Правым флангом командовал сам Антиох, левым – его сын Селевк и племянник Антипатр, центром – элефантарх Филипп, а легковооруженными застрельщиками Миннион с Зевксидом.
Римское боевое построение было традиционным для той поры.
Собственно римские легионы встали в центре, а по бокам от них – союзные им италийские. Справа от них расположились 2200 римской кавалерии, 800 всадников и 3000 пехотинцев пергамского царя Эвмена, а также два небольших отряда критян и тралов с легковооруженными ахейцами. Поскольку левое крыло римской армии упиралось в обрывистый речной берег, то оно было несколько слабее: здесь выстроились всего лишь 4 конные турмы. Две тысячи македоно-фракийских добровольцев остались защищать римский лагерь, а немногочисленных слонов римляне предпочли оставить в глубоком резерве, мотивируя это тем, что 16 слонам не устоять против 54 вражеских. Это подразумевает, что по военной традиции той поры слонов обычно выпускали против… слонов и численное преимущество зачастую оказывалось решающим. Римляне это прекрасно знали и не стали рисковать: опрокинутые римские слоны могли обратиться против своей же пехоты, внеся в ее ряды «разброд и шатание», что, скорее всего, привело бы к проигрышу.
Центр строя Публий Корнелий Сципион Африканский взял на себя, левый фланг поручил легату Луция матерому вояке Гнею Домицию Агенобарбу, а правый – пергамскому союзнику Эвмену II.
Ходили упорные слухи, что Сципион Африканский в сражении участия так и не принял якобы из-за болезни, уложившей его в постель. (Так ли это – проверить сегодня не представляется возможным!) Для римлян это, конечно, была большая потеря. И все же выход нашелся. Вместо не имевшего большого военного опыта Луция Сципиона руководство битвой взял на себя Гней Домиций.
Сначала Антиох бросил на правый фланг врага свои ужасные на вид колесницы, но их быстро остановили вражеские лучники, расстрелявшие… лошадей. Остатки грозного оружия помчались назад на своих всадников на верблюдах и катафрактов. Эвмен воспользовался возникшей в стане врага суматохой и неразберихой, бросив туда всю свою кавалерию, смял неприятеля.
Тем временем на противоположном крыле события развивались совсем иначе. Антиоху, возглавившему свою тяжелую конницу, удалось потеснить назад левый фланг римлян и даже попытаться проникнуть в их лагерь, но для этого у него не оказалось резервов. Только решительность военного трибуна спасла ситуацию. Всадники Антиоха были остановлены, а затем и отброшены с помощью вовремя подоспевших подкреплений из резерва. К тому же напуганные криками римских легионеров и ревом их боевых труб, слоны селевкидского царя, ставшие неуправляемыми, бросились назад и нарушили боевой порядок своих же «модернизированных» Антиохом фаланг, без разбору давя свою пехоту. Фаланги утратили свою целостность и способность обороняться: как известно, позднемакедонская фаланга была в безопасности до тех пор, пока она не сдвигалась с места. В результате воцарившейся неразберихи солдаты Антиоха обратились в паническое бегство. Сам же Антиох, вернувшийся на поле боя, увидев свои фаланги уничтоженными, понял, что битва проиграна, и тоже обратился в бегство – прямиком в свою столицу Сарды.
…Между прочим, зная от Ганнибала о преимуществах римского манипулярного строя, Антиох, очевидно, захотел «на ходу» сделать свою фалангу более гибкой и маневренной. С этой целью он предпринял попытку разделить ее подобно римскому легиону, состоявшему по фронту из 10 манипул. Теоретически он попытался «одним мановением своего гения» создать новый боевой порядок, сочетавший в себе ударную мощь македонской фаланги и маневренность римского легиона. Расчеты сирийского царя не оправдались. Римляне истребили изолированно стоявших слонов. Дробя не только фалангу, но и слонов, ставя их по двое в интервалах между звеньями фаланги, он сделал их весьма уязвимыми для атаки врагом. Тогда как собранные «в единый кулак», они, безусловно, являли собой силу, с которой приходилось считаться. Сочетание расчлененной фаланги со слонами сделало ее совершенно бессмысленной и беспомощной. Римские манипулы, выбив слонов только из одного интервала, легко сбивали с позиции всю фалангу. Другой глупостью Антиоха было чрезмерное углубление фаланги до 32 человек. Тем самым он сдавливал ее, а не растягивал по фронту, т. е. лишая себя возможности максимально растянуть свой строй. Когда враг «опрокинул» на фалангу ее же слонов с их легковооруженным прикрытием, то она, сосредоточенная на узком четырехугольном пространстве, уже не смогла ни двинуться вперед, ни развернуть свой строй из-за своей большой глубины и застыла в сугубо оборонительной позиции, представляя из себя отличную большую мишень. Лес длиннющих сарисс со всех сторон не спасал ее от методичного истребления с дистанции «огнем» разнообразных метательных снарядов. В общем, Антиох явно перемудрил, а ведь у него под рукой был гениальный тактик Ганнибал, поднаторевший в борьбе с грозными римскими легионами как никто другой среди полководцев ойкумены той поры. Так бывает, когда «сильные мира сего» почитают себя сильными во всем…
Латинские летописцы сообщают, что сирийский царь потерял в бою около 53 тысяч воинов (?), а римляне и пергамцы – всего 300 солдат и 50 всадников. (Оставим это утверждение на совести древних хронистов: во все времена победителям свойственно преувеличивать потери врага и, естественно, принижать свои!)
Важно другое: скрывшийся в Сардах Антиох признал себя побежденным. Он обязался выплатить Риму огромную дань (25 тысяч талантов против 10-тысячной контрибуции, полученной 12 годами раньше Римом с Карфагена), выдал 20 избранных заложников в обеспечение своей верности и увел свои войска из городов Малой Азии, удалившись за горы Тавра.
Особой статьей заключенного в 188 г. до н. э. в сирийском городе Апамее (названном так знаменитым диадохом Александра Македонского Селевком Никатором в память о любимой жене Апаме – дочери Спитамена, легендарного противника Александра Македонского) мирного договора между Антиохом и Римом стал пункт о выдаче «мятежника» Ганнибала. Всем стало ясно, что римляне никогда не успокоятся, пока зачинщик «Ганнибаловой войны» будет на свободе. Снова подняв оружие против римлян, старый карфагенянин как бы подписал себе смертный приговор. Отныне Рим стал добиваться его непременной выдачи для расправы со своим злейшим врагом.
Конфликт между человеком и Вечным городом зашел настолько далеко, что развязка была не за горами и не могла быть счастливой.
…Между прочим, Луция Корнелия Сципиона, вернувшегося в Италию еще осенью 189 г. до н. э., в ноябре того же года чествовали как триумфатора! Более того, его триумф прошел намного пышнее и роскошнее, чем торжества, устроенные в честь его брата в 201 г. до н. э. по поводу победы в 16-летней «Ганнибаловой войне»! Парадоксально, но факт! Таковы гримасы истории! Однако почетное звание Л.К. Сципиона Азиатского, каким он отныне именовался, конечно, никогда не могло сравниться блеском с прозвищем его выдающегося брата – Африканский!..
Но Ганнибала Антиох Риму так и не выдал!
Он просто не смог бы этого сделать, даже если бы очень сильно захотел. Мудрый старик все давно просчитал и… вовремя скрылся, причем сделал это задолго до роковой для Антиоха битвы при Магнезии.
