Назвать случившееся катастрофой — было ничтожно мало. То, о чём только что сообщил Одиссей — было крушением всего, крушением самого принципа существования их организации. Управление Н, созданное для того, чтобы оберегать страну на дальних рубежах, в европейском предполье, в предмостных укреплениях, созданных в бывших странах Варшавского договора — только что бездарно пропустило врага в самое сердце своего собственного государства, ничем не помешав ему на его пути; и винить в этом, кроме себя, им было некого!
Излучающее мощный радиоактивный фон НЕЧТО (ядерный боеприпас? полтонны обогащённого урана, служащего начинкой для "грязной" бомбы?), вырвавшись из-под надзора их людей, стремительно двигалось вглубь России — с никому не понятными целями и никому не известными задачами. Угроза второго Чернобыля в самом сердце русской земли становилась, таким образом, как никогда, реальной — и ни он, подполковник Левченко, ни Управление Н, в котором он работал (да что там Управление! Сейчас — вообще никакие специальные службы страны!) — не могли с этим ничего поделать. С момента исчезновения радиоактивного груза (тут он взглянул на часы, мерно отсчитывающее время на боковой стене его кабинета) прошло уже более восьми часов. Восемь часов! За это время юркая "газель", принявшая возле Воронежа в своё нутро неизвестную жутковатую начинку, растворилась на российских просторах окончательно и бесповоротно — чтобы (тьфу-тьфу, не дай Бог!) вынырнуть уже в виде облака ядерного взрыва где-нибудь в Нижнем или Ярославле (а то и в Капотне!). А может быть, объявиться в качестве последнего довода каких-нибудь террористов, засевших на Остоженке и требующих чего угодно, в случае неисполнения своих требований угрожающих устроить десяток Хиросим в двух троллейбусных остановках от Кремля. Вариантов — сотни! И ни один не давал повода для оптимизма…. Опасность, ещё вчера бывшая совершенно гипотетической — после звонка Одиссея, сообщившего о неожиданном ходе тех, что играют за чёрных, вдруг стала более чем насущной; хуже того — она с каждой минутой превращалась в неизбежную катастрофу. И ничем, ничем нельзя было это остановить!
Он не стал несколько минут назад по телефону ругать Одиссея, когда тот, сбиваясь от волнения, сообщил о происшедшем — в конце концов, в случившемся не было вины агента; нечто подобное они должны были предусмотреть здесь, в Москве. Они должны были, помимо предупреждения "соседей", выслать две-три группы своих оперативных сотрудников на перехват груза; должны были — но не сделали! И теперь глупо в случившемся винить Одиссея — да и, откровенно говоря, не за что. Парень один-одинёшенек провернул дело, которым, при здравом размышлении, должны были заниматься как минимум три оперативные группы — и в том, что в самый нужный момент его подвела техника, его вины нет. Вина за этот катастрофический провал лежит на них — на руководстве Управления, располагавших информацией об этом грузе и преступно халатно отнесшихся к этой потенциальной угрозе для страны. Если кого-то и судить за этот провал — то исключительно Левченко и Калюжного; заслужили, конспираторы…
Ладно, вроде чуток отпустило. Что ж, как бы то ни было — информация получена, и надо незамедлительно довести её до командования. Хотя, по ходу дела, всё это — уже слишком поздно. Те, что играют за чёрных — переиграли их окончательно и бесповоротно, это приходится признать, хотя и с горестным сокрушением сердца. Переиграли!
Левченко осторожно, не торопясь, поднялся со своего кресла (морозные иголочки опять кольнули его сердце, но уже не так яростно, как три минуты назад — двигаться было можно), и, сделав к двери два шага — внезапно был этой дверью едва не сбит с ног. Ибо распахнувший её генерал Калюжный менее всего в данный момент (судя по лицу) беспокоился о сохранности физиономии своего заместителя.
Первая его фраза по своей громкости легко могла бы перекрыть рёв реактивного лайнера.
— Сидишь?! Отдыхаешь? — Генерал, ворвавшись в его кабинет, быстро захлопнул дверь и, бросив взгляд на своего заместителя, добавил — правда, уже чуть тише: — Почему не докладываешь?
Левченко потёр лоб, и, смахнув с лица холодные капельки пота — тихо ответил:
— Вот как раз шёл доложить. Четыре минуты назад отзвонился и доложил Одиссей. Скверные новости…
— Ну? — Генерал в нетерпении потёр руки.
— Ночью, около трёх часов, из МАЗа наш груз был перегружен в "газель" — белая кабина, синий тент, на нём нарисовано какое-то животное, лиса или собака, с преобладанием рыжего колера — и убыл в неизвестном направлении.
— В неизвестном, говоришь? Так-так! А наш парень?
— У него вышла из строя машина; правда, он не совсем внятно сообщил, что нашёл вариант по поиску пропавшей "газели" — но, думаю, теперь на него надежды особой нет. Надо немедленно подымать в ружьё все силы в Воронежской, Тамбовской, Липецкой, Рязанской, Тульской и Владимирской областях, может быть, и в Московской. Я думаю, надо сейчас же сообщить в МВД — с генералом Лиховцевым у Румянцева хорошие отношения — и, кроме того, предупредить Егорьевского о том, что вглубь России движется крайне опасный груз, о котором мы его упреждали. Пусть вводят все свои оперативные планы на подобный случай. Время не ждёт.
Генерал помолчал, потёр подбородок — а затем, взглянув на Левченко с неуловимой хитринкой в глазах, спросил:
— Стало быть, нам с тобой и всей нашей конторе ты предлагаешь умыть руки? Типа, не справились, завалили дело — и теперь спасайте ситуацию вы, дорогие товарищи, официально для сего предназначенные? Не рано ли капитулируешь, Левченко?
Подполковник отрицательно помахал головой.
— Боюсь, что уже поздно. За восемь часов эта машина могла из Воронежа добежать уже до Рязани, если не до Московской области. Тут уж не до чести мундира — в опасности все центральные области России.
Генерал помолчал, а затем, достав пачку сигарет и чиркнув зажигалкой — закурил, оглядев кабинет Левченко в поисках пепельницы.
Подполковник вернулся к своему столу и, достав из верхнего ящика искомую вещицу (отлитую из бронзы морскую раковину) — поставил перед Калюжным.
Генерал скупо улыбнулся.
— Завёл, стало быть…. Наконец-то!
Левченко покачал головой.
— Максим Владимирович, промедление…
— Смерти подобно! — Продолжил за него генерал. А затем, с удовольствием затянувшись — добавил: — А ты не торопись в покойники, дружище! Спешка — она, когда нужна? При ловле блох, главным образом. А наш случай, что б ты знал — вовсе спешки и не требует…. Удивлён? Вижу, что удивлён. А ты не удивляйся! У тебя сколько людей в Коврове пасут эту фирму, как её?
— "Омико-обувь". — Левченко перестал что-либо понимать. НЕ НАДО СПЕШИТЬ? Генерал в своём уме?
Калюжный похлопал заместителя по плечу.
— Ты не пугайся, Дмитрий Евгеньевич, я пока что с ума не сошёл, и тебе моё кресло по этому случаю занимать ещё рановато. Так сколько у тебя экипажей в этом Коврове?
— Четыре.
— Дозиметрами все снабжены?
