«Я живо помню, как через несколько дней после этого убийства, когда мы в Одессе еще не знали, кем именно совершен этот террористический акт, Попко картинно и с большим увлечением рассказывал мне все драматические, захватывающие подробности этого исторического события, – как он, выследив Гейкинга, настиг его ночью на улице, возвращающимся откуда-то домой в компании с редактором “Киевлянина” Шульгиным, как ударил Гейкинга кинжалом в спину и, когда Гейкинг упал, бросился бежать, а за ним вскоре, вследствие поднятой Шульгиным тревоги, погнались городовые и дворники, как он выстрелил в упор в одного из дворников, едва не схватившего его, и убил его наповал, как затем ранил настигавшего его городового; как, наконец, перепрыгнул через какой-то забор на пустыре и, выбившись совершенно из сил, прилег за этим забором, не будучи уже в состоянии ни бежать, ни сопротивляться, и готовый сдаться без боя; как погоня из городовых и дворников пробежала с фонарями в очень близком от него расстоянии, не заметив его; как потом, когда затихли шаги удалявшейся погони, он поднялся и измученный добрался до конспиративной квартиры…»
(С. Лион, видимо, псевдоним)
Два самых громких убийства того периода были такими. 4 августа 1878 года в Петербурге членом «3емли и воли» С. М. Степняком-Кравчинским был убит шеф корпуса жандармов и главный начальник III отделения Н. В. Мезенцов.
Вот как описывает это событие газета «Биржевые ведомости», вечернее издание, № 174:
«Весть о совершенном сегодня, в пятницу, 4 августа, покушении на жизнь шефа жандармов генерал-адъютанта Мезенцова быстро разнеслась в столице. Вот фактические данные об этом чрезвычайном происшествии, собранные на месте, насколько дело выяснилось, что 11 часов утра. Генерал Мезенцов встает обыкновенно очень рано и совершает ежедневно прогулки пешком, во время которых посещает часовню у Гостиного двора, на Невском проспекте; зайдя в таковую и сегодня, 4 августа, в девятом часу утра, генерал-адъютант Мезенцов по окончании молитвы, в сопровождении своего бывшего сослуживца и товарища, отставного подполковника Макарова, направился обратно домой, через Михайловскую улицу, Михайловскую площадь
и Большую Итальянскую улицу. Едва генерал вступил на мостовую Итальянской улицы и поровнялся с домом Кочкурова, перед самыми окнами кондитерской приблизилось к нему двое шедших навстречу людей, весьма прилично одетых. Один из них нанес генералу Мезенцову рану кинжалом и вместе со своим спутником поспешно сел в находившийся тут же экипаж. Г. Макаров сделал попытку задержать покушавшихся на жизнь генерала Мезенцова людей, но в него был сделан выстрел из револьвера; пуля пролетела мимо, а виновники катастрофы, никем не задерживаемые, так как в этом месте не было ни одного полицейского стража, а равно отсутствовала и публика, успели скрыться. Несомненно только, что и собственный экипаж, и хорошая лошадь, и серебряная упряжь на ней свидетельствовали, что владельцы экипажа люди со средствами…»
Этот теракт вызвал у властей шок. Вот как комментировал происшествие редактор близкого ко Двору журнала «Гражданин» В. П. Мещерский:
«…Убийство шефа жандармов генерал-адъютанта Мезенцова, совершенное с такою дерзостью и при том с исчезновением даже следа убийц, повергло в новый ужас правительственные сферы, обнаружив с большею еще ясностью, с одной стороны, силу ассоциации крамолы и слабость противодействия со стороны правительства… Для всех было очевидно, что если шеф жандармов мог быть убит в центре города во время прогулки, то, значит, ни он, ни подведомственная ему тайная полиция ничего не знали о замыслах подпольных преступников, и если после совершения преступления злодеи могли так ловко укрыться, то, значит, в самой петербургской полиции ничего не было подготовлено к борьбе с преступными замыслами крамольников».
28 февраля 1879 года в Харькове народовольцем Григорием Гольденбергом был убит генерал-губернатор князь Д. Н. Кропоткин. (Двоюродный брат анархиста Петра Кропоткина. Последний эту акцию воспринял как должное.) Генерал-губернатора обвиняли в жестоком обращении с политическими заключенными. А знаете, в чем заключалось это жестокое обращение? Ряд политических устроил голодовку, а Кропоткин приказал прибегнуть к насильственному кормлению.
Что уж говорить о вооруженном сопротивлении полиции? Это вообще стало житейским делом.
Правительственное сообщение о событии 11 февраля 1879 года: «Из Киева сообщено, что вследствие полученных сведений о существовании тайной типографии, произведены были установленным порядком 11 февраля, в 8-м часу вечера, обыски в двух квартирах. При этом повторилась прискорбная одесская история вооруженного сопротивления, но в более обширных размерах и с результатами крайне печальными. При появлении жандармов и полиции они встречены были градом выстрелов, так что вынуждены были и со своей стороны употребить в дело оружие. При этом убит на месте жандармский унтер-офицер, контужен жандармский офицер, ранены два городовых и один жандарм. Арестованы же пять женщин и одиннадцать мужчин, из которых четверо мужчин ранены тяжело».
Однако власти тоже не зевали. После истории с Верой Засулич преступления против должностных лиц были выведены из-под юрисдикции суда присяжных и переданы военным судам. 9 августа 1878 года принят закон «О временном подчинении дел о государственных преступлениях и о некоторых преступлениях против должностных лиц ведению военного суда, установленного для военного времени».
Однако и это воспринималось как слабость. Дескать, иначе не умеете. Впоследствии в стране было введено, по сути, военное положение. Но беда в том, что жандармы и полиция, пытаясь нормализовать ситуацию, ввиду не слишком высокой квалификации, вели «огонь по площадям» – то есть путем массовых обысков и задержаний подозрительных. Это только ухудшало ситуацию. Но все-таки террористы несли потери. А желающих пополнять их ряды было немного. Народовольцы начали ощущать себя людьми, бьющими кулаками в гранитную стену.
И вот тогда-то в головах террористов зародилась мысль: а не пора ли выбирать более серьезную цель?
Партия землекопов
Речь, как вы, наверное, догадались, шла об убийстве царя. Отношение у народовольцев к этой акции было разным. Но некоторое время данный вопрос находился в сфере теоретических дискуссий. И тут на горизонте петербургского отделения «Земли и воли» появился их саратовский товарищ по борьбе…
Александр Константинович Соловьев родился в 1846 году в Луге. Его отец, помощник лекаря, служил в дворцовом ведомстве. Так что Соловьев учился в III Петербургской гимназии за счет этого самого ведомства. Затем поступил в университет на юридический факультет, но со второго курса оставил его «по неимению средств». Пришлось идти учителем в город Торопец (это в нынешней Тверской области). И снова знакомая черта – в детстве и юношестве Соловьев отличался религиозностью. Разочаровался в религии он уже в сознательном возрасте.
По соседству с местом работы Соловьева находилась коммуна, организованная землевольцами. Помимо прочего эти ребята держали и кузницу. Молодой учитель увлекся их идеями и причем очень серьезно. Он поступил в коммуну молотобойцем.
