Напомним, что для значительной части легионеров это был первый бой в их жизни!
По сути дела это был ключевой момент сражения!
…Между прочим, еще в древности было известно, что воин способен сражаться с максимальной отдачей не более 10–15 минут. Чтобы одолеть одного врага в бою, требуется немало сил и энергии. Можно сразить не одного, а двух и трех врагов, но если после того как они оказываются повержены, перед воином возникает очередной противник, а за его спиной «маячит» следующий, и получается, что им нет конца и края, то начинают сказываться моральная и физическая усталость от непрекращающейся работы… «мясником»! Если в этот момент, когда строй уже утрачен, раны кровоточат, соратники погибают, нервы сражающихся напряжены до предела, а боевой дух иссякает, воины почувствуют, что в тылу творится что-то неладное, то… жди беды!!!
Тем временем основной массе нумидийцев Махарбал поручил заняться их коронным делом: преследовать отступившую кавалерию противника, а тяжелых всадников Гасдрубала – более пригодных для таранного удара и ближнего боя – бросил на помощь ливийской пехоте, громить с тыла зажатые в тиски римские легионы. До этого момента у римлян еще был небольшой шанс либо прорваться или, по крайней мере, в порядке отойти назад. Вряд ли всадники пунов отчаянно врубались в плотные массы легионеров: скорее у них была другая задача – не дать тем кинуться на прорыв из замкнувшегося кольца окружения.
И хотя после нападения с тыла многочисленной вражеской кавалерии римляне какое-то время еще пытались держать круговую оборону, но коллапс уже наступил, а судьба битвы – решена.
…Кстати, кое-кто из особо пытливых историков предполагает, что после того как римская пехота оказалась в окружении, солдаты Ганнибала еще несколько часов работали подобно заправским мясникам на скотобойне: беспрерывно резали и кололи бесформенную и беспомощную массу легионеров, словно баранов. Следует уточнить, что на самом деле рукопашный бой, а во всех сражениях древности именно он был решающим моментом, дело изнурительное как для мышц, так и для психики. Нескончаемой сечей он по определению быть не мог. На самом деле бойцы то набрасывались друг на друга, то отступали назад, собираясь с силами и духом. Причем ближний бой мог продолжаться не более нескольких минут. Пока противники делали передышку, они могли продолжать кричать, размахивать оружием и вызывать друг друга на бой. Напряжение продолжало возрастать, затем кто-то не выдерживал, снова кидался в бой, а за ним и другие храбрецы. Одиночный бой мог перерастать в новую массовую сшибку-резню. Так могло продолжаться достаточно недолго, пока снова обессиленные бойцы не расходились в стороны. И так в течение нескольких часов, пока не наступало всеобщее изнеможение. То же самое могло происходить и в финале Каннского сражения, когда римские легионеры попали во вражеское кольцо. Но если воины карфагенян могли позволить себе отхлынуть назад для передышки, то окруженным римлянам отступать было некуда. Следовательно, инициатива в продолжении бойни была всецело в руках окруживших врага пунов. Не исключено, что не все римляне оказались готовы сопротивляться до последнего. В какой-то момент еще живых легионеров могла охватить паника и вся многотысячная толпа, словно мечущееся стадо, кинулась на прорыв, причем не в одном месте, а сразу в нескольких – слабые места и даже разрывы во вражеском кольце наверняка имелись. Ценой гибели десятков, сотен, а то и тысяч римлян кое-где оно могло быть прорванным, и преследуемые врагом обезумевшие толпы беглецов могли устремиться кто – куда. И даже рассеяться по окрестностям! Скорее всего, так оно могло и быть! Вряд ли солдатам Ганнибала удалось вырезать абсолютно всех окруженных легионеров! Недаром же известно, что из выживших в битве легионеров было потом сформировано два полных легиона.
Итак, задумка Ганнибала сработала: пока галло-иберы увлекали, медленно отступая, римские легионы в «ливийскую» ловушку, пунийская кавалерия успела разгромить и прогнать вражескую конницу и, вернувшись на поле боя, замкнуть окружение. Выполнить этот план могла только очень хорошо подготовленная армия с очень толковыми военачальниками и офицерами. Никогда более у Ганнибала уже не будет такой армии с таким кадровым составом.
«На войне – как на войне»: в первую очередь погибают лучшие из лучших.
Битва при Каннах длилась почти 12 часов. Часть окруженной римской армии полегла на берегах Ауфида. Кое-кто из античных историков называл астрономическую цифру в 70 тысяч убитых! Если учесть, что, не считая оставленных на охрану лагеря легиона и 10 тысяч союзников, всего в битве у римлян могло участвовало около 70 тысяч воинов, то получается, что тогда у них полегли все до единого! Истинную картину всего произошедшего при Каннах мог откорректировать сам Ганнибал, но мемуаров он, как известно, не оставил либо они не дошли до нас. Римские историки, чьи сведения сохранились, получали информацию о случившемся под Каннами от спасшихся римских солдат, бередящие душу рассказы которых могли слиться в эпическое повествование о невиданной катастрофе, постигшей все римское войско.
Долгое время казалось, что ближе к истине, наверно, те, кто говорит о гибели 47 тысяч пехоты и 2700 всадников – в общем, что-то около 50 тысяч?! Но некоторые современные историки подвергают сомнению и эти цифры римских потерь, не без оснований полагая, что убить такое количество людей холодным оружием очень сложно. Дело в том, что сколь ни развивалось холодное оружие, для того чтобы убить неприятеля, одного удара обычно не хватало. Даже смертельно раненные бойцы могли оказывать сопротивление, находясь в том состоянии яростного запала, который придавал силы для последнего ответного удара, взмаха, т. е. биться до последней капли крови. С другой стороны, в тесноте любое движение мечом находило цель, многие раненые гибли от потери крови или оказывались затоптаны сражающимися.
Сегодня наиболее трезвомыслящие исследователи военного дела не исключают, что на самом деле римляне потеряли убитыми все же меньше, чем принято считать, полагая, что минимальная цифра может колебаться от 12 до 18 тысяч человек.
В то же время поистине фантастическое число погибших могло быть значительно преувеличено римскими летописцами за счет тех, кто все же смог уйти с поля боя и рассеяться по окрестностям. Получается, что эти воины нарушили принципы римской доблести, и их соотечественники-историки предпочли объявить их погибшими, чем признать, что они спасли свою жизнь бегством. Напомним, что только из тех беглецов, что не рассеялись по Италии, а все же добрались до Рима, вскоре было сформировано целых два легиона! (Не здесь ли кроется один из секретов удивительно быстрого возрождения военной мощи Рима после тяжелейших поражений сначала при Тразименском озере, а потом и при Каннах?!)
В то же время за давностью веков установить истину в отсутствие аргументов и фактов с помощью лишь догадок и предположений – пусть и не лишенных перспективы – проблематично.
Вместе с тем известно, что сложили головы: консул прошлых лет Гней Сервилий Гемин и бывший начальник конницы Фабия Максима забияка Марк Минуций Руф, консул Луций Эмилий Павел, 80 сенаторов и бывших преторов и эдилов, бившихся в общем строю, а также 21–29 из 48 военных трибунов, два квестора и 2/3 офицерского состава! Среди высших офицеров только Варрону удалось спастись, умчавшись с отрядом в 70 всадников (по другим данным – в 700?) в соседнюю крепость. Около 20 тысяч римлян попало в плен к всадникам Махарбала, а оставшиеся в живых тысячи (либо даже десятки тысяч?!) растерянных и совершенно деморализованных людей смогли спастись бегством. Какая-то часть из них то ли пропала без вести, то ли просто перебежала к Ганнибалу, в частности, так могли поступить италийские союзники Рима.
