Переворот разыграли, как по нотам. В мае 1157 г. на пиру у боярина Петрилы Долгорукого отравили. Как только он умер, городская верхушка устроила погром, бросила своих подручных и чернь на дворцы, на дома «суздальцев». Приманка — лучше не придумаешь: грабь, режь, насилуй! Остервенело убивали всех подряд, придворных, воинов, слуг. Проламывали головы детей, в распаленной толпе заходились последними воплями суздальские боярыни и их холопки. Ох, разгулялись, оттянулись в полную волюшку! Прибарахлились, натешились, напились из дворцовых погребов. А всего через четыре дня в Киев вступала дружина Изяслава III Давыдовича. По дворам еще валялись растерзанные трупы, а горожан звали на торжества и угощения. Ох, любо, ох, весело!..
Известия о трагедии докатились и до Залесья. Но Андрей не стал поднимать рать. Он поступил так, как до него не поступал никто. Созвал первый в истории Земский собор: духовенство, бояр, представителей Ростова, Суздаля, Владимира и других городов. А на соборе от всей своей земли он принял титул великого князя. На Руси великое княжение однозначно означало обладание Киевом — Андрей одним махом перечеркнул традицию. Киевляне сажают на престол великих князей, так и пусть живут с ними. Андрей Боголюбский демонстративно отмежевался и от прежней столицы, и от всей прежней государственной системы. Он провозглашал рождение новой Руси — северной.
Тем более, Южная выглядела совсем худо. Слабый и трусливый Изаслав III Давыдович пытался упрочить свое положение, купить сторонников, принялся раздавать князьям даже собственные черниговские вотчины. А в результате остался с одним Киевом, и с государем совсем перестали считаться. Русь рассыпалась — в каждом городе свой князь. Изяслав III задумал компенсировать ущерб за счет Галицкой земли, посадить там своего ставленника, пройдоху Ивана Берладника. С этой авантюрой великий князь сел в полную лужу. Берладник в собственное удовольствие разбойничал, грабил суда на Дунае, а Изяславу III изменил основной союзник, Мстислав Волынский. Вместе с Ярославом Галицким разгромил его и в 1159 г. прогнал из Киева.
Теперь и столичная верхушка смекнула, что надо бы найти более весомого правителя. Вспомнили про смоленского Ростислава Набожного, вторично пригласили на царство. Да какое уж царство, от него осталась одна видимость! Изяслав III оскорбился, начал мстить. Навел половцев на Смоленщину, они истребили множество жителей, угнали 10 тыс. пленных. Следующими набегами Давыдович выжег предместья Киева, осаждал Белгород. Но как только появилось большое войско противников, великий князь бежал, и случайный воин зарубил его саблей.
А смутьяны не переводились. Не стало Изяслава III, зато выдвинулся Мстислав Волынский, сынок Изяслава II. Он урвал от Ростислава Набожного самые обширные пожалования, стал хозяином Правобережья Днепра. Но ему казалось мало, он начал задираться с великим князем, примериваться к столичному трону. Покатились драки и внутри уделов. Стоило умереть кому-то из князей, как его братья, дяди, племянники хватались за оружие для дележки наследства. Дети Долгорукого Глеб, Борис, Василий, Ярослав, Святослав, в полной мере усвоили обычаи, принятые в Киевской Руси. Раз они оказались обделенными, выискивали покровителей, примыкали то к одним, то к другим союзникам. Но не Андрей. Он в кровавую южную кашу не полез вообще. Другие грызлись между собой, а он, засучив рукава, взялся строить…
Впрочем, строить тоже было не просто. Князь Андрей созидал новую державу, а новое цеплялось за старое. Оно никуда не делось — старые проблемы, старые болезни. Юрий Долгорукий казнью Кучки укротил боярские кланы Ростова и Суздаля, но они были совсем не против изменить положение. Бояре уже настроились, предвкушали — долгая и твердая рука Юрия навсегда переместилась в Киев, с ним убыли старшие наследники. А вокруг детишек, Михаила и Всеволода с матерью-гречанкой, можно устроиться со всеми удобствами, вертеть ими как угодно, хозяйничать и распоряжаться от их имени. И на тебе! Ни с того ни с сего вернулся Андрей со своей Божьей Матерью!
Бояре зароптали, пытались так и эдак противодействовать ему. Заговорили, что Долгорукий-то дал Андрею Вышгород, а Ростов и Суздаль — младшим, законные наследники в здешних краях они. Но Боголюбский сумел обойти эти противоречия. Он отнюдь не собирался конфликтовать с малолетними братишками и молодой мачехой. Оставил им и Ростов, и Суздаль, владейте своими уделами, пользуйтесь доходами. Однако великое княжение выше удельного, извольте подчиняться. А сам Андрей обосновался в том городе, который изначально, с юных лет принадлежал ему — во Владимире.
Прежде на него никто не обращал особого внимания: одна из крепостей, не более того. Ростовчане и суздальцы его даже городом не признавали, считали «пригородом». Но Владимир являлся персональным владением Андрея и был очень выгодно расположен, не зря же его в свое время отметили и св. Владимир, и Мономах. Боголюбский задумал превратить его в большую и красивую столицу. Не драться за прогнивший Киев, а построить новый. Князь очень недвусмысленно подчеркнул ту роль, которую готовил своему детищу. Речки во Владимире получили названия киевских — Лыбедь, Почайна, Ирпень. Наметив обводы просторных и мощных валов и стен, Андрей по-киевски обозначил ворота — Золотые, Серебряные. А для привезенной чудотворной иконы приказал возводить великолепный собор Успения Божьей Матери. Как раз в честь Успения были освящены киевская Десятинная церковь, храм Печерского монастыря. Но и во Владимире возник монастырский Печерний городок.
Хотя город, конечно же, не копировал Киев. Он должен был стать иным, своеобразным, неповторимым. Андрей хотел, чтобы Владимир не только не уступал Киеву, а превзошел его! А при всем при том строительство новой столицы позволяло великому князю реализовать другой сокровенный замысел — отделиться от сложившихся группировок знати, от устоявшихся порядков и обычаев, утвердившихся в старых городах. Как из Киева, так и из Суздаля он намеревался перенести во Владимир только лучшее, отсекая худшее.
Все русские государи придерживались традиций «семейного» правления, княжеских советов, договоров, так и эдак приспосабливали к себе систему ярославовой лествицы. Все государи считали само собой разумеющимся опираться на «старшую» дружину, родовых бояр, и лишь в каких-то особых случаях выдвигали «уных», рядовых дружинников. Андрей же осознавал, что лествица давно и безвозвратно порушена, цепляться за ее правила уже бессмысленно. Он видел и то, к чему ведет княжеская семейственность и укрепление боярских позиций — к самовольству, разделению, а в итоге к анархии и смутам.
В противовес разделению он пришел к идее собирания русских земель. Его отец пытался реанимировать Киевскую Русь и погиб. Князь Андрей первым понял, что реанимировать ее нельзя. Надо обособиться от нее. Но обособиться не так, как это сделали Полоцк, Галич, Рязань, не мельчать, замкнувшись в собственном уделе, а поставить великую цель на будущее. Создавать на севере здоровое и жизнеспособное ядро, которое будет объединять вокруг себя распавшиеся русские осколки. Пристраивать их к себе, но уже на новых традициях, новых принципах.
Основами этих принципов Боголюбский видел Православие и Самодержавие. Так было в Византии, однако единовластие в понимании князя Андрея очень отличалось от греческой модели. Рим и его преемник, Константинополь, породили монархию аристократическую. Боголюбский сделал своей опорой простой народ. И это было не случайно. Именно простолюдины во все времена заинтересованы в сильной власти, способной защитить их и от внешних врагов, и от произвола внутренних хищников. А создавать подобную опору Андрею, в свою очередь, помогало возведение новой столицы, все получалось взаимосвязано.
