Чем-чем, а великодушием Изяслав Мстиславович абсолютно не страдал. Игоря он заточил в темницу. Киевлян за предательство наградил — отдал им на разграбление дома и хозяйства чиновников и дружинников прошлого государя. Столичные бояре получили их села и деревни. Правда, взыграл было духом престарелый Вячеслав Туровский. Вообразил, будто племянник старался для него, сверг узурпаторов, в свое время выгнавших его из Киева, восстановил его в правах великого князя. Принялся раздавать уделы, рассылать в города своих наместников. Тут он крепко ошибся. Изяслав II одним махом поставил его на место. Этих самых наместников велел заковать в железо, а у дяди отобрал даже Туров, выселил его в городишко Пересопницу.
Ну а несчастный Игорь оставался в тюрьме в общем-то ни за что. Только за то, что его назначили наследником, и он имел неосторожность согласиться. Заступник и верный друг у него нашелся лишь один, брат Святослав. Он начал поднимать на войну родственников, Изяслава и Владимира Черниговских, сыновей Всеволода II. Да уж куда там! Великий князь запросто обставил его. Детей Всеволода он обласкал, дал несколько городов. А Изяславу Давыдовичу пообещал удел пленного Игоря, Новгород-Северский. Для черниговского князя этого оказалось достаточно, он сразу переметнулся на сторону победителя, и князья вместе предъявили Святославу ультиматум: отречься от брата и отдать его княжество.
Нет, понятие чести на Руси еще не умерло. Святослав ответил — пожалуйста, возьмите хоть все владения и братовы, и мои, но освободите Игоря. Однако такой вариант не устраивал обоих Изяславов. Великий князь считал опасным выпускать из рук соперника, а черниговский Давыдович уже разохотился на Новгород-Северский. Если подлинный хозяин окажется на свободе, вдруг отберет? Святославу пригрозили, что его заставят подчиниться оружием.
И тогда он обратился… к Юрию Долгорукому. Ольгович к Мономашичу, недавнему противнику. Впрочем, когда-то и едиными были, вместе ездили за половецкими невестами. Да и вообще, речь шла уже не о родстве, не о счетах между княжескими кланами. Обратился один благородный воин к другому благородному воину. Святослав не ошибся, Долгорукий сберег в себе лучшие качества русских князей. Он сохранил и величайшее миролюбие Мономаха, десять с лишним лет воздерживался от участия в усобицах. Его права Изяслав II тоже нарушил — обошел в системе наследования. Юрий даже это стерпел. Но откровенный разгул подлости и корысти возмутил его, и суздальский князь наконец-то сказал свое слово. Принял Святослава под покровительство.
Вот теперь-то Изяславу II пришлось не на шутку понервничать. Его противники собирали силы. Степные родичи Святослава, половцы, привели к нему 300 воинов. Пришел князь-бродяга Иван Берладник. Да, на Руси появились уже и такие князья. Иван был племянником Владимирка Галицкого, участвовал в боярских заговорах, пытался захватить трон. Потом бежал, околачивался в вольном городе Берладе на Днестре, набрал ватагу из всякого сброда и стал наемником, готов был служить любому, кто заплатит. Но и Юрий Долгорукий прислал Святославу крепкую дружину под командованием сына Ивана, готовился выступить сам с суздальскими полками. А сторону Юрия держали Владимирко Галицкий, Византийская империя, его поддерживала церковь.
Изяслав II прекрасно понимал, что его продажные союзники вряд ли проявят доблесть. Да и сам он воинскими талантами не отличался. Зато он был прожженным политиком, дерзким и беспринципным. Он начал действовать своими методами. Чтобы связать Галицкого князя, заключил союз с его врагами, венграми, выдал дочь за короля Гейзу. Византия Долгорукому помочь никак не могла, в данный момент само ее существование повисло на волоске. Западные державы начали второй крестовый поход. На этот раз его возглавили уже не второстепенные феодалы, а короли, французский Людовик VIII и германский Конрад III. Полчища рыцарей надвигались на Балканы. Всерьез боялись, что они попросту оккупируют Константинополь.
Империя могла поддержать суздальского князя через церковные структуры. Но Изяслав ловко использовал разногласия между греческим и русским духовенством. Он превратился вдруг в поборника национальной церкви. В Киеве как раз умер митрополит Михаил, и великий князь созвал собор епископов, велел им самим, без патриархии, выбрать и поставить митрополита. На самом-то деле собора не получилось. Половина иерерхов резко выступила против, Нифонт Новгородский и Нестор Ростовский квалифицировали выборы как «человекоугодничество».
Но Изяслав II и с духовенством не стал церемониться. Туровского епископа повели в Киев пешком, в кандалах. Нифонта вызвали в столицу и заточили в монастырь. Нестор под защитой Долгорукого не пострадал, но остался в изоляции. А государю хватило и трех епископов. Даже те из них, кто сомневался в правомочности «собора», возражать уже не осмелились. Митрополитом выбрали Клима Смолятича, искреннего и благочестивого монаха-схимника, мудрого книжника, фигуру, вроде бы, достойную. Но он никогда не касался государственных вопросов, был далек от столичных интриг, борьбы за власть. Изяслава II подобная кандидатура вполне устраивала. Пусть люди видят, какого подвижника он возвел на митрополию. А подвижник пусть себе молится, постится, и не мешает государю.
Военные планы Долгорукого Изяслав постарался сорвать — не в открытом бою, а исподтишка, чужими руками. Муромо-Рязанское княжество уже несколько десятилетий жило само по себе, но и в нем накапливались собственные проблемы, разногласия. Тут костяк населения составился из двух племен. Муромляне и их удельный князь Владимир Святославич дружили с суздальцами — от волжских болгар приходилось отбиваться вместе. По призыву Долгорукого Владимир Муромский отправился с дружиной помогать Святославу. Но рязанцы-вятичи относились к Мономашичам враждебно, не забыли войну с суздальцами. А князь Ростислав Рязанский был очень недоволен, что его племянник Владимир сближается с Долгоруким. Ростислав считал себя ничуть не ниже суздальского князя, завидовал его успехам.
Изяслав II приманил его, почтил званием «друга», соблазнил возможностью пограбить соседей. В помощь ему подключили балтское племя голядь, обитавшее по Протве. Оно, как и вятичи, долгое время сохраняло независимость. Прошло лишь 90 лет, как русские покорили его, оно вошло в состав Смоленского княжества[102]. Но в глухомани, на границе Смоленской и Ростово-Суздальской земель, племя жило обособленно, до сих пор исповедовало темные культы «матери-земли», каждый год приносили в жертву женщин. Долгорукий с полками уже выступил на юг, дошел до Козельска и вдруг узнал, что в его владения вторглись рязанцы и голядь, опустошают и жгут села. Князю пришлось срочно возвращаться, защищать собственный удел.
А тем временем Изяслав II и Изяслав Черниговский с огромной ратью вступили в Северскую землю. Разоряли и грабили подчистую, не щадили даже церквей. Все, что не могли вывезти, предавали огню. Святослав пробовал вступить в переговоры — ему повторили прежнее требование, навсегда отречься от брата Игоря. Князь засел в Новгороде-Северском, надеялся продержаться до подмоги. Но и здесь зрела измена. Местным боярам вовсе не улыбалось, чтобы их богатства пошли прахом. Они тайком сносились с великим князем, а Святослава уговаривали уйти. Дескать, враги идут силой неисчислимой, не выдержим.
