— Верю, Максим Владимирович. — В ответе подполковника не было никакого чинопочитания. Левченко знал, что по молодости лет генерал бывал в разных переделках, а в Анголе, во время кровопролитных боев под Квито-Кванавале, где кубинцы, не жалея, густо клали лучших своих ребят — был даже тяжело ранен. Но сегодняшние слова Калюжного удивили даже его заместителя. Да-а, видно, серьезно задела главную струну в генеральской душе мать павшего капитана Полежаева.
— Так вот, Левченко. Знаешь, зачем мы ведем эту нашу тайную войну? А ведем мы ее, друг мой ситный, чтобы приблизить для России апрель. Он так и так наступит, ты в этом не сомневайся, подполковник. Только с нашей помощью — быстрее. Вот что я передумал, пока из Рязани возвращался.
Ладно, оставим лирику пока в сторону. Что-то у тебя личико озабоченное. Случилось что?
— Да нет, ничего серьезного. Просто думаю срок доставки комплексов в Европу немного сдвинуть.
— Зачем?
— Контора течёт. Мы эти комплексы, конечно, доставим чисто, не наследим. Но если им придется где-нибудь в той же Венгрии лежать без дела два-три месяца — есть опасность, что кто-то где-то что-то узнает. А их мы ну никак за канализационные трубы не выдадим.
— Да, тут ты прав. Если уж кто-то из наших продался врагу — надо проведение операции, во-первых, максимально засекретить, и, во-вторых, каждому овощу — свой срок. Стало быть, когда ты думаешь трубам время ехать на воды в Баден-Баден?
— Думаю, в марте. Судя по всему, именно к марту те, что играют за черных, основательно подготовятся, и где-то во второй декаде начнут ломать сербов через колено.
— Вот как? Прямо даже и дату можешь назвать? — и генерал иронично улыбнулся.
Левченко его иронии решил не замечать.
— Дату — нет. Но расчет здесь простой. Сейчас они нагнут Македонию — и та разрешит разместить у себя их солдат. Параллельно они каким-то образом погонят оттуда наблюдателей ООН — чтоб не мешали готовить бойцов для УЧК и перебрасывать разных специалистов в деле смертоубийства на ту сторону. Потом им последовательно нужно будет избавиться от любых возможностей мирного урегулирования. Дело долгое. Надо будет нагнать в Косово боевиков УЧК, устроить там пару хорошеньких геноцидов, чтоб с видеозаписью, заодно — перебить умеренных в руководстве косовских албанцев; одним словом — накалить ситуацию. Ну, как это обычно они и делают. Одновременно с этим им придется отсекать прогерманские силы и вообще минимизировать влияние Германии — тоже дело непростое. Декабрь-январь уйдут на это — как за здорово живешь. Сербы будут, конечно, пытаться соскочить; я даже не удивлюсь, если в белградское правительство будут введены заведомо прозападные фигуры. Но только им это не поможет. В феврале-марте ситуация, как это водится, выйдет из-под контроля, их телеканалы с жутким надрывом начнут визжать о том, что сербы вспарывают животы беременным албанкам и с адским хохотом поедают сырыми их неродившихся младенцев — в общем, 'промедление смерти подобно'. И тогда они начнут.
Генерал кивнул.
— Логично. Хорошо, переговори с Одиссеем, пусть не торопится, пусть для начала съездит по тем краям туристом, осмотрится, выберет себе ориентиры. Пусть подготовится, короче. Время у него есть.
— Хорошо.
— Да, вот еще. Румянцев отправлял своих по отдельности?
— Ну конечно. Каждый из них знал только свое задание и свой маршрут, причем настоящих целей заданий никто, как обычно, не знал. Румянцев тертый калач.
— Ладно, ступай. Отправляй его железяки, грузи Одиссея. А я на пару дней с товарищем Викторовым съезжу тут в одно место, пообщаюсь с разными полезными людьми. Посоветуюсь. Есть, ты знаешь, определенная в этом необходимость. Если что — побудешь за меня.
— Есть.
Левченко вышел из кабинета генерала несколько озадаченный. Шеф решил с кем-то советоваться? Чудеса, да и только! Допрежь такого за Калюжным не замечалось. Впрочем, и верховоды наши вроде как очнулись. Дума штампует одно просербское и антинатовское заявление за другим, кое-кто уже начал всерьез говорить о приеме Югославии в Союз. Дело беспонтовое, конечно, всем людям знающим это ясно, как дважды два — а все ж в мозгу у любого прожженного циника есть уголок, где, загнанная и запуганная, но все же таиться надежда на чудо…
Левченко тяжко вздохнул и направился к себе. Чудес не бывает. Чтобы чудо в той катавасии, что заварилась на Балканах, произошло — их Управлению очень и очень придется постараться.
* * *
В это утро изрядно подморозило. Хорошо, что служебную 'волгу'-универсал, на которой Левченко отправился в Подольск, успели переобуть в зимнюю резину — иначе чудо советского автопрома, начисто лишенное всяких буржуйских АБС, раза три по дороге могло улететь в кювет.
На месте он был в два с четвертью — и, к своему изумлению, обнаружил у дверей подъезда переминающегося с ноги на ногу Одиссея! Тут же во дворе неприметной пятиэтажки, находящейся в состоянии капитального ремонта и оттого пустой, без жильцов — стоял здоровенный грузовой микроавтобус 'мерседес' с белорусскими номерами. Хм, оперативно, однако…
— Ну, здравствуй, Одиссей. Благополучна ли Итака? — Левченко не показал виду, что чрезвычайно удивлен столь раннему появлению своего сотрудника.
— Что с ней сделается? Здравствуйте, Дмитрий Евгеньевич! Докладывать?
— Давай.
— Я тут от имени одной фирмы минской закупил сантехническое оборудование и всякие фитинги-шмитинги. Все запаковано в целлофан, снаружи хрен что разберешь — где унитаз, а где труба с двумя коленцами. Ваши трубы мы тоже упакуем поплотнее, и засунем в самую глубь товара. Накладная у меня на руках, они там уже числятся. Не помню, правда, под каким наименованием, но общее количество мест сходится. Я забираю восемь штук?
— Восемь. Только сделаем чуток по-другому. Мы сейчас заберем твой упаковочный материал, сложим его в мою машину, и съездим заберем, как ты говоришь, фитинги. И уже замотанные и обезличенные, привезем сюда, а потом погрузим в твою машину.
— Логично. Сейчас я принесу упаковку.
Одиссей сбегал к микроавтобусу и вернулся с огромной кипой плотного непрозрачного пластика.
— Поместиться в вашу 'волгу'?
— Затолкаем! Только постарайся так, чтобы откидную крышку не снимать — заднего обзора не будет.
Минут пять они запихивали в багажник решительно не желающий складываться до нужного объема, протестующе шуршащий пластик. Но все же человеческий гений победил, и, с трудом захлопнув заднюю дверцу, Левченко указал Одиссею на место справа от водителя:
— Садись, поехали. Это довольно далеко.
— Ну, не дальше, чем до Москвы! — и Одиссей живо уселся на пассажирское кресло, громко лязгнув дверцей.
— А как ты своему водителю обосновал догрузку здесь? — уже выезжая со двора, спросил Левченко.
— Да как обычно. Что, дескать, эти фитинги на фирме, где мы грузили основную часть товара, дорогие, поэтому я сговорился с работягами на стройке здесь, в Подольске — они мне ворованные вполцены отдадут.
