, снарядиться.
Шемяка нашел союзников и среди лесных жителей – племя кокшаров, обитавшее на р. Кокшенге. Наобещал освободить от дани, поманил грабежами. Орава ушкуйников и кокшаров потихоньку подобралась к Устюгу и внезапно вломилась в город. Буйные разбойнички перетряхивали дома. Хватали государевых чиновников, воинов, купцов, чем-либо не понравившихся горожан, тащили к Шемяке, и князь «судил», «метал их в Сухону реку, вяжуче камение великое на шею». Только один из обреченных, уже «сидя на дне», сумел выпутаться, избавиться от камня, и выплыл, убежал.
К великому князю летели тревожные донесения, но он оказался не в силах что-либо предпринять. Прошлогодний набег ордынцев стал лишь первой ласточкой. Раз уж Сеид-Ахмет дал добро, татары разохотились приходить регулярно. Одновременно с известиями из Устюга узнали – из Орды на Русь выступили «Малымбердей улан и иные с ним князи». Хотя теперь русские были настороже, предупреждения получили своевременно. Государь успел вывести дружины в Коломну, из Касимова к нему прибыл Касим со служилыми татарами. Выступили навстречу степнякам, налетели на них на Бетюковой речке, разбили и прогнали. Но войска пришлось оставить на Оке до осени. Не вернется ли Малымбердей? Не вынырнут ли из степи новые орды?
Воины измотались, с деньгами в казне было туго. Зимний поход на Галич потребовал огромных расходов, а что удалось наскрести, поглотила война с татарами. С другой стороны, Темный и его советники прикидывали, что ловить Шемяку в лесных краях слишком проблематично. Пошлешь рать, а он опять исчезнет. Строили прогнозы, что он недолго пробудет в Устюге. Или направится в родовой удел, или попробует проскочить к Москве. Поэтому от активных операций воздержались. Ограничились тем, что разослали подкрепления в Галич, Ярославль, Кострому, поручили воеводам караулить мятежника.
Однако Шемяка пронюхал, что его поджидают. Ни в Галич, ни к Москве он не пошел, остался в Устюге. Отсюда его банды совершали вылазки по селам, грабили по дорогам. Захватили в плен даже пермского епископа Питирима, возвращавшегося в свою епархию. В Устюг пробирались беглые, воры и прочий сброд. Умножаясь подобными пополнениями, Шемяка вознамерился овладеть Вологдой. Нагрянул с толпами своего воинства, но повторять судьбу устюжан местным жителям не хотелось. К гарнизону присоединились все, кто был способен держать оружие, стойко отбивались. А Шемякины добры молодцы не блистали доблестью и рисковать головами не торопились.
Вологду не взяли, зато окрестности опустошили подчистую. Выгребали добро, жгли избы, потешались с бабами и девками, ради забавы резали людям уши, носы, рубили руки и ноги. Бездомные, изнасилованные, изуродованные разбредались, умирали, просили пристанища в монастырях. Многие несчастные укрылись в Глушицкой обители у св. Григория Пельшемского, рассказывали о кошмарах. Преподобный написал Шемяке, увещевал прекратить бесчинства. Но князя его обращение привело в бешенство, он велел схватить св. Григория и сбросил с высокого моста.
Доклады о погромах стекались и в Москву. Становилось ясно – не обойтись без нового большого похода. Летом 1451 г. были разосланы приказы удельным князьям, боярам, войска начали сосредотачиваться в поволжских городах. Но планы опять сорвали татары. Царевич Мазовша учел ошибки Малымбердея и задумал переиграть русских – подкрасться к их границам незаметно, а потом лететь, как птицы, чтобы великий князь не сумел организовать отпор. Когда Василию II доложили о набеге, он привычно поднял воинов, поскакал к Коломне. Но встретились гонцы и сообщили – у Мазовши тьма-тьмущая всадников, движутся очень быстро, уже приближаются к Оке.
