Так или иначе, но Дели оказался в руках победителей и началась столь присущая Тамерланову воинству вакханалия грабежей и насилий. Очень быстро все оказалось залито кровью и специфической мужской жидкостью. Горожане кинулись было на поклон к Тимуру, но тот был пьян и спал. Будить «Владыку Мира» никто не решился. Когда же он, наконец проснулся и пришел в более или менее адекватное состояние, то было уже поздно: разбой и бесчинства зашли уже слишком далеко. Картина была ужасная. Если, конечно, верить записям летописцев, то ничего более страшного в ту пору в мире не случалось. Отрезанные женские груди и половые органы валялись повсюду. Все, что могло гореть – уже сгорело! Тимур попытался было спасти столь нужных ему ученых, художников и каменотесов для украшения его любимого Самарканда, да и то не всех. Стремясь хоть как-то снять вину с себя любимого, он вроде бы изрек банально-лаконичную фразу: «Видит Аллах, я этого не хотел!» Все, что нельзя было вывезти в Самарканд, беспощадный завоеватель приказал уничтожить или до основания разрушить. Лишь столетие спустя Дели смог оправиться от понесенного ущерба.
…Кстати сказать, после грабежа одного только Дели его армия обогатилась настолько, что все ею добытое в Герате, Исфагане, Ширазе и Багдаде не шло ни в какое сравнение с реквизированным здесь! Теперь любой рядовой воин обладал несколькими мешками золота, самоцветов, кубков из драгоценных металлов, изделий из яшмы и оникса; а за некоторыми из них плелись по 100 – 150 нагих рабынь, половина из которых, как свидетельствуют источники, умирали по дороге.
К Гангу – крупнейшей водной артерии Индостана – пришлось пробиваться с боями. Особо жаркое дело случилось под стенами неприступного по мнению индийцев, Мератха. Внимательно осмотрев его укрепления, Тимур признался, что такой крепости ему брать еще не приходилось, но не спасовал и приказал делать подкопы. Смелые вылазки защитников города затрудняли земельные работы. Взбешенный полководец взял крепость яростным штурмом с помощью приставных лестниц, понеся большие потери. В отместку за отчаянное сопротивление он приказал перебить всех горожан и разрушить укрепления Мератха. Карательные отряды прошли по всей долине Ганга. Бесстрашие воинов Тамерлана было поразительным.
Рассказывали, что в одном из боев его кавалерия сразилась на реке Ганг с большой военной флотилией индусов. Легковооруженные азиатские всадники бросались со своими конями в Ганг и, атакуя вплавь вражеские суда, верхом расстреливали их экипажи из луков. Пораженные индусы вскоре прекратили сопротивление. Впрочем, где тут быль, а где небыль, понять трудно.
Вакханалия грабежей и насилия продолжалась. И обратно уже шло не бравое войско, а пресыщенное всеми известными человечеству видами насилия, обремененное несметной добычей воинство, ведущее за собой на привязи стада из женщин, девочек и мальчиков. Некогда стремительные воины Тамерлана теперь тащились со скоростью черепах, проходя в день не более 7 км.
На родине Тамерлана и его победоносное войско ожидал радушнейший прием. Когда 15 апреля 1399 г. он перешел Сырдарью под Термезом, то с удовольствием объявил встречавшим: «Не кто иной, как Бог, дал мне эту победу!» Не исключено, что правильнее этому исчадию ада было бы сослаться на волю столь близкого ему Дьявола.
Но долго почивать на лаврах «Злодею из Злодеев» не пришлось. Его сын Мираншах не только не справился с наместничеством в Западной Персии, но с ним происходило нечто страшное – у него обнаружились признаки умопомешательства! Эту тягостную для отца весть привезла супруга Мираншаха Хан-заде. Много лет назад эта – в ту пору красавица – спасла от грабежа и насилия свой родной Хорезм, выйдя замуж за первенца Тамерлана Джахангира: можно сказать, что хорезмийцы откупились от «Злодея из Злодеев» «белым телом» своей прекрасной и невинной принцессы. Потом она еще раз послужила на благо родины, когда после смерти своего мужа быстренько перебралась в постель его сводного брата Мираншаха. Такой брачный маневр – повторноезамужество вдовы с сыном или братом мужа – был принято тюрко-монгольских брачных традициях и ничего особенного в этом тогда не усматривалось. И вот теперь она первой решилась сообщить о глубоких проблемах с психикой у ее второго мужа всесильному свекру. Истинная причина помутнения рассудка у Мираншаха истории осталась неизвестна: говорили многое! Сынок совершенно непотребно пил, развратничал и совершал невероятные богохульства. На фоне всего этого начались народные восстания, на которые он никак не реагировал, лишь пожимал плечами. В общем, ловкая на язык и в обхождении Хан-заде так подала информацию к размышлению «Железному Хромцу», что тот лично возглавил армию, отправившуюся наводить порядок в сыновьем уделе. Из Самарканда он выступил 11 июля, прихватив на всякий случай своего внука от Мираншаха и Хан-заде Халиля, который, как покажет время, недалеко ушел от своего отца: ничего путного из него так и не вышло. Расстроенный безумством сына, Тамерлан навел-таки порядок: Мираншаха отлучили от власти, а его подельников казнили.
Пока он судил да рядил домашние дела, на окраинах его громадной державы закопошились недруги. Опаснее всего ситуация выглядела далеко на северо-западе – в Малой Азии, где набирал силу турецкий султан Баязид. Он прекрасно понимал, что не за горами война с этим прославленным своими громкими победами в Европе османом. Противником тот был достойным во всех отношениях! Поэтому Тамерлан решил прощупать возможности и намерения османского владыки и отправил к нему посольство под началом многоопытного эмира Барласа. Сам тем временем в очередной раз вторгся в Грузию, чтобы покарать взбунтовавшуюся было ее восточную часть. Тбилиси пал, и грузины были поставлены на колени.
Вернувшись на родину, Тимур выслушал все донесения разведок и посольства к Баязиду, поведшего себя крайне агрессивно по отношению к своему колченогому и однорукому визави. «Во что вмешивается этот бедолага? Не думает ли он, что имеет дело с неким диким племенем горцев или с трусливыми индусами? Ежели ему приспела охота сразиться, пусть приходит. Не придет – я сам его найду и буду гнать до Тебриза и Султании», – грозно-презрительно бросил он в беседе с тимуровым послом эмиром Барласа.
…Впрочем, имеется иная версия оскорбительного ответа преисполненного самомнения и иллюзий победоносного турецкого султана непобедимому среднеазиатскому владыке. Высокомерный турок призвал Тамерлана встретиться на поле боя: «Твои армии бесчисленны, пусть так; но что такое стрелы твоих стремительных татар против ятаганов и боевых топоров моих непоколебимых и непобедимых янычар? Я буду охранять князей, которые искали моего покровительства. Ищи их в моих шатрах. Если побегу от твоего оружия, пусть мои жены будут трижды отрешены от моего ложа; но если у тебя не хватает мужества встретиться со мной на поле битвы, может быть, ты снова примешь своих жен после того как они трижды окажутся в объятиях чужестранца».
Такого откровенного хамства «Железный Хромец» не прощал никому, даже такому опасному противнику как османский владыка, и вторгся во владения египетского султана!
По пути в Анатолию ему пришлось брать Сивас. На осаду и приступ ушло почти 2 недели – с 10 августа по 26 августа 1400 г. в наказание за сопротивление всех имевшихся в Сивасе христиан умертвили, причем в сугубо изуверском стиле. Четыре тысячи армян-землепашцев заживо закопали в землю – по 10 человек – в положении, напоминающем эмбриональное. Их жен привязывали к конским хвостам и волочили по земле, бросая при этом их детей под копыта скачущей галопом конницы.
