Князь заново взялся и за хозяйство. Так же, как раньше, весь двор по осени грузился на возки и сани, длинным обозом отправлялись в полюдье. Вопросов и проблем накопилось предостаточно. Останавливались в каком-нибудь селе, съезжались крестьяне из соседних мест, сдавали дань, выстраивались в очереди на прием к князю, он разбирал тяжбы, выслушивал жалобы. Путешествия растягивались на целую зиму. Долгорукого по-прежнему сопровождала жена с ее боярынями, служанками. Надо сказать, греческая царевна к подобному образу жизни так и не привыкла, и постоянные переезды восторга у нее ничуть не вызывали. Но что делать? Неугомонный муж командовал, приходилось грузиться в теплые кибитки-возки, кочевать между деревнями, ночевать по избам и шатрам.
Юрию было уже за 60, но они сумели зачать еще одного ребенка. В очередное полюдье в 1154 г. Анна поехала беременной. Надеялись, что успеют добраться до городов, но осенняя распутица развезла дороги, и застряли в самой глуши, а тут пришло время рожать. Князь полагал, что это не беда. Выбрал сельцо на берегу Яхромы, вокруг раскинулся широкий походный город-стан. Застучали топоры, заскрипели поваленные деревья. Для князя и княгини мгновенно подготовили избы. А рожали русские традиционно в бане. Здесь-то имелась только обычная деревенская банька по-черному, несколько человек с трудом впихнутся. В нее и повели под ручки византийскую царевну — выбирать не из чего. Но повитухи свое дело знали, вскоре из-за банных дверей донесся писк младенца. Долгорукий радовался — еще один сын! А появился как раз под св. Дмитрия Солунского. Нарекли Всеволодом и по-христиански Дмитрием. Правда, остановиться пришлось надолго, пока жена оправилась, пока смогла путь продолжить. Но место князю понравилось, он приказал заложить тут город, назвал в честь ребенка Дмитровом.
А тем временем в остальных русских землях продолжался раздрай. Заигрывания Изяслава II с новгородцами совсем избаловали их. Они присвоили себе право самим избирать князей. Разгулявшись, выставляли вон уже и сыновей самого Изяслава II. Подыскивали таких, кто вообще не будет претендовать на какую-либо власть в их владениях.
Муромо-рязанское княжество окончательно распалось на два. Владимир Муромский оставался искренним другом Долгорукого, Ростислав Рязанский — врагом. Изяслав II не хотел оставлять Юрия в покое даже в Залесье, подзуживал рязанского князя. А Ростислав возомнил: если суздальцев выгнали с Днепра, значит, они слабы. Великий князь его поддерживал, чего ж стесняться? Ростислав разохотился заезжать на сопредельную территорию, обирать и угонять жителей. Долгорукий с сыном решили пресечь разбойничьи вылазки. Андрей скрытно выступил с дружиной и налетел на Рязань. Неожиданно ворвался в город, Ростиславу пришлось удирать в степи.
Андрей рассчитывал, что побежденный, помыкавшись туда-сюда, захочет мириться и получить назад свою столицу. Как водится, повинится, и ему продиктуют требования — принести присягу на верность, признать над собой старшинство суздальского властителя. Расположился в Рязани, ждал гонцов от Ростислава. Но тот был настроен иначе. Тайком сносился с горожанами, подогревал в них ненависть к суздальцам. А сам набрал орду половцев и подошел к городу среди ночи. Его сообщники перерезали стражу, открыли ворота, и рязанцы с половцами обрушились на сонных суздальцев. Андрея прикрыли телохранители, он едва успел вскочить в седло в одном сапоге, пробился с небольшим отрядом и ускакал в союзный Муром. Часть его дружинников перебили, других заточили в тюрьму, некоторых слуг в дикой злобе притащили на берег Оки и перетопили. Хотя теперь Ростислав уяснил, что Юрий и Андрей намного сильнее его. Набеги прекратил и постарался обезопасить себя на будущее — обратился к Ростиславу Смоленскому, признал его «отцом и покровителем».
А в Галицком княжестве умер Владимирко, престол унаследовал его юный сын Ярослав. Он вознамерился прекратить войну с Киевом. Направил послов к великому князю, соглашался повиноваться ему, «как отцу», быть «у стремени», приводить по его приказам галицкие полки. Не тут-то было! Смерть Владимирка окрылила Изяслава II. Не стало давнего противника, великолепного военачальника! Неужто трудно будет сокрушить мальчишку и забрать Галицию в полную собственность? Киевская рать с отрядами родственников хлынула на запад. Но и галичане поднялись как один, вывели все силы. Сшиблись у стен Теребовля. Рубили и давили друг друга целый день, измотались и разошлись.
Великий князь был в шоке. Вместо ожидаемой легкой победы его дружины очень поредели. Опасались, что галичане на следующий день сами перейдут в атаку, и Изяслав II струсил, приказал отступить. В Галицкой земле его воины набрали изрядное количество пленных, но государь велел оставить только бояр, за которых можно получить выкуп, а всех остальных перерезать… Вот такое на Руси было впервые. Не в бою, не в пылу мятежа, а хладнокровно, по расчету, русский великий князь пустил под нож тысячи русских людей. Впрочем, Изяслав II всегда был близок с западными монархами, а в Европе подобное было не редкостью. Куда же их девать, пленных, если они оказались лишней обузой?
Государевых дружинников приказ ничуть не смутил. Выполнили со спокойной совестью. Над ночным лагерем повис надрывный вопль, с хрустом падали мечи на беззащитные тела. Кто-то молил о пощаде, где-то убийцы медлили, требовали снимать одежду, сапоги, вдруг еще крест серебряный на шее остался. А командиры поторапливали — надо до рассвета успеть. Успели. Вопль становился все тише и оборвался… Изяслав II о совершенном как-то и не задумывался. Не удалось Галичем овладеть, это да, это и в самом деле казалось обидным, а возиться с пленными ему было в общем-то и некогда. Он спешил на собственную свадьбу. Ему нашли на Кавказе и уже везли по Днепру редкостную красавицу, абазинскую княжну.
Киев его ничуть не осудил. Какое там осуждать! Ведь предстояли новые торжества, гуляния и попойки — встреча князюшки из похода, встреча невесты, свадьба. А Изяслав подданных всегда жаловал, самолично посещал народные пиршества, поднимал кубок с простыми киевлянами. Можно ли не любить такого властителя? Столичные летописцы его всячески расхваливали, величали «господином добрым», «отцом», «благословенной отраслью доброго корня». И подобные славословия тоже были приговором Киевской Руси. Ее уже не было, она уже умерла, хотя и не осознавала этого, праздновала и веселилась…
Но то ли проклятия убитых галичан настигли князя, то ли невеста оказалась слишком юной и горячей для пожилого супруга, сразу после женитьбы он занемог и испустил дух. Горевали, лили слезы, опять пировали — на похоронах. А наследника определил не покойный государь, не князья. Нет, сейчас уже в открытую преемника назвали киевские бояре. Они пригласили брата Изяслава II, Ростислава Набожного Смоленского. Но не просто пригласили, а выставили ему целый список условий: чтобы он сохранил главенство марионеточного дяди Вячеслава, сохранил прежнее положение и привилегии самих бояр, дал в этом присягу — не бояре князю, а он им! А в таком случай и знать обещала служить ему.
Ростислав сперва согласился, но через пару месяцев, в начале 1155 г., Вячеслав слишком крепко посидел за столом, организм старика не выдержал, и в ту же ночь он преставился. А тут объявился и другой претендент на власть, не кто иной как Изяслав Давыдович Черниговский. В прежние времена он о Киеве и думать не смел, пристраивался к тому, кто посильнее, силился урвать город или область. Но сильные уходили из жизни, троном торговали, почему было не попробовать? Он нанял тучи половцев, связался со столичной верхушкой. Платил щедро, обещания давал еще щедрее.
