Подсознание чудом проникшего в это здание прохожего нисколько бы его не обмануло.
Двухэтажный особняк на Старо-Петровско-Разумовском проезде — был вершиной того айсберга, что в начале восемьдесят третьего года получил наименование 'Управление Н', и в описываемое время нес свою службу по обеспечению интересов России в тех местах и теми методами, которые были недоступны ни ФСБ, ни СВР, ни прочим официальным (и оттого стесненным в своих действиях) специальным службам.
Любимое дитя Юрия Владимировича, рожденное им в краткую бытность главой идущей к своему концу державы — Управление пережило и своего отца-основателя, и крушение империи, и посттравматический шок, последовавший вслед за беловежскими событиями, и все остальные беды и горести, что обрушились на просторы одной шестой части суши в последующие годы. Сжав зубы, затаившись — но пережило, продолжая делать свое дело; благо, гений Последнего Царствующего Чекиста обеспечил ему финансовую и организационную независимость от каких бы то ни было влияний извне. Крючков еще знал о его существовании — Бакатина же уже никто не посчитал нужным ввести в курс дела; дальнейшие фигуранты, сменявшие друг друга в креслах руководителей специальных контор — уже просто ничего не знали о деятельности Управления. В девяносто третьем году, во время октябрьского мятежа, некоторые сведения о существовании этого учреждения все же стали известны окружению Верховного либерал-реформатора — но лишь фрагментарные и недостоверные; руководству Управления Н пришлось принять в свой штат человека из финансового управления министерства обороны, который присматривал бы за расходованием средств — по счастью, те, со стороны, решили, что Управление — это всего лишь информационный центр для поддержания связи с законсервированной агентурой в бывших странах 'народной демократии', и их пыл слегка поостыл. Генерал Калюжный своих вновь объявившихся кураторов в этом, похоже, достаточно глубоко в ноябре девяносто третьего убедил — во всяком случае, большую (и главную) часть деятельности Управления Н тогда в очередной раз удалось надежно скрыть от 'своих' — которых, в отличие от чужих, было страшно трудно отвадить от излишнего любопытства.
Генерал и его сотрудник вошли в калитку, предварительно приложив к почти незаметному окошку слева от входа идентификационные карточки, схожие с кредитками. Незамедлительно возникшему у дорожки наружному охраннику они предъявили уже свои служебные удостоверения (хотя резвый секьюрити знал их в лицо и видел, наверное, уже тысячу раз), а, оказавшись в тамбуре перед главным входом — по очереди приложили большие пальцы правой руки к недреманному зеленоватому глазу считывающего устройства, закамуфлированному под глазок видеокамеры наружного наблюдения.
— Сиди, сиди. — генерал пресек попытку внутреннего охранника вытянуться в струнку, и, обернувшись к Левченко, взглянув на часы, приказал, — Давай-ка через десять минут ко мне. Послушаешь одного человечка — тебе будет полезно. Да и мне — давно его не видел, буду рад послушать. Хотя… — на мгновение по лицу генерала пробежала легкая тень. — Впрочем, не важно. Жду!
— Есть.
Через десять минут подполковник поднялся на второй этаж, в кабинет генерала.
— Разрешите, Максим Владимирович?
— Давай, заходи.
В кабинете генерала, с окнами, выходящими на сторону, противоположную улице, и по этой причине не закрытыми наглухо стальными роллетами, кроме хозяина, сидевшего не в своем 'штатном' кресле во главе скромного, но довольно внушительного по размерам стола из карельской березы, а на стуле у приставного столика — Левченко обнаружил пожилого, сразу видно — тертого жизнью, седого и изрядно потрепанного мужика. Не мужчину, тем более — не господина — а именно мужика, каких еще немного осталось в забытых Богом и людьми деревнях Нечерноземья. Тот сидел напротив генерала и никакого трепета перед Большим Начальником внешне не выказывал — наоборот, было такое впечатление, что это именно он, а не Калюжный, и был настоящим хозяином этого кабинета.
Хозяин кабинета кивнул подполковнику, указывая на гостя:
— Знакомься, Дмитрий Евгеньевич, это — Викторов Арсений Николаевич; во всяком случае, он хочет сегодня быть именно им. — Генерал пошутил, но как-то осторожно, совсем не по-начальнически.
Гость несколько секунд внимательно рассматривал посетителя, а затем, по-американски, одними губами, улыбнувшись — бросил суховатым надтреснутым баритоном:
— Ну, здорово, подполковник. Садись, в ногах правды нет. — Мужик все больше и больше удивлял (и настораживал, не без этого) Левченко. Как-то уж больно вольготно он вел себя в кабинете генерала, начальника службы, способной устроить любому близлежащему государству совсем не сладкую жизнь. Странно… Если не сказать больше.
Левченко решил держаться официально — щёлкнул каблуками, кивнул, произнёс как можно более сухим голосом:
— Здравствуйте, Арсений Николаевич, рад знакомству.
Гость отрицательно покачал головой.
— Ну, насчет радости — ты это погоди; вот побалакаем, тогда будешь решать — радоваться тебе, или, наоборот, огорчаться…
Гость обернулся к генералу, ещё раз — уже сочувственно — покачал головой, вздохнул. И сказал каким-то снисходительно-соболезнующим тоном:
— Течёшь, Калюжный.
В кабинете мгновенно повисла тяжелая тишина.
Генерал-лейтенант достал пачку сигарет, закурил. Выпустил вверх кольцо дыма, полюбовался, как оно расходится. Потом посмотрел на визитера.
— Как сильно?
— Пока не знаю; но о вас в курсе ТАМ. — Последнее слово гость произнес с нажимом, давая понять все его опасное звучание.
— БНД? — Генерал вопросительно посмотрел на 'Арсения Николаевича'.
— Она, родимая. Ведомство федерального канцлера.
— Источник надежный?
— Да уж куда надежнее! Девочка одна там службу несет, в отделе по работе с бывшим Союзом. Умненькая девочка, юркая. Как на меня вышла — ума не приложу! Впрочем, обо мне — это отдельная песня; в конце концов, давно живу, богато бачив — могли и меня где-нибудь в чужих дальних краях с легкостью срисовать; не зря ж с оперативной отозвали. Да это и не важно — в конце концов, моя должность такая, что их юрисдикции я в любом случае не подлежу.
— И что сказала… девочка?
— Для начала девочка обозначила предел своей компетентности — рассказав старому ловеласу про кое-какие его прискорбные дела в далёких азиатских краях. Скажу сразу — девочка оказалась компетентной, а главное — убедила своего визави — меня, то бишь — в том, что работает именно там, где намекнула. А затем сообщила своему собеседнику — так, между прочим, за бокалом мартини — что начальник их отдела получил ориентировку — есть, дескать, в Москве лавочка, занимается агентурой в стане бывших вассалов, и ближним зарубежьем не брезгует. Причем в число официальных служб никак не вписана. В общем, ту часть, что вы посчитали возможным огласить для узкого круга ограниченных лиц — они тоже услышали. Думайте, пинкертоны!
