А Ярослав добрался до Новгорода лишь с четырьмя спутниками. Он был разбит не только физически, но и морально. Все рухнуло, все было потеряно. Была ли у него надежда одолеть объединенные силы Святополка, поляков, печенегов? Казалось, остается только эмигрировать. Он велел готовить ладьи, плыть к родственникам жены, шведам. Но вздыбились новгородцы. Ладьи они демонстративно изрубили и объявили:
«Мы хотим и можем еще противиться Болеславу. У тебя нет казны — возьми все, что имеем».
Ввели дополнительный налог на войну, принялись заготавливать оружие, снаряжать ратников.
Они оказались правы. Ситуация в Киеве очень быстро изменилась. Святополк и группировка бояр, державшая его сторону, получили совсем не то, чего они хотели. Болеславу богатая и красивая русская столица очень понравилась. Куда лучше, чем его городишки и сырые, прокопченные факелами замки. Имеет ли смысл довольствоваться обещанным Прикарпатьем? В его распоряжение попало куда больше, так зачем же отдавать? Король рассчитал и отпустил наемников, а собственное войско оставил. На словах признавал зятя «законным» князем, но на деле перестал с ним считаться. «Законный» был нужен, пока шли к Киеву, чтобы русичи согласились ему подчиниться. А сейчас законным стал тот, у кого сила.
Король уходить не собирался, попросту оккупировал Киев и окрестные города, распределил поляков по гарнизонам и учинил самый беззастенчивый грабеж. К нему поспешил подольститься не кто иной как Анастас Корсунянин, настоятель Десятинной церкви. Предложил услуги, стал ближайшим подручным Болеслава в поисках русских богатств. Рядовые поляки вели себя аналогично. Они же были победителями! Требовалось вознаградить себя.
По дворам трещали взламываемые сундуки и двери кладовых, переполошно визжали убиваемые свиньи, мычали коровы, кудахтали куры. Стонали хозяева и выли хозяйки, лишаясь нажитого добра. Бравые вояки молодецки разрывали сорочки девок и молодух, валили на лавку или у всех на глазах, под забором. И попробуй-ка воспротивься, защити, против меча не попрешь… Но мечами запугивали днем, а ночью обожравшиеся и нагулявшиеся поляки засыпали, и русичи взялись за ножи. На улицах вдруг обнаружились трупы. Кто, как? А никто не знает. От ночи к ночи убитых было все больше. Поляков очень радушно приняли евреи, принялись скупать у них добычу, русских рабов, но еврейские дома начали поджигать[54].
Болеслав задергался, забеспокоился. А Святополку вообще с двух сторон припекло. С одной — король, захвативший у него власть. С другой — нарастающая русская ярость. Князь метался в поисках выхода. Кажется, придумал. Шепнул приближенным, пускай распускают слухи, что он сам борется против поляков, готов возглавить подданных. Но приближенные у него были под стать господину, тут же заложили Болеславу. Он возмутился двурушничеством зятя, а польское войско продолжало таять. Король рассудил, что лучше все-таки попрощаться с Киевом.
Из города выполз огромный обоз. Увозили такие богатства, каких в Польше никогда не видели. Болеслав уводил пленных, забрал с собой двух княжон, юную Доброгневу, самую младшую из дочерей св. Владимира, и растоптанную Предславу. Киевские бояре-заговорщики сообразили, что дела у Святополка обстоят совсем тухло. Кто-то надеялся выкрутиться и выслужиться перед Ярославом, а те, у кого рыльце было совсем запачкано, присоединились к королю, уезжали с семьями, возами барахла, навсегда. Уезжал и довольный Анастас Корсунянин, за усердие Болеслав назначил его своим казначеем. Польский король проанализировал ситуацию более трезво и решил отхватить от Руси только те районы, которые он сможет удержать, часть Волыни и Прикарпатье. Наметил границу по Бугу, разместил войска в городах западнее реки.
Святополк Окаянный растерял последних сторонников. Поляки и изменники ушли. Киевляне его попытки примазаться к борьбе всерьез не восприняли, проклинали князя, притащившего на их головы вражескую орду. А новгородцы выждали, сформировали рать и двинулись на юг. Святополку собирать под свои знамена оказалось вообще некого, сражаться за него не стал бы никто. Он бросил Киев и скрылся. Ярослав вошел в город без боя, и его встречали как освободителя. Хотя его соперник все еще не угомонился. Он снова гнал коней к врагам Руси, на этот раз к печенегам. У него не было денег приплатить им, всю казну выгреб Болеслав. Святополк, вроде бы, не оказал никаких дружеских услуг печенежским ханам, ничем не заработал их особенной любви. Но… все же у него были другие покровители, тайные, и они своего ставленника не бросили. На его поддержку поднялись все кланы, все орды.
Известия об угрожающем движении в степи поступили в пограничные крепости, донеслись в Киев. Ярослав успел собрать большое войско, повел навстречу. Встал он на р. Альте. Там же, где безуспешно искал печенегов св. Борис, где настигли его копья и клинки убийц. Сейчас кочевников искать не приходилось. Степь почернела от выплеснувшейся конницы. Летописцы отмечали, что массы неприятелей надвинулись, как сплошной дремучий лес, такого количества печенегов русичи еще ни разу не видели. Но против них стояли плечом к плечу новгородцы, киевляне, белгородцы, переяславцы, черниговцы, смоляне. Теперь-то стояли не для драки за власть, а закрыли собою Русь.
Едва забрезжил рассвет, воины молились. Понимали, что этот день и они сами должны решить судьбу страны. Понимали, что многие из них не доживут до заката. А Ярослав напомнил и о том, что именно с этого места началась цепочка подлости и злодеяний. Воззвал:
«Кровь невинного брата моего вопиет ко Всевышнему».
Рати столкнулись так, что содрогнулась сама земля. Стрелы затеняли солнце, как налетающие тучки, и выпадали стальными дождями. Хрустели ломаемые копья и кости, противники секлись мечами, схватывались в смертельных объятиях и душили друг друга. Измочалились, выдохлись, казалось, уже и сил не было руку поднять. Шатаясь, разъезжались и расходились. Но едва перевели дыхание, похлебали теплой, нагревшейся на солнце воды, схватились снова…
И опять обессилели, падали на месте от усталости, перевязывали раны. А чуть-чуть передохнули, оклемались, и поле на Альте засверкало, зазвенело, загремело, будто не было никакой усталости. Битва и в третий раз заглохла сама собой, бойцы расползались, насквозь мокрые от крови и пота. Сейчас-то, чувствовали, уже все, больше драться невозможно. Нет, оказалось, возможно. Приходили в себя, князь и ханы перестраивали поредевшие полки, и кинулись в круговерть с новой силой. Лишь к вечеру печенеги дрогнули, начали пятиться — и сломались, покатились прочь…
Святополк с немногими оставшимися слугами удирал на запад. От перенесенных стрессов его парализовало, он не мог сидеть на коне. Его привезли к Бресту — городу его прежнего, Туровского княжества. Но князь был уже не в себе. Ему чудилась погоня, мерещилось, что его настигают. Он в ужасе озирался, запрещал останавливаться, приказывал ехать дальше. Но опять же, куда? К Болеславу было уже нельзя, тесть отличался злопамятностью, припомнил бы поведение в Киеве. Да и вообще, кому он был нужен, проигравший и ни на что больше не годный? Двинулись в сторону Чехии глухими лесными дорогами. Где-то по пути Святополк Окаянный скончался.
Сестру Доброгневу Ярослав Мудрый сумел вызволить. Очевидно, выкупил или обменял на вдову Святополка, дочь польского короля. Ее содержали в Новгороде, поэтому она оставалась в плену у великого князя. Судьба Предславы неизвестна. То ли она сгинула на чужбине, то ли вернулась вместе с Доброгневой, но отреклась от мира и удалилась в монастырь.
