(Л. Д. Троцкий)
Да и по складу характера он был не тем человеком, чтобы спокойно пребывать на своем посту, обеспечивавшем очень неплохой уровень жизни. Сталин явно его недооценил – Троцкий снова начал организовывать наступление.
Старые добрые методы
Одним из любимых терминов Троцкого был «термидор». Он позаимствовал его у Ленина, но именно Лев Давидович пустил его в широкий обиход.
Суть термина в следующем. Во время Великой французской революции 27 июля 1794 года (9 термидора II года по республиканскому календарю)
[60]
произошел очередной переворот. Правительство радикальных революционеров во главе с Максимилианом Робеспьером было свергнуто, его члены казнены. К власти пришли куда более умеренные элементы, взявшие курс на свертывание революции – прежде всего на прекращение террора, который уже вышел за всякие рамки. Впоследствии термидорианцев разогнал Наполеон.
С точки зрения троцкистов «термидорианство» означало перерождение революции.
«Во время Великой французской революции гильотинировали многих. И мы расстреливали многих. Но в Великой французской революции было две большие главы… Когда глава шла так – вверх, – французские якобинцы, тогдашние большевики, гильотинировали роялистов и жирондистов. И у нас такая большая глава была, когда и мы, оппозиционеры, вместе с вами расстреливали белогвардейцев и высылали жирондистов. А потом началась во Франции другая глава, когда… термидорианцы и бонапартисты… стали расстреливать левых якобинцев – тогдашних большевиков».
(Л. Д. Троцкий)
В политике Сталина Лев Давидович видел «ползучий термидор». Но поскольку он понимал, что в одиночку ему со Сталиным не справиться, то… Вот именно. Начал собирать всех недовольных, не особо приглядываясь к их политическим взглядам. Что станет на долгое время фирменным знаком троцкистов. Впрочем, тут как всегда – каждый надеется: в итоге он всех переиграет. Так родилась «объединенная оппозиция». Одним из главных лозунгов стал «курс на рабочую демократию и прежде всего внутрипартийную».
Начали опять с писем. В июле 1926 года перед пленумом ЦК в его адрес было направлено «Заявление 13-ти». В числе прочих, там имелись подписи Троцкого, Зиновьева, Каменева, Крупской, Пятакова.
В заявлении было много верного. «Объединенная оппозиция», как и любая другая, излагала все просчеты руководства и безобразия, которых, разумеется, в СССР хватало. А что предлагали взамен? Ничего. Точнее – «демократию». Хотя очевидно, что демократия сама по себе, без отсутствия альтернативной программы, означает лишь одно: давайте теперь мы поруководим, мы уж точно все сделаем. Но это интеллигенцию слово «демократия» завораживает, а вот рабочим мотивация оппозиционеров была прекрасно понятна. Понятна была и беспринципность многих авторов «заявления». Ведь когда было опубликовано «Письмо 46», Зиновьев и Каменев считали это недопустимым. А получили по носу – так сами подписались под практически теми же требованиями.
Кроме того, оппозиционеры вытащили в виде козыря «письмо к съезду».
«Пожалуй, наиболее существенным отличием „Заявления 13“ от „Заявления 46“ была персонализация критики и направление ее против Сталина. Наконец, после нескольких лет борьбы Троцкий признал в Сталине самого серьезного оппонента. Дейчер утверждал, что в этом его долго убеждали Зиновьев и Каменев. Считая, что главный удар следует направить против генерального секретаря, оба члена политбюро, возражавшие ранее против публикации ленинского „Письма к съезду“, теперь изменили свою позицию. Поскольку вопросы борьбы Ленина с Троцким и профсоюзной дискуссии 1920–1921 годов, которые во многом определяли мотивы „Письма“, перестали быть актуальными, Каменев и Зиновьев, оказавшись в блоке с Троцким, увидели большие возможности в использовании ленинских заметок для дискредитации Сталина. Мысли Ленина о роли Троцкого, о необходимости расширить численный состав ЦК и прочее воспринимались лишь как случайные замечания, а предложение о перемещении Сталина с поста генсека казалось стержнем „Письма“, которое все чаще объявлялось „Завещанием“. Теперь, когда роль генерального секретаря и его авторитет неизмеримо выросли по сравнению с зимой 1922/23 года, фраза Ленина о том, что Сталин сосредоточил в своих руках необъятную власть, выглядела роковым пророчеством».
(Юрий Емельянов)
Так, в «Заявлении 13-ти» сказано: «Вместе с Лениным, который ясно и точно формулировал свою мысль в документе, известном под именем „Завещания“, мы на основании опыта последних лет глубочайшим образом убеждены в том, что организационная политика Сталина и его группы грозит партии дальнейшим дроблением основных кадров, как и дальнейшими сдвигами с классовой линии».
Хотя, как мы помним, Троцкий раньше по поводу того же «письма» писал несколько иное…
Дискуссия на пленуме вышла жесткая. Одним из ее результатов было то, что Ф. Э. Дзержинский умер от сердечного приступа. Но оппозиционерам это не помогло. Сталин попросту зачитал «Письмо к съезду». Так что их дело закончилось новым провалом.
Зиновьев был выведен из Политбюро, а немного позже его удалили и из Коминтерна. Троцкого почему-то в Политбюро оставили. Тогда оппозиционеры решили применить новую, точнее, старую большевистскую тактику. Начали мобилизацию масс.
«Они собирались небольшими группами на кладбищах, в лесах, на окраинах городов и т. д.; они выставляли охрану и патрульных для защиты своих митингов».
(Исаак Дейчер)
«Работа была поставлена серьезно. Центр имел свою агентуру в ЦК и ОГПУ, специальную группу, которая вела работу среди военных (туда входили Примаков и Путна, будущие „герои“ процесса генералов). Такие же центры имелись в Ленинграде, Киеве, Харькове, Свердловске и других городах. Для связи с оппозиционными группами в других компартиях использовали единомышленников, работавших в Наркоминделе и Наркомвнешторге. Одно время материалы оппозиции вывозила за границу Александра Коллонтай – пока очень своевременно не перешла на сталинские позиции. Как известно, заигрывания с троцкистами благополучно сошли ей с рук.
По старой большевистской привычке оппозиционеры пошли в народ. В Москве и Ленинграде они устраивали тайные собрания на квартирах рабочих. По возможностям квартир, туда приходило от нескольких десятков до полутора-двух сотен человек. Собрания были полуконспиративными, однако представители ЦКК и ОГПУ прекрасно знали о сходках, нередко даже являлись туда с требованием разойтись. Обычно их посылали подальше, с мордобоем или без оного, и продолжали работу. На подобных собраниях перебывало около 20 тысяч человек».
(Елена Прудникова)
Одновременно в народ пошел самиздат. Подручными средствами размножались материалы оппозиции. В ход шли старые добрые методы – гектографы, стеклографы и печатные машинки.
Сторонники генеральной линии в долгу не оставались. Вот как описывал происходившее неизвестный сторонник оппозиционеров: «Маленков… организовал многочисленные шайки из партийно-комсомольского хулиганья. Специально натасканные Маленковым и снабженные палками, камнями, старыми галошами, тухлыми яйцами и т. д., эти шайки, именуя себя „рабочими дружинами“, срывали дискуссионные собрания, забрасывали выступавших оппозиционеров камнями, галошами и т. д., разгоняли их собрания, орудуя палками.» К слову, эти маленковские отряды получили кличку «СББ», то есть «Сталинские батальоны башибузуков».
