Бесчисленные тучи кочевников проломили пограничную оборону, и на осады крепостей, мелких городов, они не отвлекались. Двигались целенаправленно — на Киев. Передовая линия крепостей, заложенная Ярославом на Роси, сыграла свою роль. Столица получила больше времени изготовиться. В город бежали крестьяне, воеводы вооружали киевлян. Лавина врагов выплеснулась к стенам и споткнулась. Засвистели стаи стрел, ударили камнеметы. Поворачивали лошади, волоча мертвые тела, хромающие всадники выбирались из-под убитых лошадей. Самых напористых, дорвавшихся до подножия стен, окатили кипяток и горячая смола.
А к Ярославу уже летели гонцы, загоняя коней. Новгородцы, как всегда, не подвели его. Вооружились мгновенно — веди, государь! Взметнулся великокняжеский стяг, браво гарцевали дружинники, грузилась в быстрые ладьи пехота. Призывая по пути отряды других городов, рать полным ходом помчалась к осажденной столице. Все расчеты печенегов оказались перечеркнуты. Надеялись взять Киев с налета. Увидят полчища, растеряются, тут-то и бери их голыми руками. А город держался, отражал атаки. Надеялись, что осада сделает свое дело — народу в крепость набилось много, съедят запасы, тут им и конец. А неожиданно появился Ярослав…
Печенеги к этому оказались не готовы, но киевляне ждали. Открыли ворота, ринулись на вылазку и соединились с подмогой. Битва была жаркой, яростной. Рубились и резались целый день. Лишь к вечеру степняков сломили и опрокинули. Бросились в преследование, добивали вдогон. А от Киева до родных степей им было удирать куда дальше, чем от берегов Альты. Вышли на перехват гарнизоны крепостей, оставленных неприятелями в тылу, истребляли перемешавшиеся отряды. Вторжение обернулось для печенегов таким разгромом, что стало последним. Больше они на Русь не приходили никогда. Угроза, больше ста лет терзавшая страну, исчезла. Развеялась в воплях перебитых, в панике бегущих.
Люди этого еще не знали, но чувствовали — победа-то не рядовая. Произошло что-то особенное. Это ощущал и великий князь. Ощущал в общем ликовании, радости. Он решил и отметить победу по-особенному. Точнее, задумка была старой, а разгром степняков предоставил ему подходящий повод. Ярослав повелел прямо на месте битвы заложить храм. Не просто храм, а св. Софии. Заодно он стал прозрачным намеком для тех, кто подстрекал печенежские набеги. Есть св. София в Константинополе — будет и в Киеве. Не похожая на греческую, своя, неповторимая, и не менее прекрасная. Правда, храм получался за пределами города. Но дело было поправимым. Нападение показало, насколько тесными стали старые укрепления для умножившегося населения. Ярослав повелел строить новые станы, каменные, неприступные и величественные. Денег на это в казне хватит. А ворота тоже распорядился назвать как в Константинополе — Золотые, Серебряные…
Рюрик, Вещий Олег, св. Ольга, Святослав, св. Владимир создавали державу. При Ярославе Мудром в полной мере созрели плоды. Русь становилась не только самым большим государством Европы, но и самым красивым, развитым. Иностранцы и раньше удивлялись размерам Киева, а сейчас вокруг прежнего, Владимирова города, разрастался Ярославов. Возводился дворец великого князя, палаты, вздымались купола новых храмов, оборудовались торжища, пристани.
Государь настойчиво добивался, чтобы его подданные были образованным народом. Он создал книжные мастерские. В одних трудились переводчики, перелагали на славянский язык лучшие произведения греческой мысли. В других книги размножались, переписывались. Великий князь лично контролировал эту работу. Прочитав хорошую книгу, давал указание делать с нее списки. Ярослав собрал богатейшую семейную библиотеку, но впервые на Руси организовал и городскую, при храме св. Софии. А к киевским училищам, учрежденным св. Владимиром, Ярослав добавил школу в Новгороде на 300 детей.
Впрочем, Новгород вообще не хотел отставать от Киева. Он разросся на пять концов, привлекал множество иностранных купцов. По договоренности с городом они основывали постоянные подворья, заселили целые улицы — немецкую, готскую. Владимир Ярославович, подражая отцу, тоже заложил храм св. Софии. Опять же, он был не похожим ни на греческий, ни на киевский. Он был особым, как бы вобрал в себя дух русского севера. Могучая, основательная св. София Новгородская.
Энергичные новгородцы старались распространять свое влияние и на соседние области. Юный Владимир показал, что умеет быть хорошим воином. Совершил с городской ратью трудный поход в Финляндию, победил и обложил данью племя емь. А ватаги удальцов и отряды бояр проникали в глубины северной тайги. Они выработали собственные методы и традиции. Могли ли несколько десятков или сотен добрых молодцев покорить оружием бескрайние пространства? В глухомани, в отрыве от родины, их попросту вырезали бы, не сегодня так завтра. Новгородцы действовали иначе. Когда нужно, пускали в ход и оружие, но старались договориться по-хорошему. Склоняли таежное население платить дань, а за это обещали покровительство, защиту от других племен. В обычаи местных жителей не вмешивались. Привозили товары, которых у них не было. Хочешь торговать — пожалуйста. Хочешь воевать — попробуй. Строили укрепленные остроги. Вокруг них возникали селения.
В это же время норвежские викинги пытались попасть в «Великую Биармию» — т. е. Пермь, сказочную страну золота и драгоценных мехов. Это было чрезвычайно трудно, утлые ладьи погибали во льдах и полярных штормах. Тех, кому удавалось пройти на восток, считали героями, воспевали в сагах. Но когда норманны сумели обогнуть Кольский полуостров и добраться до Северной Двины, они обнаружили русский город, ярмарки, куда съезжались купцы и окрестные население. Викинги попробовали было установить «контакты» теми способами, как было принято у них. Разграбили святилище божества Йомалы, ободрали золото и серебро с идола, обчистили даже приношения здешних жителей на их кладбище.
Итог был предсказуемым. Поднялись таежные племена, русские подсобили, и уцелевшим героям оставалось отчаливать пока не поздно. Новгородцы подобных проколов не допускали. Они-то идолов и кладбища не трогали. У них на севере появлялись друзья. Опираясь на друзей, узнавали дальнейшие дороги. От Двины и Сухоны дошли до Мезени, потом до Печоры. Достигли и сурового «Камня», Уральских гор.
Ну а Ярославу Мудрому все-таки пришлось заниматься хаосом в Польше. Распад там углубился так, что дальше некуда. Крестьяне пришли к выводу, что христианство — не только «немецкая», а «господская» религия, крушили всех, кого причислили к господам. Воспользовался князь Чехии Бржетислав. Он, подобно Болеславу Храброму, возмечтал создать собственную великую державу и двинул на Польшу войска. Феодалы с облегчением вздохнули, переходили к нему, разгоняли повстанцев.
Бржетислав легко захватил почти всю страну, кроме Мазовии. Но она была оплотом язычников. Ее князь Моислав заключил союз с другими язычниками, ятвягами и литовцами, отразил чехов. Для Руси расклад получался совсем нехорошим. Гнойник воинствующего язычества рядом с границами был ей ни к чему. Мазовшане со своими союзниками разохотились совершать набеги как на польские, так и на русские земли. Еще опаснее было, если зараза язычества перехлестнет к не окрепшим в Вере подданным великого князя.
Но и в той части Польши, которую оккупировали чехи, было неладно. Войска Бржетислава вели себя так же, как поляки в их стране. Расположились полными хозяевами, грабили, насильничали. Уцелевшие польские вельможи спохватились, обратились к немцам, как бы вернуть их законного монарха. Германскому королю Генриху III этот вариант понравился. Его вассал Бржетислав после своих завоеваний возгордился, не желал подчиняться. Генрих связался с Ярославом Мудрым, предложил действовать сообща. Великий князь рассудил, что это и впрямь будет полезно. С одной стороны язычники, с другой — аппетиты чехов Польшей не ограничивались, они начали коситься на Прикарпатье, Волынь. Пусть лучше правит польский король. Он ослаблен в раздорах, вреда не нанесет.
