Книга Декабристы. Беспредел по-русски, страница 32. Автор книги Алексей Щербаков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Декабристы. Беспредел по-русски»

Cтраница 32

Вот так: всю жизнь говорил, что пуля для него не отлита, без единой царапины прошел десятки страшных сражений. И никак не ожидал погибнуть вот таким вот образом.

Между тем продолжали подтягиваться верные Николаю войска. В результате на площади встали следующие правительственные силы: Преображенский, Финляндский и Кавалергардские полки, а также оставшаяся верной часть Московского полка. Позже подошел и Семеновский полк. У императора было около девяти тысяч человек. Вполне достаточное соотношение сил для успешной атаки. Но Николай медлил…

Стандартное объяснение: царь не решался атаковать, поскольку не был уверен в надежности своих войск.

А с чего бы ему не быть уверенным? Он спокойно находился среди них с малолетним сыном на руках – будущим императором Александром II. К тому же Николая можно обвинять в чем угодно, но только не в отсутствии личного мужества. В 1831 году, во время «холерного бунта», он, стоя в открытой коляске без всякой охраны, успокаивал обезумевшую полупьяную толпу, наполовину состоявшую из воров и бомжей с Сенной площади [17] .

Так что более правдоподобным выглядит объяснение, что он «не хотел начинать свое царствование с крови».

Так или иначе, Николай продолжал попытки решить дело миром. Для начала к нему послали Якубовича, который явился вроде бы каяться. Николай Павлович в своих записках вспоминал это так: «В сие время заметил я слева против себя офицера Нижегородского драгунского полка, которого черным обвязанная голова, огромные черные глаза и усы и вся наружность имели что-то особенно отвратительное. Подозвав его к себе, узнал, что он Якубовский, но, не знав, с какой целью он тут был, спросил его, чего он желает. На сие он мне дерзко сказал:

– Я был с ними, но, услышав, что они за Константина, бросил и явился к вам.

Я взял его за руку и сказал:

– Спасибо, вы ваш долг знаете.

От него узнали мы, что Московский полк почти весь участвует в бунте и что с ними следовал он по Гороховой, где от них отстал. Но после уже узнано было, что настоящее намерение его было под сей личиной узнавать, что среди нас делалось, и действовать по удобности».

Пытался успокоить мятежников и митрополит Серафим, но Каховский послал его чуть не матом.

Между тем продолжались попытки уговорить мятежников разойтись по-хорошему. Следующим «переговорщиком» был генерал от кавалерии Александр Воинов, командир гвардейского корпуса. Его попытки тоже были прерваны выстрелом. На этот раз стрелял Вильгельм Кюхельбекер, но он только ранил генерала.

Интересно все-таки складывалось: стоят люди, приведшие сюда откровенным обманом три тысячи солдат. Стоят, находясь, повторюсь, в безнадежной ситуации. И откровенно нарываются. Ну ладно: раньше было вранье «во имя великой цели». Но теперь-то зачем подставлять невинных людей? Представителей того самого народа, о счастье которого они столько болтали?

Как бы поступили восставшие, будь они и на самом деле благородными людьми? Они выговаривали бы приемлемые условия сдачи, например: делайте с нами, что хотите, но дайте слово, что солдат преследовать не будете, они не виноваты, мы их обманули (Николай дал бы такое слово. И сдержал бы его). Так ведь нет – жизнь нормально прожить не вышло, так решили хоть помереть с шумом.

А власти все пытались решить дело миром. Следующий «переговорщик» – полковник Стюрлер, командир Финляндского полка. Снова стреляет Каховский. И снова без промаха. Еще один убитый.

Заметим: среди декабристов жертв пока нет. Ни одного убитого или раненого.

Далее уговаривать мятежников едет сам великий князь Михаил. Он рвался и раньше, но Николай его не пустил. Теперь – позволил. Вот как это описывает барон А. Н. Корф: «Великий князь снова изъявил желание переговорить сам с мятежниками, и государь не мог сему более воспротивиться, но придал своему брату генерал-адъютанта Левашова. Подъехав к рядам Морского экипажа, великий князь приветствовал их обыкновенным начальничьим тоном, и из толпы мятежников раздалось дружное:

– Здравия желаем, ваше Императорское Высочество!

– Что с вами делается, и что вы это задумали? – спросил он. И люди стали объяснять, что две недели тому назад им объявили вдруг о смерти государя Александра Павловича, когда никто из них не слыхал еще и про его болезнь; потом заставили присягнуть государю Константину Павловичу, и они это исполнили безропотно; а наконец теперь, уверяя, будто Константин Павлович не захотел их присяги и отказался царствовать, заставляют их присягать опять другому государю. Великий князь напрасно усиливался уничтожить эти сомнения заверением, что Константин Павлович точно по доброй воле отрекся от престола; что он, великий князь, был личным тому свидетелем; что вследствие того и сам он присягнул уже новому государю и т. и.

– Можем ли же мы, Ваше Высочество, – продолжали они, – взять это на душу, когда тот государь, которому мы присягнули, еще жив, и мы его не видим? Если уж присягою играть, так что ж после того останется святого?

– Мы готовы верить Вашему Высочеству, – отвечали несчастные жертвы, ослепленные настойчивыми внушениями своих начальников, – да пусть Константин Павлович сам придет подтвердить нам свое отречение, а то мы не знаем даже, и где он».

Неизвестно, чем бы это все кончилось, но тут снова вылез убийца. На этот раз подошла очередь Кюхельбекера. Он стал целиться в Михаила. Но матросы выстрелить не дали.

Корф продолжает: «Что он тебе сделал? – закричали они, и один вышиб из рук Кюхельбекера пистолет, а оба другие начали бить его прикладами своих ружей. Имена этих людей – Дорофеев, Федоров и Куроптев. По настоятельному ходатайству самого великого князя преступник подвергнут был наказанию слабейшему, нежели какое следовало по закону, а избавители его и их семейства щедро были им упокоены и обеспечены…»

4. Кровь на льду

Все это время вокруг клубилось множество народа. Реагировали зрители по-разному: большинство относилось к происходящему достаточно равнодушно, воспринимая это как бесплатный цирк. Были и те, кто, как это писали в советских книгах, «поддерживали декабристов», – из толпы в кавалергардов летели поленья и булыжники: это подтянулись революционно настроенные массы. Они всегда есть в любом большом городе и с удовольствием ввязываются в любые беспорядки. Во время упоминавшегося «холерного бунта» именно эти массы были главными погромщиками. Так что Якубович был не так уж не прав, предлагая разбивать кабаки: тогда революция получилась бы куда более веселой.

Но кроме обычной шпаны имелась еще и шпана благородного происхождения. О них в «житийных» книгах говорится: «некоторые люди из толпы присоединились к декабристам». К примеру, Осип-Юлиан Горский. Случайно оказался рядом с площадью, достал пистолет и полез бороться за народное счастье. Или решил сражаться за свободу родной Польши. По специальности он был мелким юридическим агентом (ходатай по делам), но для красоты присвоил себе графский титул. Некоторое время трудился вице-губернатором на Кавказе, но быстро вынужден был «сделать оттуда ноги», чтобы не пойти под суд. Потом прославился тем, что завел себе гарем из трех крепостных крестьянок, причем обращался с ними так, что те бежали и просили защиты у властей. Затем завел себе какую-то несовершеннолетнюю… За недолгое время пребывания в Питере успел так прославиться, что приличные люди обходили его стороной. Вот такой благородный пан присоединился к декабристам, махал пистолетом и орал «да здравствует свобода». А потом «безвинно пострадал от царских сатрапов».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация