А далее Бакунин развивает свои взгляды. Интересно, что слово «анархизм» в обоих документах не встречается ни разу. Да, в общем-то, провозглашенные идеи анархизмом и не являются. Бакунин идеальным обществом видел республику. Не парламентскую, а нечто вроде того, что в первые годы после революции пытались создать большевики – то есть власть Советов. (Хотя такого термина он не употребляет.) Разумеется, Бакунин против капитализма.
«Всякая эксплуатация народного труда, какими бы политическими формами мнимого народного господства и мнимой народной свободы она позолочена ни была, горька для народа. Значит, никакой народ, как бы от природы смирен ни был и как бы послушание властям ни обратилось в привычку, охотно ей подчиняться не захочет; для этого необходимо постоянное принуждение, насилие, значит, необходимы полицейский надзор и военная сила…
Итак, в настоящее время существует для всех стран цивилизованного мира только один всемирный вопрос, один мировой интерес – полнейшее и окончательное освобождение пролетариата от экономической эксплуатации и от государственного гнета. Очевидно, что этот вопрос без кровавой, ужасной борьбы разрешиться не может и что настоящее положение, право, значение всякого народа будет зависеть от направления, характера и степени участия, которое он примет в этой борьбе».
Для того чтобы воспрепятствовать возникновению имущественного неравенства, Бакунин предполагает запретить право наследования имущества. Марксистская идея государственной собственности ему была абсолютно чужда.
А что же должно представлять из себя общество? «Основой политической организации страны должна быть безусловно автономная община, всегда представляемая большинством голосов всех совершеннолетних жителей, мужчин и женщин на равных правах. Никакая власть не имеет права вмешиваться в ее внутреннюю жизнь, ее действия и ее управление. Она назначает и сменяет путем голосования всех служащих, правителей и судей и распоряжается без всякого контроля своим имуществом и финансами. Каждая община будет иметь безусловное право создать, независимо от какого-либо высшего утверждения, свое собственное законодательство и свой собственный внутренний строй».
Однако, в отличие от Герцена, Бакунин не идеализировал русскую крестьянскую общину. Ему претил присущий общине консерватизм. Но в общем и целом Михаил Александрович считал общину хорошим явлением.
По мысли Бакунина общины выдвигают своих представителей на разные уровни власти.
Никакой армии быть не должно – Бакунин провозглашает общепринятый тогда среди левых миф о «всеобщем вооружении народа». На этом стоит остановиться. Бакунин все-таки некоторое время был офицером и об армии имел определенное понятие. Но на тот момент эта идея не казалась такой уж бредовой. В 1861–1865 годах в США шла Гражданская война. До нее в огромной стране армия составляла… 12 тысяч человек. Меньше дивизии. А во время максимального накала войны с двух сторон воевало два миллиона бойцов (800 тысяч южан и 1200 тысяч северян). Так что представлялось вполне возможным в случае необходимости создать армию «с нуля».
Сформулированные Бакуниным взгляды получили название федерализма. Они пользуются определенной популярностью до сих пор.
А вот с «Альянсом» начались проблемы. В Интернационал его структуру принимать решительно отказывались – она никак не «попадала в формат» организации. В конце концов, Бакунин махнул рукой и вступил в швейцарскую секцию Интернационала в индивидуальном порядке. Заодно уж и перевел на русский язык «Манифест коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Начал переводить и «Капитал». Правда, делал он это с целью заработка – эту работу ему предложил петербургский издатель Н. П. Поляков и даже выдал 300 рублей аванса. Эту работу он так и не закончил – не справился с терминологией. Впервые первый том «Капитала» совершенно легально вышел в 1871 году в Санкт-Петербурге, изданный респектабельным издательством М. Д. Сытина.
Кого нам бояться, чего нам жалеть?
[28]
Между тем у Бакунина дела складывались не очень. Много неприятностей доставила ему так называемая «молодая эмиграция». Это были набежавшие из России молодые революционеры. Наиболее заметной фигурой среди них являлся Николай Исаакович Утин. В России он был членом «Земли и Воли», а также одним из лидеров студенческих волнений, за что посидел в Петропавловской крепости. Однако сумел выбраться за границу. (В России его заочно приговорили к смертной казни.)
Утин привык быть лидером и в эмиграции тоже стал претендовать на роль самого главного. Его позиция была такая: вы тут сидите себе и ничего об обстановке в России не знаете. А вот мы… Причем, по складу характера Утин напоминал (с поправкой на масштаб личности) ещё не родившегося Л. Д. Троцкого. То есть он не столько любил революцию, сколько себя в революции. Как и Троцкий, Утин обладал очень склочным характером. Для начала он поссорился с Герценым, потом дошла очередь и до Бакунина.
Самое грустное для последнего заключалось в том, что Утин и его товарищи создали русскую секцию Интернационала. Бакунин оказывался вроде как ни при чем. А ведь, несмотря на весь свой интернационализм, Михаил Александрович думал прежде всего о России. И вот тут появился Сергей Геннадиевич Нечаев.
Этот человек имел некоторое революционное прошлое. Он активно подбивал студентов Петербургского университета на бунт. При этом рассказывал всем желающим послушать, что находился в заключении в Петропавловской крепости, откуда бежал. Заметим, что за всё время существования в Петропавловке тюрьмы оттуда не смог сбежать ни один человек. Результаты деятельности Нечаева оцениваются по-разному. Но в 1869 году студенческие беспорядки имели место. Разумеется, впоследствии многие претендовали на то, что они играли в этих событиях главную роль.
Нечаев являл собой тип совершенно отмороженного революционера. Он обладал железной волей – был из тех людей, которых сломать невозможно, проще уничтожить. Ничего, кроме революционной деятельности, его не интересовало.
«Мне стыдно было сознавать, что у меня есть личная жизнь, личные интересы. У него же ничего не было – ни семьи, ни личных привязанностей, ни своего угла, никакого решительно имущества, хотя бы такого же скудного, как у нас, не было даже своего имени; звали его тогда не Сергеем Геннадиевичем, а Иваном Петровичем».
(А. И. Успенская, революционерка)
То есть это был фанатик в самой крайней форме. Причем он хотел не просто заменить один общественный строй другим. Он хотел разрушить этот мир. А дальше? Нечаев искренне полагал, что «революционер – человек обреченный». Так что дальнейшее его не очень волновало. Точнее в эмиграции Нечаев как-то написал свою программу, выдержанную в лучших традициях «казарменного социализма», но складывается впечатление, что он это сделал просто потому, что так было положено в этой среде. Ну не занимал его этот вопрос.
«Не взгляды, вынесенные им из соприкосновения с этой средой (революционной. – А. Щ.), были подкладкой его революционной энергии, а жгучая ненависть и не против правительства только… а против всего общества, всех образованных слоев, всех этих баричей, богатых и бедных, консервативных, либеральных и радикальных. Даже к завлеченной им молодежи он если и не чувствовал ненависти, то, во всяком случае, не питал к ней ни малейшей симпатии, ни тени жалости и много, много презрения».
