…Кстати сказать, и иберы (испанцы), и галлы не являлись высокопрофессиональными наемниками и, воюя каждый по-своему, порой не были лучше и опытнее римских ополченцев-легионеров той поры…
Поскольку по дисциплинированности и выучке, экипировке и вооружению карфагенская пехота уступала римской, то наибольший эффект Карфагену приносила его конница, как иберийская, так и легкая, нумидийская. Выросшие в седле, полуголые кочевники-нумидийцы из Северной Африки были прирожденными всадниками и не пользовались ни уздечкой, ни седлом, сидя на накидках из леопардовых шкур. Для управления своими очень низкорослыми и поджарыми, но зато выносливыми, быстрыми и послушными лошадками (так называемыми ливийскими пони) они применяли ноги и веревку, накинутую им на шею, а также голос и удары древка легкой пики. Поскольку верховая езда была доведена ими до циркового искусства, то в отличие от других всадников, державших одной рукой поводья, они могли сражаться обеими руками, одновременно орудуя длинным кинжалом и боевым тесаком либо ловко и быстро бросая дротики с обеих рук. Непревзойденные вольтижеры, они использовали в бою сразу две лошади, в случае надобности перескакивая с одной на другую прямо на скаку. Их сила заключалась в стремительности: они могли легко нагнать более неповоротливых всадников или при желании столь же быстро от них оторваться. Всевозможные ложные отступления, отвлекающие маневры и внезапные нападения – вот их стихия, где они чувствовали себя как рыба в воде. Перестрелка и засада – здесь они тоже были хороши. Зато защитных доспехов в отличие от тяжелой иберийской кавалерии, чьи лошади носили кожаные нагрудники, они не имели и прикрывались лишь небольшим круглым легким щитом.
…Между прочим, в войнах с Римом карфагенская (особенно нумидийская) кавалерия не раз докажет свое превосходство над вражеской конницей, и во многом благодаря ей лучший карфагенский полководец Ганнибал сможет воевать с Римом в Италии целых 16 лет! И только когда она обессилет от многолетних лишений, Ганнибалу придется покинуть Италию. И лишь после того как выдающийся римский полководец Публий Корнелий Сципион-Младший (или как его величали благодарные соплеменники – Африканский) сможет заключить военный союз с нумидийским принцем Массанассой (Массиниссой), именно с помощью его превосходной конницы он сможет окончательно одолеть Ганнибала…
Вопреки сложившемуся мнению в карфагенской армии был свой осадно-метательный парк (большие и малые катапульты с баллистами), столь присущий армиям времен Александра Македонского и его преемников-диадохов, которые почти 40 лет воевали друг с другом за обладание различными частями гигантской империи покойного воителя и весьма существенно усовершенствовали машины для осады крепостей.
Характерно, что наличие в карфагенской армии разных народностей со своим специфическим вооружением, воинскими традициями (своей тактикой ведения боя) и своими вожаками-командирами обусловливало необходимость максимально эффективного использования их сильных сторон и предельной нейтрализации их слабых сторон. Талантливым карфагенским полководцам, например, Ганнибалу и его отцу Гасдрубалу обычно это удавалось. Но у других, не столь одаренных военачальников, это порой не получалось, и тогда случались не только фиаско, но и катастрофы. При этом примечательно, что если карфагенская армия терпела поражение, то нередко ее предводитель кончал свою жизнь на кресте, причем приговор приводили в исполнение его наемники.
Глава 3. «Живые танки» Карфагена: фантастика и факты
Совершенно особую роль в армии пунов играли… «живые танки». Именно для них в городских стенах Карфагена были оборудованы специальные «ангары» – стойла на 300 боевых слонов. Не посвятить античной «элефантерии» – сколь грозному, столь и экзотическому роду войск – отдельную главу нельзя никак.
Дело в том, что эти «живые танки» стали обязательным родом войск в античную пору еще с конца IV века до н. э., т. е. с эпохи войн диадохов (полководцев) легендарного Александра Македонского.
Сам великий македонец, не оставлявший без внимания ничего, что сулило ему, Богу Войны, улучшение боевой техники, включил попавших к нему в руки или подаренных сатрапами индийских слонов в свою армию. Известно, что у него было около 200 слонов, однако смерть не позволила ему использовать их в деле.
Долгое время вокруг применения в древних войнах слонов было очень много надуманного и небылиц, превращавших эту весьма любопытную тему в предмет неадекватных спекуляций со стороны разнообразных «акробатов от истории», в том числе военной.
Эта тема продолжает успешно разрабатываться специалистами разного профиля, в частности, отечественными (А.В. Банников, К.Ф. Нефедкин и др.), по крупицам собирающими утерянную «мозаику» завлекательной истории «элефантерии». И все же некоторые выводы уже сделаны, и степень их взвешенности не вызывает особого сомнения.
Начнем с того, что первыми на войне стали применять слонов в Индии: то ли во второй пол. II тыс. до н. э., то ли все же лишь на рубеже II–I тыс. до н. э.?! Единой точки зрения по этому вопросу до сих пор нет, но не это суть интересующего нас вопроса. Важно другое: как, где, когда и какие виды слонов и, что самое важное, с какой эффективностью, могли использоваться человеком на войне.
При этом надо учитывать две позиции по этому крайне экзотическому вопросу: скептический и апологетический.
Сторонники негативного взгляда на эффективность боевых слонов склонны считать, что боевые слоны (элефантерия) на полях сражений античной эпохи, хотя и были новым шагом в развитии военного дела, но применение их было достаточно узким. Многие полагали, что боевые слоны производили скорее психологический эффект своей гигантской массой, грозным видом, устрашающим ревом и впечатляющей военной атрибутикой, навешанной на них, чем приносили реальную пользу. Утверждалось, что они вышли из моды не только по причине совершенствования профессионального мастерства солдат, умело с ними боровшихся, но и из-за того, что их содержание, как в мирное время, так и тем более на войне, и «обслуживание» в походе (пищевой рацион, его объем и т. п. и т. д.) стоили очень больших денег. А это, в конце концов, как правило, становилось обременительным даже для очень богатых государств. В результате сложилось мнение, что выгода, получаемая от применения этого рода войск зачастую не компенсировала той степени риска, которая сопутствовала присутствию боевых слонов на поле боя из-за их порой весьма неадекватного поведения в условиях непредсказуемого развития хода сражения. Тем более, что известные нам сражения с применением «слоновьего корпуса» часто заканчивались весьма неоднозначно для применявшей их стороны. А ведь она поначалу явно рассчитывала на эту «живую бронетехнику» как на весомый фактор для победы над противником, либо не имевшим боевых слонов, либо не в таком большом количестве.
Польза от применения самой тяжелой боевой «техники» той поры, как говорят скептики, не всегда и не везде могла быть одинаковой.
То, что было хорошо в Индии, аргументируют они, а именно оттуда боевое применение слонов пришло в Малую Азию и Европу, не было столь же успешно против высокоорганизованных европейских воинов. Знакомые с ними, не боявшиеся их, они умели и избегать их, и нападать на них. Успех в бою был у слонов против народов, которые их никогда не видели, а также против всадников, чьи лошади их боялись.
