Курбский расписал, как в 1565 г. царь вызвал его к себе, но лишь для того, чтобы пытать. Лично подгребал посохом горячие угли к его телу, потом отправил обратно, и Воротынский умер в пути. И некоторые историки добросовестно переписали это! Другие все же призадумались над явной нестыковкой, но… просто-напросто «передвинули» ту же душераздирающую сцену с пытками и углями на 1573 г. Действительность была несколько иной. Федоров-Челяднин собрал 111 поручителей, и Иван Васильевич вызвал Воротынского — не в 1565, а в 1566 г., и не пытал, а простил. С князя взяли дополнительную клятву не сноситься с врагами России, не переходить в Литву, к папе, императору, султану и Владимиру Старицкому (да, в тексте он упомянут наряду с чужеземными властителями). После присяги Иван Грозный пригласил Воротынского обедать за своим столом. Побеседовав с ним, решил, что этому человеку можно доверять. Назначил его казанским наместником, вернул значительную часть прежних владений: города Одоев, Чернь и Новосиль. Востановил в правах «державца» — удельного властителя. И даже выделил казенные средства на ремонт Новосиля, который без хозяина пришел в запущенное состояние. Это был «разгар» опричного террора…
38. ПАУТИНЫ ИНТРИГ
Османскую империю губили не поражения, не нашествия врагов, а наоборот — успехи, могущество и изобилие. Слава турецких побед и богатства манили итальянцев, французов, испанцев, португальцев. В империи ценили хороших специалистов, высоко платили, и европейцы меняли веру, становились полноправными «турками», это позволяло сделать карьеру (ну и, конечно, обзавестись гаремами). Выдвижение на руководящие посты у османов осуществлялось не по происхождению, а по деловым качествам, и ренегаты становились командирами, чиновниками, вельможами. Но служили они, естественно, не для блага державы, а ради собственных выгод.
В империю правдами и неправдами полезли европейские купцы, предприниматели. Внедрялись через тех же ренегатов, через османских союзников французов. И в XVI в. значительную часть рынков в Турции и Леванте стали контролировать флорентийские банкиры [17]. Прибыли утекали за рубеж, а постоянные войны, содержание пышного двора Сулеймана, строительство дворцов и мечетей требовали денег. Росли подати. Причем их стали сдавать на откуп, и агенты откупщиков драли втрое-вчетверо больше, в свою пользу. Чтобы уплатить, люди обращались к ростовщикам, закладывали дома и участки. Но откупщиками были те же ростовщики. Они становились хозяевами целых районов. Эти деятели вовсю развернулись и в столице. Подкупали чиновников, визирей, чтобы получить подряды, новые откупа. А среди ростовщиков и взяточников было удобно работать иностранным дипломатам, шпионам.
Немалых бед натворила и супруга султана Роксолана. Достаточно сказать, что после Сулеймана в Турции сочли необходимым принять закон, вообще запрещавший монархам иметь жен, все его женщины стали считаться только наложницами. Влияние Роксоланы на мужа было безграничным, а главную цель она себе поставила — возвести на трон любимого сына Селима. Впрочем, этого требовала и собственная безопасность. Она же сама добилась высылки прежней старшей жены, матери наследника престола Мустафы. Стань он султаном, и участь Роксоланы была бы незавидной. В самозабвенной игре она принялась формировать партию своих сторонников, устраняла с пути неугодных.
Наставником и опекуном Мустафы являлся великий визирь Рустем-паша, талантливый военачальник и администратор, главный советник Сулеймана. Роксолана выдала за него свою дочь Хамерие. Узнавала от нее, что происходит в доме визиря и, умело дополняя правдивые сведения клеветой, смогла убедить мужа — против него готовится заговор. Рустема обезглавили, Мустафу удавили. При этом страшная женщина пожертвовала даже собственными «нелюбимыми» детьми. Ее младший сын Джехангир, друг Мустафы, был отравлен, дочь, как вдова преступника, отправилась в ссылку. Против Роксоланы выступила мать султана, валиде Хамсе, не поверившая в заговор, пыталась обличить ее и… скоропостижно скончалась.
А чтобы у Селима вообще не было конкурентов, Роксолана начала уничтожение сыновей Сулеймана от наложниц и случайных связей. Поиски велись по всей стране, и было убито около 40 детей султана, многие вместе с матерями. Сама Роксолана умерла раньше мужа, но она добилась своего, у Сулеймана остался лишь один наследник. Хотя результатом стало не только это. Селима окружала партия, сформировавшаяся вокруг его матери в ее интригах. Из кого она состояла? Достаточно сказать, что Селим стал… горьким пьяницей. Ясное дело, споили его не правоверные поборники ислама и не патриоты Турции. Споили те, кто мог теперь вертеть царевичем, старался влиять на политику его отца.
Сулейман Великолепный никак не был другом России. Не терял надежды получить Казань, Астрахань, Северный Кавказ, не отказался и от «прав» на Рязанщину. Крымскому царевичу Адиль-Гирею он выдал ярлык на Казанское ханство. Западные дипломаты через своих друзей при его дворе продолжали подталкивать султана к войне против русских, но от такого шага Сулейман воздерживался. Понимал, насколько это трудно. Он лишь отслеживал события на севере, выжидал, как дальше пойдут дела у царя.
В 1565 г. на литовском фронте выдалось затишье. Шляхта еще не оправилась от полученного урока, Сигизмунд истратил деньги на прошлогоднее наступление, и наемники разошлись. Но он очередной раз постарался нанести удар чужими руками. Наобещал Девлет-Гирею, что его войска предпримут новую операцию, отвлекут на себя царские рати. И в Стамбуле сторонники короля сумели дожать султана. Доказали, что ситуация получается выгодная, можно воспользоваться. Правда, начинать масштабную войну Сулейман все равно не рискнул, но согласился для пробы дать хану тяжелую артиллерию и отряды янычар.
В сентябре татары и турки подступили к Болхову. Однако наши ратники во главе с воеводой Иваном Золотым стойко сражались, совершали вылазки, не позволив врагу подойти к стенам и сжечь посад. А обещанным литовским наступлением даже не пахло, и на выручку городу выступила армия Бельского и Мстиславского. Девлет-Гирей понял, что Сигизмунд его надул, снял осаду и повел орду прочь. Царские полки погнались за ним, потрепали арьергарды, отобрали пушки. В этой кампании впервые участвовало опричное войско. Оно действовало отдельно от земского, показало себя хорошо, отличился молодой командующий Дмитрий Иванович Хворостинин — он, кстати, был из очень знатного рода, из Рюриковичей, но из «захудалой» ветви, давно растерявшей свои владения.
Иван Грозный в это время не предпринимал крупных операций против Литвы, он был занят внутренними преобразованиями. Но он начал использовать ту же тактику, которую когда-то применяла его мать. Русские отряды стали вторгаться на территорию Литвы и строить крепости, отхватывая у неприятеля пограничные районы. Так были основаны Усвят, Ула, Сокол, Копие. Царь был в общем-то не против совсем прекратить войну. И Литва после провала своих планов выразила готовность возобновить переговоры, в Москву прибыло посольство во главе с Ходкевичем. Теперь паны уже не возражали против прав России на часть Ливонии. Предлагали замириться, владея землями, которые заняли обе стороны, заключить союз, выбить из Прибалтики шведов, и их владения поделить пополам.
