На сегодняшний день существуют две основные точки зрения на перспективы парламентаризма. Сторонники склонны считать, что за этой формой правления будущее и никакая иная форма не может отвечать запросам общества. Противники же считают, что парламентаризм окончательно выродился и превратился в некое подобие клуба по интересам. Все более явным представляется противоречие между парламентаризмом и тем, что представляет собой демократия в изначальном, подлинном значении. Как мы уже рассматривали ранее, толпа постоянно подвергается массированной обработке как в психологическом, так и в биоэнергетическом плане со стороны не только официально властных структур, но и различных политических партий и движений. Да и сами партии сегодня напоминают больше армейские подразделения со строго выстроенной иерархией и беспрекословным исполнением приказов. Одним словом, «парламент — не место для дискуссий» — точнее не скажешь. А ведь принцип дискуссии не только являлся основополагающим на заре становления парламентаризма в новой России, но и по определению считался базовым принципом любой демократии. Однако вместо этого мы получили, по характеристике А. Токвиля, примат посредственности, самоуправство которой всячески подкрепляется стараниями массмедиа, а преобладание корпоративных интересов и коррупция стали основой деятельности всех подразделений нынешнего парламента.
* * *
Никого уже не удивляет, что в России (да и не только) уже давно нет оппозиционных партий. Весь этот фарс с привлечением «Правого дела» для создания якобы оппозиции — фокусы для полных идиотов. Более того, в современной России вообще не может быть никакой оппозиции. Этимология — противопоставление, но в русской транскрипции основу составляет «позиция», и позиция подразумевается гражданская. Поскольку гражданского общества в стране нет, граждан — в прямом понимании этого слова — считаные единицы, то и «оппозиция» — не более чем миф. Когда мы говорим о нелепости внедрения в сознание масс необходимости парламентаризма, то подразумевается именно то циничное действо, которое власть «втюхивает» толпе под фальшивой этикеткой демократии. Игнорирование выборов можно, конечно, трактовать как порицаемое отсутствие гражданской позиции, но участие в выборах с точки зрения здравой логики аналогично уличной игре в наперстки. Сколько бы людей ни предупреждали, что выиграть у предприимчивых молодчиков невозможно, все равно статистически определенный процент идиотов будет подходить, играть и надеяться на выигрыш.
Психотип этой категории сродни игрокам на «одноруких бандитах», у которых подсознание превалирует над сознанием. Они сознательно понимают, что выиграть маловероятно, но подсознание провоцирует их на некую призрачную надежду. Это болезнь. Следовательно, на выборы в современной России ходят глубоко больные люди. На них и делается ставка власти. Нынешняя Государственная Дума — это никакой не парламент, это также не конгломерат идеологических течений, это — мафиозная структура, состоящая из «семей» или кланов, которые в основном поделили между собой сферы деятельности в стране, а все вместе составляют заурядную раковую опухоль, которая постепенно пожирает оставшиеся еще здоровые клетки. Отсюда совершенно очевидно, что парламентаризм и демократия в современности абсолютно несовместимы.
Под влиянием повсеместно созерцаемого толпа окончательно и бесповоротно теряет интерес к проблемам государства и политической жизни, что порождает апатию и нигилизм. Демагогические лицемерные утверждения публичных деятелей об отсутствии гражданской позиции у людей, игнорирующих выборы, цинично дополняются решением об отмене графы «против всех». Представляется, что это решение направлено не столько на предотвращение размывания общей электоральной картины, сколько на сокрытие протестного процента. В этой ситуации обвинения в отсутствии гражданской позиции есть своеобразная форма психологического насилия. Единственный вывод, произрастающий из создавшейся ситуации: нынешняя форма парламентаризма на корню убивает всякую возможность гражданского общества, а в совокупности с разрастанием бюрократического аппарата порождает не что иное, как новую форму тоталитаризма, который, в свою очередь, низводит роль парламента до состояния абсолютно ненужного и по сути пустого института. Таким образом, змея сама себя пожирает с хвоста.
Главная и основная проблема парламентаризма заключается в том, что любой современный парламент абсолютно не способен к концептуальной деятельности. Это всего лишь машина голосования и изучения мнения толпы, хотя в последнее время и мнение это не представляет для парламентариев существенного интереса. Подлинная концептуальная деятельность не терпит ни толпы, ни пятиминутного регламента выступления в прениях. Давать же каждому толпарю по полтора часа на словоблудие с точки зрения предиктора нецелесообразно: дурь отдельных парламентариев, да и всего парламентаризма в целом, видна будет сразу. Опыт показывает, что при смене партийного состава правительства в парламентских странах меняются только высшие чиновники государственного аппарата, а основной штат министерств и департаментов, который, собственно, и занят управленческой (исполнительной по отношению к концепции) деятельностью, остается на своих постах, что и обеспечивает преемственность процесса управления в структурах государства после перевыборов. Вне структур государства преемственность политики на больших интервалах времени обеспечивается мозговыми трестами партий; а с образованием единого народнохозяйственного комплекса — взаимной зависимостью различных отраслей народного хозяйства друг от друга.
Это ведет к тому, что, приведя к власти «свою» партию, выигравшая группировка просто вынуждена учитывать и интересы группировки проигравшей. А поскольку весь национальный капитал в Евро-Американском конгломерате уже давно в зависимости от транснационального капитала, то в реальной политике правительства любого государства конгломерата отражаются, прежде всего, интересы глобального управляющего класса.
С формированием транснациональных корпораций государственные структуры в конгломерате вообще низводятся до уровня их слуг, призванных обеспечить несколько более, чем воспроизводство и обучение кадров для транснациональных производств. Отсюда и раскрытие границ для удешевления местной рабочей силы за счет пришлой и коктейлизация национальных культур, поскольку однородным рабочим стадом проще управлять.
* * *
В точности соответствуя концепции Гегеля, второе пришествие парламентаризма в России отвечает понятию абсолютного фарса. Причем предварительная картина грядущего была ярко продемонстрирована в ходе первых перестроечных съездов народных депутатов. Метаморфозы гражданского самосознания мы можем рассмотреть на примере наиболее яркой фигуры того времени — А. А. Собчака.
Во второй половине восьмидесятых опальный профессор университета был уверен, что народ, к которому принадлежит и он сам (и эта принадлежность не вызывала у него ни малейшего сомнения), — страдалец, народ — многотерпимец; голодный, разутый, раздетый, изнывающий под гнетом тоталитаризма, нуждается в нем, как в свежем глотке кислорода. Исполненный самых чистых побуждений, Анатолий Александрович ринулся в бой на первом же съезде народных депутатов. На последующих съездах он все более укреплялся в своей убежденности. Но по мере накопления политического опыта он в силу недюжинного интеллекта убеждался в никчемности и тщетности всех этих словопрений и словоблудии. Все возможные предложения и выводы, политологические наработки подвергались неизменной обструкции со стороны депутатского корпуса, поэтому когда он получил предложение баллотироваться на пост мэра Санкт-Петербурга, то сразу же согласился, будучи совершенно чистосердечно уверен в полезности своей предстоящей миссии. Этот шаг требовал определенного мужества и самопожертвования, так как молодой перспективный политик виделся многим в достаточно солидных государственных ролях. Благие устремления новоиспеченного скоропостижного экс-коммуниста приобретали все более определенный, конкретный характер. Несчастный народ многострадальной колыбели революции жаждал очередного спасителя, и Анатолий Александрович был абсолютно уверен, что тяжелая и благодарная работа на благо родного города значительно более полезна, нежели протирание импортных брюк в мягких креслах союзных законодательных органов.
