Однако все эти ухищрения, безотказно действовавшие на «семпрониев» и «фламиниев», не приносили теперь никаких результатов.
И действительно, прекрасно понимая, что время работает на римлян и, ведя войну на уничтожение, долго Ганнибалу в Италии не продержаться, Фабий избрал необычный, но, как оказалось, единственно верный способ ведения войны против такого блестящего тактика, каким, безусловно, был пунийский полководец. Уклоняясь от сражения в открытом поле, где вражеская конница имела бы большое превосходство, он шел по возвышенным местам следом за Ганнибалом, мешая грабить окрестные земли. Более того, он прекрасно понимал, насколько опасен его соперник и, не переоценивая свои собственные полководческие возможности, а также боевые качества недавно мобилизованных новобранцев, избрал войну на истощение. Учитывая свои почти неисчерпаемые ресурсы, Фабий мог себе это позволить.
Над ним смеялись и обзывали его «Ганнибаловым… дядькой»! Рассказывали, что более других усердствовал его злейший враг… начальник римской конницы Марк Минуций Руф: он в присутствии всех и каждого поносил Фабия последними словами, всячески возбуждал презрение к диктатору, обвинял его не только в невежестве в ратном деле, но и в трусости. Причем от раза к разу его аудитория все увеличивалась и увеличивалась! «Зерна» недовольства падали на благодатную почву: ведь от ганнибаловых головорезов, в первую очередь, страдали простые земледельцы, т. е. рядовые легионеры. Но «премудрый» (так его величали апологетически настроенные античные авторы) Фабий стоически не обращал на это внимания и делал, как считал нужным, а своим друзьям спокойно отвечал, что бояться насмешек и поношений еще постыднее, чем бояться врага. Тщательная подготовка к длительному походу римской армии, запасы продовольствия и хорошие вьючные животные обеспечивали высокую мобильность солдат Фабия. Ему не нужно было часто менять местоположение для пополнения запасов. Его воины нападали на отряды вражеских фуражиров, уничтожали продовольственные запасы, затрудняя всеми способами снабжение карфагенской армии. Свои же небольшие группы фуражиров Фабий всегда прикрывал сильными конно-пехотными отрядами, и почти во всех стычках римляне брали вверх.
Так потихоньку им возвращалась былая уверенность – так копились силы для будущего решительного противостояния пунам в открытом поле.
Побудить Фабия к большому сражению Ганнибалу не удавалось, атаковать занятые врагом выгодные позиции он тоже не стремился. К тому же ни один италийский город на его сторону все еще не перешел (и это несмотря на все его победы над Римом!), карфагенский полководец принял смелое решение: двигаться еще дальше на юг благодатного Апеннинского полуострова. И новые италийские провинции, еще не испытавшие всех тягот войны, стали объектами для грабежа и насилия: сначала очень богатый Самний, а затем и столь же привлекательная Кампания! Оставаться все время на одном месте тоже было нельзя: без побед и успехов, без грабежа новых земель воинство Ганнибала могло утратить свои боевые качества. В отсутствие союзников (рассчитывать на местное население пока явно не приходилось!) одиночество пунийской армии ощущалось весьма заметно – и с каждым днем все острее.
…Кстати, в ходе взаимных маневров Ганнибал пересек небольшую речку Ауфид (современная река Офанто) вблизи небольшого городка Канны (ныне Монте ди Канне), служившего римлянам продовольственным складом во всей богатейшей провинции Апулия. Все подмечавший, наблюдательный карфагенянин не только принял во внимание донесение своей разведки о роли этого городка в снабжении римской армии, но и внимательно изучил местность; ничто не ускользнуло от внимательного взора его единственного, но всевидящего ока. (Любопытно, но научно доказано, что когда человек лишается одного из двух глаз, то другой нередко начинает работать за двоих!) Место ему понравилось, и он явно что-то задумал. (Правда, своими мыслями осторожный пуниец, как водится, ни с кем не поделился!) Но придет время, и звучное слово «Канны» навсегда войдет в историю военного искусства как непревзойденный образец полководческого искусства всех времен и народов. Но все это будет потом, а пока…
А пока для соблюдения между собой и Ганнибалом безопасной дистанции Фабию приходилось проявлять недюжинное хладнокровие, так как провокации со стороны коварного Одноглазого Пунийца не прекращались. Особо трудно стало ему сдерживать своих солдат, когда, оказавшись в плодороднейшей Кампании, он стал ежедневно лицезреть дым от пожаров горящих повсюду деревень и целых плантаций виноградной лозы, дававшей знаменитое фалернское вино. В римских легионах служило множество земледельцев, им было больно осознавать, что они не могут помешать врагу мародерствовать на полях их родственников и друзей. Конечно, земледельцы могли спасти свои жизни, стремглав бежав в окрестные более или менее укрепленные города, но все свое «горбом нажитое» хозяйство они, естественно, теряли навсегда. В такой ситуации время работало против Фабия – росло недовольство и напряжение в обществе – очень скоро достаточно было какого-то мало-мальски значимого просчета и над головой диктатора мог «повиснуть дамоклов меч». Тем более, что врагов у него было достаточно, и один из них постоянно был под боком, спал и видел, как бы ему подсидеть Кунктатора. Римскому диктатору приходилось проявлять большую выдержку, чтобы не позволить своему начальнику конницы азартному Минуцию, нарушив игру в «догонялки», попасть под удар Ганнибала.
…Между прочим, Ганнибал на этом не остановился и, задавшись целью вывести диктатора из себя, придумал очень сложное испытание для него. Узнав от перебежчиков, что именно в Кампании находятся земли, принадлежащие Фабию, он приказал своим солдатам вытоптать и выжечь все окружающие поля, сохранив в неприкосновенности владения римского диктатора. Одновременно он велел распустить слух, что такая странная разборчивость объяснялась тайным сговором Фабия с карфагенским полководцем…
Рассказывали, что, пытаясь вызвать Фабия на открытое сражение, Ганнибал писал ему: «Если Фабий такой великий полководец, как он себя считает, то должен спуститься в долину и дать сражение». Римский полководец, якобы без тени смущения, отвечал: «Если Ганнибал такой великий полководец, как о себе думает, то пусть принудит меня дать это сражение» – и продолжал следовать за ним, не спускаясь с окрестных холмов для боя в долину.
…Поглядывая на холмы, занятые легионами Фабия, пунийский военачальник говорил: «Когда-нибудь эта туча, обложившая вершины, прольется дождем и градом!» Одна такая «гроза», грянувшая близ города Казилина, едва не погубила карфагенскую армию. Местность, где противники занимались хитроумным маневрированием, представляла собой естественный лабиринт узких долин и коварных ущелий. Римской армии, которая двигалась поверху, было легче ориентироваться на местности, чем карфагенянам, шедшим по долинам. К тому же пунам пришлось столкнуться с языковой проблемой, поскольку обитавшие здесь люди не понимали ни латинского языка, ни греческого. Стремясь перекрыть римлянам дорогу в богатую Кампанию, для этого надо было захватить город Касин, контролировавший горный перевал, через который из Лация проходила Латинская дорога, Ганнибал едва не попал в ловушку! Проводник, не поняв (или не захотев понять?!) его пунийского произношения, повел его не к Касину (Казину), как он приказал, а к Казилину, расположенному в самой сердцевине лабиринта окрестных горных долин с обилием узких ущелий с крутыми стенами.
