А Соединенные Штаты точно так же, как в Первую мировую, невиданно разбогатели на военных поставках. Бомбы на их территорию не падали. Урон вооруженных сил был не слишком ощутимым. Осталось использовать эти предпосылки, пожать политические плоды. Воплотить старую масонскую идею о глобализации и «мировом правительстве», где будут заправлять США. Рузвельт поддерживал Сталина в разногласиях с Черчиллем – потому что Америку абсолютно не интересовало усиление Англии, ее влияние на Польшу, как и на любую другую страну. Но ведь и Сталин должен был реагировать на доброжелательную позицию Рузвельта, поддерживать в ответ американские инициативы.
Иосиф Виссарионович считал эти вопросы второстепенными, но для США именно они играли ключевую роль. Была принята «Декларация об освобожденной Европе» – во главу угла ставились принципы демократии. А для поддержания «демократических ценностей» создавалась Организация Объединенных Наций. Рузвельт благодушно согласился, чтобы в эту организацию вошел не только Советский Союз, но и две его республики, понесшие наибольшие жертвы, Украина и Белоруссия. Почему бы не согласиться, если США и их партнеры в любом случае обеспечили себе в ООН большинство голосов! Получили возможность под флагом «демократии» регулировать другие государства.
Кроме того, в Ялте были подписаны соглашения о наказании военных преступников. Для главных организаторов злодеяний создавался особый орган, Международный трибунал, куда войдут судьи и обвинители от СССР, США, Англии и Франции. Преступников меньшего ранга постановили выдавать государствам, где они совершали свои бесчинства. Обязательной выдаче на родину подлежали изменники, коллаборационисты. А пленных и депортированных стороны договорились возвращать по домам.
Впрочем, в данный момент основные преступники все еще заправляли Германией. Готовы были жертвовать новыми морями крови, чтобы продлить собственные жизни и власть на лишний месяц, неделю, день. В общем-то, советская Ставка, планируя наступление от Вислы до Одера, намечала развивать его и дальше, на Берлин. Задержка на Одере считалась кратковременной. Надо было всего лишь пополнить боезапасы, перегруппировать силы и ударить – до гитлеровской столицы оставалось около 100 км! Однако и Германия выжимала оставшиеся ресурсы. Солдат и население подбадривали, что война еще не проиграна. Счастье переменчиво, ведь и немцы недавно стояли на пороге Москвы…
В сорок первом русские добились перелома, ударив зарвавшегося врага по флангам. Теперь фронты Жукова и Конева тоже выдвинулись вперед. Линия фронта выгнулась дугой. Гитлеровское командование не было бы профессионалами своего дела, упустив такой шанс. На левом фланге образовавшейся дуги сосредотачивалась группа армий «Центр» фельдмаршала Шернера. Опираясь на узлы крепостей Бреслау (Вроцлав), Глогау (Глогув) и Лигниц, готовилась к контрудару. Но основной кулак стягивался на правом крыле, в Померании – группа армий «Висла». В армейских генералах Гитлер уже разочаровался, спасать Германию поручил Гиммлеру. Он поднимет все силы своего черного ордена, с их помощью мобилизует население. И неужели магический орден Германии не поддержат потусторонние силы, «высшие неизвестные»?
Но и советское командование было профессионалами своего дела. Оно отдавало себе отчет – штурм Берлина будет очень тяжелым. А данные разведки показывали: как только 1-й Украинский и 1-й Белорусский фронты ввяжутся в сражение, на них обрушатся удары с двух сторон. Взвесив все за и против, пришли к выводу – бросок на Берлин надо отложить. Сперва сокрушить группировки на флангах, а уже потом, без помех, брать «логово зверя». Очистить правый фланг, Померанию, предписывалось 2-му Белорусскому фронту, а левый – 1-му Украинскому.
Армии маршала Конева разворачивались на Силезию. 8 февраля они атаковали неприятеля с плацдармов, захваченных на Одере. Но тут-то и выяснилось – Шернер сосредотачивал кулак для контрнаступления на этом же направлении. Наши войска нарвались на значительные силы неприятеля и были остановлены. Только в двух местах, севернее и южнее Бреслау, вклинились в расположение противника. Но и здесь немцы ожесточенно отбивались, продвижение тормозилось. Не дожидаясь окончательного прорыва обороны, Конев ввел в бой 3-ю и 4-ю танковые армии. Они наконец-то продавили позиции врага, ринулись вперед.
Не тут-то было. Как оказалось, Шернер еще не успел собрать все войска, предназначенные для контрудара. Некоторые соединения как раз находились на подходе к фронту. Теперь они кинулись в контратаки. За танкистами продвигались две наших общевойсковых армии – немцы отсекли их от танков и отбросили назад. 12 февраля Конев совершил неожиданный маневр. Развернул на 180 градусов 3-ю танковую армию Рыбалко, ушедшую далеко на запад. Она вдруг вылетела с тыла на дивизии Шернера, раскидала их. Общевойсковые армии предприняли повторный рывок, взяли в кольцо крепость Бреслау.
Хотя даже сейчас накал битвы не уменьшился! На острие прорыва осталась одна 4-я танковая армия Лелюшенко. Она вышла к реке Нейсе, захватила плацдарм на левом берегу. Но немцы за ней сомкнули фронт, окружили и насели с разных сторон. На выручку снова поспешила армия Рыбалко – ей во фланг врезались три вражеских дивизии. Однако вслед за танкистами уже выдвигались наша пехота и артиллерия. Атакующих немцев перемололи. К 24 февраля 1-й Украинский фронт утвердился на Нейсе. Но после тяжелых боев он был снова вынужден остановиться [64].
Маневрировать силами пришлось и на другом фланге, у Балтики. По изначальным планам, 2-му Белорусскому фронту вообще предстояло наступать не на запад, а на восток. После прорыва к морю он должен был двигаться на Кенигсберг. Вместе с 3-м Белорусским фронтом навалиться на эту крепость с нескольких сторон. Когда стало известно, что в Померании изготавливается группа армий «Висла», 2-й Белорусский получил приказ развернуться в противоположном направлении. Рокоссовский блестяще справился с задачей. Несколько армий, массу техники и артиллерии он сумел скрытно и буквально за несколько дней перебросить за 200 км. За эти же считаные дни командирам и штабам предстояло разработать планы новой операции.
Очень непростой операции. Перед нашими войсками лежали укрепления «Померанского вала» – он строился еще до войны по границе с Польшей, а теперь наращивался. Этот «вал» состоял из трех полос обороны. Первая – из 5 линий траншей с дотами и капонирами, вторая из 2 линий. В распоряжении Гиммлера имелось 30 дивизий, из них 8 танковых. Плюс батальоны фольксштурма. Побережье прикрывали огнем линкоры и крейсера германского флота.
Но советские армии хорошо освоили искусство прорыва обороны, даже самой мощной. 10 февраля ударила артподготовка. За пять суток упорных боев наши части преодолели первую полосу «Померанского вала». Пять дней – пять линий. Был захвачен город Хойнице, где сходились 8 шоссейных и 6 железных дорог. Единая система обороны оказалась расчлененной. Однако враг опомнился, Гиммлер бросил всю массу своих соединений в контратаки. Столкнулись в жарких встречных схватках, войска Рокоссовского с трудом сдерживали напор, на некоторых участках попятились [107].
Сталин, Жуков и генштабисты обсудили ситуацию и сошлись во мнении, что затягивать операцию или оставлять ее незавершенной совершенно не в наших интересах. Решили, что лучше сдвинуть бросок на Берлин еще на пару-тройку недель, но группировку Гиммлера раздавить окончательно. На север, на Померанию, были повернуты пять армий 1-го Белорусского фронта, в том числе две танковых. Они нахлынули прямо во фланг германским клиньям, таранящим войска Рокоссовского. Но даже такая весомая добавка не принесла перелом в сражении. Гиммлер быстро перегруппировал подчиненных, и навстречу советской бронированной лавине швырнул свою, 6 танковых дивизий. Она столкнулась в лоб с русскими авангардами, отбросила их на 10–12 км.
