…Между прочим, первая морская победа Рима над Карфагеном у Милы напугала не только пунов, но и удивила самих римлян. Ее морально-психологическое значение – победоносное боевое крещение в столкновении с лучшими мореходами Средиземноморья той поры – оказалось столь велико, что они даже возвели в центре своего города ростральную колонну с надписью о количестве плененных неприятельских судов и прочих трофеях. Главным ее украшением являлись носы с таранами от 31 захваченного вражеского корабля. Потом это стало традицией, причем не только в Риме. К тому же этот успех настолько потряс римлян, что консул Гай Дуилий, командовавший римским флотом, был удостоен первого морского триумфа и совершенно исключительных почестей: по постановлению сената его должны были в общественных местах сопровождать два (или один?) флейтиста и факельщик, чтобы все видели и слышали: идет человек, первым сокрушивший господство карфагенян на море!..
Как говорят, «аппетит приходит во время еды»: после очередного удачного морского столкновения с пунами в 257 г. до н. э. у Тиндарида умы римлян посетила светлая идея – перенести войну в… Африку. Эта десантная операция позволила бы «взять за горло» карфагенян, подвергнув угрозе их столицу. Всю весну 256 г. до н. э. римляне усиленно готовились к этому грандиозному мероприятию. С обеих сторон в боевых действиях наступило затишье: карфагенская разведка донесла своим хозяевам, что Рим полностью сконцентрировался на попытке морского десанта на африканское побережье. Сами карфагеняне вовсю готовились к… контрудару. После неожиданного фиаско в битве при Миле Карфагену остро необходимо было одержать решительную морскую победу. Именно она давала им возможность рассчитывать на перелом в ходе войны на море в свою пользу.
Летом 256 г. до н. э. к берегам Африки римляне послали огромный флот из 330 судов разных классов (преимущественно пяти– и трехрядные военные корабли и транспортные суда) с десантной армией в 40 тысяч человек. У юго-западных берегов Сицилии, возле мыса Экном, римляне встретились с карфагенским флотом из 350 судов, несших почти 50 тысяч бойцов. Так и осталось неясным – зачем карфагенским адмиралам понадобилось иметь на борту такое огромное количество пехотинцев, которые в отличие от специально подготовленных морских пехотинцев римлян не обладали особыми навыками палубного боя?!
Именно у Экнома разыгралось одно из самых грандиозных (около 680 кораблей!) морских сражений в истории Древнего мира, решавшее судьбу острова Сицилия. Силы противников были равны, но суда пунов были легче и быстроходнее. В речах, обращенных к своим воинам, полководцы-флотоводцы обеих сторон подчеркивали, что победа в этой жестокой битве приведет к окончанию войны, а поражение подвергнет родину большой опасности. Жаркая экномская схватка на море принесла успех Риму во многом благодаря новой тактике римлян.
Флотоводцами пунов оказались: Ганнон, сражавшийся против Рима еще при долгой осаде Акраганте и известный римлянам по бою при Тиндариде, Гамилькар – бывший в этой паре главным. (Эти имена, между прочим, наряду с именами Гасдрубал, Ганнибал и Магон, были наиболее распространенными у карфагенян.) Они растянули свой флот в линию на очень большое расстояние, желая охватить врага с флангов в кольцо. При этом правое крыло под началом Ганнона состояло из самых быстроходных кораблей и очень далеко выдавалось в море – именно отсюда пуны планировали совершить резкий фланговый обход. Левое, возглавляемое Гамилькаром, было намного короче правого, поскольку имело форму крюка, загнутого назад, что могло позволить пунам в случае необходимости внезапно еще больше увеличить фронт.
Римские же суда, разделенные на четыре самостоятельных эскадры, поначалу выстроились гигантским треугольником (две – одна за другой и еще две – по краям), чья вершина оказалась полой, а основание – плотным, рассчитывая клином двинуться на вражескую тонкую линию. Но в последний момент римляне сумели разгадать вражеский замысел и успели растянуть свои головные эскадры в линию фронта.
По одной из версий того боя, он начался с того, что римский центр (две эскадры) устремился на вытянутую в ниточку вражескую линию. Противостоявший им карфагенский центр по приказу своего командира симулировал бегство. Уловка удалась. Когда преследовавшие их римские суда быстро оторвались от своих 3-й и 4-й эскадр, корабли пунов по команде стремительно развернулись и обрушились на врага с двух сторон, явно рассчитывая на преимущество из-за лучшей маневренности своих судов. Как только завязался морской бой в центре, в дело вступили и крылья карфагенского флота, напавшие на две оставшиеся римские эскадры. Сражение распалось на три отдельных схватки: в центре и на флангах. Эти три очага были отделены друг от друга значительным расстоянием и в тот момент практически никак не связаны между собой. Осуществлять общее руководство схваткой или даже изменить что-то в ее ходе было просто невозможно. Отсутствие места для маневрирования, наличие у врага «воронов» не позволили карфагенянам использовать лучшие мореходные качества своих судов и корабельных команд. Потесненный поначалу римский центр не только не отступил, но сам обратил врага в бегство, и одна из его эскадр вовремя бросилась на помощь своему левому флангу, который уже с трудом сдерживал натиск Ганнона и почти пал духом. Получив неожиданную поддержку, римляне стали давить на врага с двух сторон, который в свою очередь заколебался и стал стремительно отходить в открытое море, явно рассчитывая за счет своей быстроходности оторваться от численно превосходящего противника. Другая центровая эскадра римлян повторила маневр своих соратников, придя на помощь своему прижатому к берегу правому крылу. Впрочем, карфагеняне Гамилькара не зря опасались римских «воронов» и не очень-то спешили вступить в абордажный бой с «ощетинившимся» грозными «клювами» врагом. Внезапно навалившаяся с тыла центровая римская эскадра решила исход «противостояния».
Оба римских консула – Марк Аттилий Регул и Луций Вульсон Манилий (Манлий) – вопреки римской традиции, запрещавшей военачальникам рисковать жизнью во время боя, храбро рубились в первых рядах, всем своим примером вдохновляя римских солдат на подвиги. Лишившись в абордажных боях 94 кораблей (64 попали в плен, а 30 оказались потоплены), пуны были вынуждены отступить. По отдельности более быстроходные карфагенские суда лучше маневрировали, но разделенный на отдельные эскадры римский флот лучше взаимодействовал между собой, своевременно обрушиваясь на врага там, где того неотложно требовало развитие сражения. К тому же вся четверка римских «адмиралов» брала инициативу в свои руки и лучше контролировала ход боя. В свою очередь Ганнон с Гамилькаром недооценили стойкость и упорства рядового состава римского флота.
…Между прочим, если победу Рима при Миле карфагеняне пытались объяснять неожиданным применением секретного оружия («воронов»), то сражение при Экноме показало, что римский флот – это сила, с которой следует считаться. Очередной морской успех римлян еще раз подтвердил возросшее значение абордажного боя – таранный удар корабля в корабль стал терять свое значение. Благодаря «ворону» взятый на борт и умело сражавшийся в абордажном бою римский пехотинец одерживал победу над более умелым карфагенским моряком, у которого с той поры возникла очень опасная болезнь… «воронобоязнь». Таковы гримасы истории…
