— У нас к тебе вопрос, дорогой. Вот предположим, есть такой пункт пропуска Чоп. Возможна ли такая ситуация, чтобы на нем на три дня вышла из строя вся электроника?
— Это Закарпатье. Хм…. Да. Возможно. Есть человек в Мукачево, при соответствующем финансировании найдет хакеров. Три дня в режиме управляемого краха могу обеспечить.
— А с той стороны?
— С той стороны? Это посложнее. Гасить нужно будет центральный терминал в Будапеште, не меньше. Хм-м-м…. Надо быстро?
— Хорошо бы завтра к полуночи у них все оборвалось на самом интересном месте.
— Задание я дам одному человечку, но, сами понимаете, место действия далековато… разве что послезавтра к утру.
— Вот и славненько. И чтобы три дня — ни одного оформления!
— Товарищ генерал, разрешите вопрос?
— Валяй.
— А может, лучше небольшую автокатастрофу? Без жертв? Предположим, автоцистерна с пятью тоннами солярки из-за отказа тормозной системы теряет управление и лёгонько так врезается в здание таможни? Для подстраховки? Думаю, в десять тысяч долларов уложимся.
— Подготовь, но только как резервный вариант.
— Есть! — и, лихо развернувшись через левое плечо, подполковник Загородний вышел из кабинета шефа.
Генерал довольно улыбнулся.
— Орел! Ладно, Левченко, думаю, не допустим мы такого позора, чтобы наши бывшие вассалы нас за руку ловили на пустяковой контрабанде. Выкрутимся. Что там с остальными вариантами?
— С остальными — все в порядке. Оборудование приведено в рабочее состояние, сразу после начала войны будем вводить его в строй согласно расписанию. Вначале — для сбоя систем разведки, когда начнутся боевые пуски — будем на время создавать плотные помехи системе Джи-Пи-Эс. На этой системе построен алгоритм самонаведения у крылатых ракет — надеемся, что многие из них уйдут в никуда. Наш Большой Ум в настоящий момент выдает нам информацию по работе военных баз тех, что играют за черных, в режиме реального времени. То есть мы будем знать, когда взлетают их самолеты, и у нас будет время, чтобы дать команду на импульс. Румянцев считает, что можно треть самолетов, участвующих в налетах, лишать ориентации. Соответственно — аварийный сброс бомб и ракет, и возвращение на базу.
— Хорошо. У тебя резервный вариант связи с Одиссеем есть?
Левченко виновато опустил голову.
— И зря. Когда он должен выйти на связь?
— Он вообще в автономном режиме. О благополучной доставке труб должен был бы сообщить Янош Фекете.
— А ты, Левченко, что это начинаешь в условном наклонении разговаривать? Не ты ли тельняшку рвал на груди — 'Доставит, дескать! Ушлый, мол! Не боится ни хера!'
— Я не просчитал вариант измены.
— А просчитывать нужно все! Или стараться, по крайней мере, это сделать… Ладно, что по протечке?
— Майора Курносова проверили. Необоснованные траты, у жены — новая машина.
— Значит, майоришка пакостит, думаешь?
— Думаю, да.
— А вот подполковник Гончаров, например, совсем другого мнения.
— Ну, подполковник Гончаров вместе с Курносовым в Боснии… альпинизмом занимался.
— Вот-вот! И на мою просьбу дать характеристику майору Курносову сказал оный герр оберст только одно — 'Верю, как самому себе'. Как тебе такой пассаж?
Левченко задумался.
— Вот-вот, подумай, друг мой ситный Дмитрий Евгеньевич. И хорошенько посмотри в сторону полковника Чернолуцкого, Михал Василича. Внимательно посмотри!
— Но ведь он же… Его же к нам сам полковник Терской рекомендовал!
— Всяко может быть. Я вот тут на досуге сравнил сроки прохождения службы — получается, что Володя Терской, наш с тобой человек в Берлине, проработал с герром оберстом Чернолуцким всего-ничего — восемь месяцев. Как ты думаешь, можно за восемь месяцев узнать человека?
— Смотря где…
— Намекаешь, что в тылу врага, дескать, на острие бритвы…. Так?
— Вроде того.
— Это верно. В такой обстановке человек раскрывается очень быстро. Ну ладно, заболтался я с тобой. Иди, работай. Проверь, что там за необоснованные траты майора Курносова…. И подумай, как связаться с Одиссеем. А то и впрямь, неровен час, наши бывшие венгерские поднадзорные нас в лужу посадят…
* * *
Они вышли из отделения полиции, когда время уже подходило к обеду. У Одиссея немыслимо болела голова, было до слез жаль потраченных денег, и копилась глухая злоба на директора фирмы 'Авитекс', несшего — и это факт был им признан безоговорочно — основную вину за утренние неприятности.
Впрочем, вид у директора, несмотря на пережитые страдания, был на удивление бодрым и молодцеватым. Выйдя за ограду, отделявшую место обитания полицейских от остального гражданского населения, Игорь молодецки потянулся, глубоко вдохнул слегка загазованный люблинский воздух и произнес:
— И дым Отечества нам сладок и приятен!
— Patriae fumus igne alieno luculentior. — Ни к селу, ни к городу брякнул Одиссей.
— Чего?
— То же самое, что ты сказал. Только по-латыни.
— А, ну да! Про патриа пугнарум, пер аспера ад астра…. Помню, помню! Не один ты у нас полиглот! Это ж еще на первом курсе было? Ну, в смысле — латинский язык?
Одиссей суровым взглядом оборвал монолог пана директора.
— Так. Ты мне зубы не заговаривай. Вот скажи мне лучше, на хера ты в рецепции объявил, что мы известные контрабандисты и явились в Люблин, чтобы найти сбыт двум тоннам колумбийского кокаина? Откуда этот бред?
— Саня, блин, ну не помню я ни черта! Как в рецепцию спускался — помню; как деваху тамошнюю за задницу хватал — смутно, но тоже помню; что говорил ейному хахелю, который меня за этим делом застукал — убей Бог, не помню! Пугал его, очевидно. Чтобы он мне по хрюнделю не настучал.
— Допугался! У меня в машине, чтоб ты знал, пятнадцать тысяч бакинских заныкано. Если эти суки их сегодня утром нашли — пиши пропало нашей поездке! — Одиссей, конечно, лукавил, еще десять тысяч долларов были спрятаны у него в потайной карман куртки — но знать об этом пану директору не полагалось. Пущай пострадает.
Пан директор заметно сник. Но затем, узрев что-то на противоположной стороне улицы, опять воодушевился.
— Смотри, Саня, кобылы наши! Ждут!
И точно, на тротуаре стояли две давешние паненки. При дневном свете оказавшиеся обычными тетками, изрядно тертыми жизнью, в каких-то довольно затрапезных пальтишках, а Бася (или Люцына? Блин, все смешалось в доме Облонских…) даже в повязанной по-деревенски хусточке (сиречь — косынке). Но то, что они их верно ждали из узилища — невероятно растрогало Одиссея.
