Для отдыха Алексей Михайлович выезжал в свои загородные села: Голенищево, Покровское, Хорошево, Воробьево, Семеновское, Никольское, Всевидное, Остров, Соколово, Алексеевское, Дьяково, Коломенское, Преображенское, Измайлово. Точнее, делами он и там занимался, но от соблюдения придворного ритуала отходил, вел себя гораздо свободнее. Любил пошутить и повеселиться. Например, в Коломенском ввел в обычай купать в пруду стольников, опоздавших на смотр. Но шутил безобидно, а «наказанных» потом приглашал к своему столу, так что некоторые стольники опаздывали нарочно. Очень ценил красоту, природу, и его излюбленной забавой являлась соколиная охота — целью в ней была не добыча, а зрелищность. Верховая прогулка по лесам и лугам, взлет в небо сильных и гордых птиц, наблюдение за ними — лучшие соколы не сразу били добычу, а делали по несколько заходов. Однако в развлечениях государь знал меру и других учил: делу время — потехе час.
Он отнюдь не был ретроградом. Побывав в войну в Белоруссии, Литве, Лифляндии, с интересом знакомился с местными обычаями. И перенимал то, что ему нравилось. Во дворце появились мебель и обстановка немецкого и польского образца. Чай, впервые завезенный при Михаиле Федоровиче, завоевывал все большую популярность, и в договор с монголами был включен специальный пункт о поставках чая. Алексей Михайлович снял запрет на табак — ведь все украинские казаки «люльки» курили. В России курение не поощрялось, но и не запрещалось. В хозяйство внедрились кукуруза, подсолнечник (тоже быстро ставший популярным). И картошку уже выращивали! Никон в 1666 г. клеймил тех, кто курит табак, лузгает семечки и употребляет в пищу «богопротивный картовь». Менялась и мода. Мужчины, в отличие от начала XVII в., начали подстригать бороды и усы. Исчезли длинные декоративные рукава, кафтаны стали короче. Из женских нарядов исчезли оплечья и ожерелья (накладные воротники), платки-убрусы, теперь костюмы оставляли открытыми шею и верхнюю часть груди.
Продолжала развиваться система образования. Действовали школы при Чудовом, Андреевском и Заиконоспасском монастырях (в Заиконоспасской ученикам полагалась стипендия — 10 рублей в год!). Открывались и новые центры просвещения — в 1667 г. «Гимнасион» при церкви Иоанна Богослова в Китай-городе, в 1668 г. — училище при церкви Иоанна Богослова в Бронной слободе, потом школа при Московском печатном дворе. При многих монастырях функционировали «работные школы», обучающие подростков тому или иному ремеслу. И небезынтересным представляется гнев протопопа Аввакума, обрушенный на девку Евдокию, за то, что она «высокие науки ищет»: «На что тебе, вороне, высокие хоромы? Грамматику и риторику Васильев и Златоустов и Афанасьев разумом обдержал. К тому же и диалектику, и философию, что потребно — то в церковь взяли, а что непотребно — под гору лопатой сбросили. А ты кто, чадь немочная? И себе имени не знаешь, нежели богословия себе составляит. Ай, девка! Нет полно меня при тебе близко, я бы тебе ощипал волосье за грамматику ту». Оставляю без комментариев позицию самого Аввакума, но выходит, что и для девки из простонародья изучать гуманитарные науки было возможно!
Заимствовался полезный опыт иноземцев в военной и технической области. Но Алексей Михайлович осуществлял реформы не «революционно», а «эволюционно», без ломки старого, без разрыва с традициями. И строго придерживался национальной политики. Иноземцев держал в узде и хищничать в ущерб России и ее гражданам не позволял. Так, в 1662 г., когда вышел срок лицензий, данных Марселису и Виниусу, половина построенных ими металлургических заводов была «отписана на государя». Получили прибыль — и будьте этим довольны. А для дальнейших прибылей оставили вам другую половину — и тоже будьте довольны.
Царь был примерным семьянином, любил жену, детей, сестер, писал им с войны обстоятельные и теплые письма. Мария Милославская родила ему 13 детей. Впрочем, тут надо сделать отступление, касающееся русских женщин вообще. С легкой руки ряда иностранных путешественников и последующих историков с какой-то стати внедрилось представление, будто бабы на Руси были бесправными и забитыми, полностью зависевшими от мужа, пребывали в «заточении» в своих теремах, не смея выйти на люди и занимаясь только шитьем и прядением. Представление это совершенно нелепое. 90 % населения составляли крестьяне — ну и подумайте сами, могли ли крестьянки сидеть взаперти? А в поле работать кто будет, за скотиной ходить? Что касается горожанок, то те же иноземцы описывают множество женщин на улицах и площадях, на праздничных мероприятиях, на базарах. Кстати, Коллинз упоминает, что Милославские жили очень бедно, и будущая царица в юности собирала грибы и продавала их на рынке. В семьях дворян и детей боярских мужчины подолгу отсутствовали, находясь на службе, а хозяйство в их поместьях вели жены или матери. И за себя постоять умели. А бывало и так, что не жена от мужа, а он от нее страдал. Скажем, в 1670 г. дворянин Никифор Скорятин даже к царю обратился с жалобой на свою супругу Пелагею, которая его била и за бороду драла. Но в данном случае власть ему ничем помочь не смогла, и Скорятин подал вторую челобитную с просьбой защитить его от женушки или дать разрешение на развод. И опять Алексей Михайлович не счел для себя возможным вмешиваться в их семейные отношения.
Правда, в домах знати существовала отдельная женская половина, которую называли теремом. Но «заточение» выражалось только в том, что было не принято устраивать совместных пиров и балов с участием мужчин и женщин. Хозяин в виде особой чести мог представить гостям супругу — она выйдет, по рюмочке им поднесет, сама пригубит и удалится. Так ведь и к ней свои подружки, свои гости ходили. Можно вспомнить и боярыню Морозову, которая после смерти мужа руководила огромным хозяйством, вела активную работу с раскольниками. Какое уж тут женское закрепощение? Наконец, представительницы знати и сами находились на службе, каждый день ездили во дворец. У царицы был свой двор из боярынь и дворянок. Мамками и няньками у малолетних царевичей и царевен тоже были аристократки. Да, государыне не полагалось показываться на народе, она выезжала в закрытом возке, а за теми или иными торжествами наблюдала из особых помещений, оставаясь невидимой снаружи. Но и сам по себе царский терем был местом многолюдным и от внешнего мира отнюдь не обособленным. Мария Милославская нередко и без мужа выезжала со своим двором в паломничества, занималась благотворительностью, ведала «царицыными» мануфактурами.
Кроме того, при «женской половине» жили или посещали ее русские и иностранные доктора, учителя, гувернеры. Государь старался дать детям хорошее образование. Наставником для них он выбрал известного поэта, публициста и проповедника Симеона Полоцкого (в миру Самуил Гаврилович Петровский-Ситниакович). Он в свое время окончил Виленскую иезуитскую коллегию, но твердо остался в православии, преподавал в школе Полоцкого братства, а в 1660 г. приехал в Москву. Читал свои стихи перед царской семьей, предложил литературную службу и был назначен преподавателем в школу при Заиконоспасском монастыре. К царским детям приглашались и другие учителя. И наследник престола Алексей Алексеевич, сохраняя уважение к национальным традициям, был крайне увлечен науками. По воспоминаниям современников, его покои были увешаны иконами, но одновременно завалены физическими приборами, моделями, книгами, картами, глобусами. Он владел несколькими языками, читал классиков, книги по философии, математике, географии, русские летописи.
