…Между прочим, принято считать, что, образовав в своем боевом построении широкие живые коридоры, римский полководец сразу решил несколько проблем. Во-первых, появилась возможность обезопасить своих солдат от «живых танков» врага; во-вторых, маневрировать велитами; в-третьих, создав пустые интервалы, уменьшить цели обстрела; в-четвертых, рассредоточив свои силы по полю, сократить численное превосходство врага; и, наконец, улучшить взаимозаменяемость и подстраховку своих войск. Правда, возникают вопросы: откуда он знал, что Ганнибал поставит своих слонов не на флангах, как он это обычно делал в предыдущих сражениях, а прямо перед строем, как это много лет назад с успехом проделал Ксантипп в битве против Регула?! Либо Сципион выстраивал свои войска уже после того, как это проделал Ганнибал, и ориентировался на его диспозицию, либо он все это гениально предвидел?! И почему Ганнибал не обрушился на него, пока тот выстраивал свои легионы и вспомогательные войска?! Как так случилось, что Ганнибал не заметил заранее приготовленные Сципионом промежутки-проходы между римскими манипулами для прохода слонов?! Неужели он не произвел разведки вражеской диспозиции тем или иным доступным ему способом?! Или хитроумный Сципион до последнего «не раскрывал своих карт» и отдал команду на образование проходов только после того, как противник начал сближение? В общем, вопросы, вопросы и еще раз вопросы. Сомнительные догадки – не лучшее подспорье в подобных ситуациях…
На левом фланге под командованием Лелия Сципион поместил 2 тыс. тяжелых римско-италийских всадников, возможно, численно превосходивших противостоявших им карфагенских кавалеристов, на правом – всю легкую 4-тысячную нумидийскую конницу Массанассы, которых было больше, чем нумидийцев Ганнибала. Им поручалась нелегкая задача: разбить вражескую конницу, рассеять ее по полю и нанести разящий удар с тыла многочисленной пехоте Ганнибала.
Несмотря на численное преимущество врага, Сципион счел нужным оставить резерв в виде части легковооруженных пехотинцев Массанассы.
Сам Сципион встал в центре.
…Кстати, оба полководца прекрасно понимали, что психологический настрой будет играть решающую роль в предстоящей схватке не на жизнь, а на смерть. Каждый из них перед битвой обратился к своим бойцам с напутствующими словами. Если Сципион сделал в своей речи упор на то, что проигрыш в Африке обречет их всех на рабство, а выигрыш сделает их хозяевами не только Африки, но всего Западного Средиземноморья, то Ганнибал свою речь построил по-другому. Через командиров иностранных наемников он воззвал к жажде добычи и уверил в неминуемости победы ввиду присутствия его самого и его испытанных ветеранов, которых он привез из 15-летней итальянской кампании. Карфагенянам он напомнил, что бывает с мирными гражданами, когда их покоряют римляне – рабство, рабство и еще раз рабство. К своей «Старой Гвардии» он обратился с особо проникновенными словами, напомнив им о многолетнем боевом товариществе и непобедимости, сказал он и о том, что предстоящую схватку нельзя даже сравнивать с тем, что им пришлось сотворить на склонах Тразименского озера и на равнине под Каннами. Сейчас римляне уступают им числом, и вообще это всего лишь жалкий осколок тех сил, что они уже неоднократно бивали на земле Италии. В общем, оба вожака говорили разными словами примерно одно и то же: «Наше дело правое! Победа будет за нами!!» Но если Сципион был краток и весел, то речь Ганнибала длилась намного дольше: толмачи долго переводили слова карфагенского полководца его разношерстному воинству. Он еще не закончил свою речь, а римляне уже начали наступать…
Излагать все версии судьбоносного сражения при Заме, где красной нитью проходит апологетическая идея античных историков, что такой гениальный полководец, каким, безусловно, был Ганнибал, не мог просто проиграть свою последнюю битву, а проиграл ее «красиво», уступив другому тактическому гению (Сципиону), не представляется возможным. Тем более что карфагенских источников по поводу этой битвы до нас не дошло, а римские сведения некоторыми современными историками принято считать явно ангажированными в сторону возвеличивания победы Рима в лице ее лучшего в ту пору полководца Публия Корнелия Сципиона.
По одной из наиболее известных, но отнюдь не всеми историками принимаемых версий, началась она весьма неожиданно.
Не успели кавалерии противников налететь друг на друга, как римляне одновременным ревом труб, сигналами рожков и просто громогласным боевым кличем уже перепугали плохо обученных, не привычных к такого рода шумам, не имевших никакой боевой подготовки, недавно пойманных (чуть ли не за год до битвы?!), диких слонов карфагенян. Кроме того, они, скорее всего, были молодыми, а в бою максимальную пользу могли приносить не только хорошо подготовленные, но и уже заматеревшие слоны. Вот малоопытный молодняк чуть ли не поголовно и двинулся… назад против своих левофланговых войск, внеся в их ряды панику и неразбериху. Особенно плохо пришлось нумидийской коннице: перепуганные слонами лошади не слушались всадников, уже готовившихся к атаке на вражеские ряды. Не мешкая, туда тут же направил своих всадников Массанасса, опрокинувший дезорганизованного врага.
Схожая ситуация произошла и на противоположном фланге, где римско-италийская кавалерия многоопытного кавалерийского военачальника Лелия тоже смогла обратить вспять слонов Ганнибала. Его кавалеристы, снабженные помощниками с огромным количеством дротиков, ухитрились сразу же обрушить на четвероногих гигантов пунов такой несмолкаемый ливень метательных снарядов, что бедные животные его никак не могли выдержать и тут же ретировались с поля боя.
Те же слоны, которые стояли прямо напротив римских пехотных легионов и все же устремились на них, оказались животными… сметливыми! Слегка потоптав римских велитов, они двинулись не туда, где их ждали плотные ряды тяжелых легионеров, ощетинившихся копьями, размахивавших мечами и осыпавших их пилумами! Они предпочли кинуться туда, куда и рассчитывал дальновидный Сципион – в зоны наименьшего сопротивления, т. е. в проходы между манипулами, то ли заранее заготовленные, то ли все же возникшие по команде Сципиона в самый последний момент, когда вражеские слоны пошли вперед, и Ганнибал уже ничего не мог поменять по ходу их атаки. Бежавшие от пунийской «бронетехники» велиты спрятались в поперечных проходах, откуда обрушили на нее перекрестный «огонь» дротиков и (огненных?) стрел. В считаные минуты 11 «боевых машин» оказались «подбитыми» шустрыми римскими велитами! Оставшиеся «живые танки» тут же стали неуправляемыми, бесполезными и повернули обратно. Вырвавшись из-под смертоносного ливня метательных снарядов римских коридоров, они кинулись направо, против своих тяжелых карфагенских всадников, внеся сумятицу. Сюда же двинул свою конницу и Лелий, уже прогнавший правофланговых слонов Ганнибала.
Получилось, что «бронетехника» пунийцев, не считая раздавленных велитов (они отчасти были на это обречены), не причинила врагу особо серьезного вреда, а вот своих солдат все же изрядно помяла и потоптала.
Итак, первый козырь Ганнибала – «живые танки» — оказался побит с ужасающей легкостью.
…Кстати, парадоксальный факт! Прекрасно знавший за долгие годы использования все «минусы» своей «бронетехники», великий Ганнибал раз за разом продолжал выпускать ее на поле боя. При этом КПД (коэффициент полезного действия) «живых танков» в борьбе с римской пехотой раз от раза становился все меньше и меньше, но искуснейший карфагенский полководец каждый раз словно надеялся на чудо и снова и снова «наступал на одни и те же грабли» – легко ожидаемую… непредсказуемость слонов в ходе боя! Так случилось и в последнем сражении «Ганнибаловой войны», где он выпустил на поле боя слонов после неполного года обучения, к тому же еще очень молодых, не готовых к выполнению поставленной им боевой задачи. Тут и матерые слоны-бойцы времен его битвы при Треббии могли бы сплоховать, не говоря уж об необкуренных «громом и порохом» слонах-новичках! Зато рассудочные и практичные римские полководцы, которых в первую очередь интересовала победа в бою, а не то, как зрелищно он протекал, хорошо изучив повадки слонов, все же избегали использовать этих непредсказуемых гигантов, чья эффектность обычно уступала эффективности. Впрочем, это всего лишь трактовка ситуации со слонами Ганнибала, толкование его предпочтений. Некоторые современные исследователи полагают, что описание атаки слонов Ганнибала в начале битвы при Заме вызывает определенное сомнение, мотивируя это тем, что погонщики якобы должны были их убить, как только стало ясно, что слоны стали неуправляемыми и готовы крушить своих?! Пытливый читатель вправе сделать свои собственные, возможно, противоположные выводы…
